Кто-то призван к ответу,

Кто-то к Всевышнему,

А кто-то кому-то служить.

Господи правый!

Кто же научит жить?

В. Сундаков. «Кто?»

В этот момент мне как-то становится понятно необычайное слово о том, что времени больше не будет.

Ф.М. Достоевский. «Идиот»

И люди вдруг поняли, что они остались совсем одни, и разом почувствовали великое сиротство.

Ф.М. Достоевский. «Дневник писателя»

ГЛАВА 1
АТАКА

Движения не ощущалось, но он совершенно точно знал, что Вселенная продолжает стремительно расширяться, катастрофически теряя плотность и связность. И вот наступил момент, когда сила гравитации уже не в состоянии была удерживать звезды в границах галактик. Начался неудержимый и быстрый распад звездных спиралей, напоминающий издали – с расстояния в сто тысяч световых лет – грандиозный фейерверк.

Изумительно красивая трехрукавная спираль, вмещавшая более двухсот миллиардов звезд, внезапно потеряла четкие очертания, на глазах стала расплываться, распухать, увеличиваться в объеме, превращаться в зыбкий туманно-сверкающий шар, который также продолжал расширяться, бледнеть, гаснуть и рассасываться. Процесс закончился неслышимым эфемерным взрывом: тающие вихри звезд прянули во все стороны с возрастающей скоростью, превратились в прозрачно-искристые струйки, в свою очередь продолжающие расплываться светящимся призрачным дымком. Еще несколько мгновений – и от сияющей звездной системы не осталось ничего, кроме уносящихся в бездны пространства редких светлячков-звезд!

Впрочем, та же судьба постигла и остальные галактики, входящие в местное скопление. Они тоже превратились в колоссальной величины световые взрывы, в расширяющиеся сферы, быстро редеющие и улетающие во тьму космоса, как искры костра.

Вселенной завладела тьма. Пока еще не абсолютная, не полная: исчезли только звездные острова, гигантские структурные образования, эллиптические, шаровые и спиральные, сами же звезды, сохранившие в большинстве своем планетные системы, продолжали светить.

Но вот подошла очередь и планетных систем. Сила, разрушившая галактики, добралась до более мелких объектов.

Сначала начали отрываться и уноситься в космические дали крайние планеты систем. В Солнечной системе это были Плутон со своим спутником Хароном и Нептун, хотя справедливости ради следовало бы сказать, что первыми «откололись» астероиды и ядра комет из облака Оорта и кольца Койпера, замыкавших границы Солнечной семьи.

Затем наступил черед больших внешних планет – Урана, Юпитера и Сатурна, а за ними мячиками заскакали по космическим «полям» Марс, Земля, Луна, Венера и Меркурий, удаляясь от распухшего и покрасневшего светила.

Некоторое время ничего особенного не происходило. Если не считать того, что лишенная притока солнечной энергии жизнь на планетах замирала, засыпала, пыталась спрятаться в недрах. Но по мере остывания ядер жизнь окончательно покидала сферические тела планет, и они превращались в холодные каменно-металлические и ледяные глыбы, покрытые сетью трещин и слоем замерзших газов.

Однако процесс расширения пространства не останавливался, наоборот, все больше ускорялся, вовлекая все новые и новые уровни материи в колоссальной протяженности взрыв. А точнее – разрыв! И ничто в мире не могло остановить этот чудовищный процесс!

Первыми начали растрескиваться, разваливаться, разрываться, распадаться на куски планеты поменьше – Луна, Меркурий, спутники Юпитера и Сатурна, превращаясь в фонтаны разлетающихся во все стороны осколков.

Картина разрушения повторилась даже в деталях, разве что разрыв планет, астероидов и более мелких небесных тел не сопровождался столь масштабными фонтанами огня, как распад звезд. Световых извержений и вспышек было меньше, и после них космосом завладела глубокая всеобъемлющая темнота. И тишина.

Но ненадолго.

Вслед за разрушением достаточно больших твердых материальных образований наступила очередь другого уровня: сила, растягивающая пространство, добралась до молекул и атомов.

Космос буквально вскипел!

Тьму смыло море огня! Засверкали и заискрились бесчисленные пылевые и газовые облака – все, что осталось от звезд и планет! Потоки и паутинки света, исторгнутые атомами при сбрасывании «шубы» электронов, соединились в удивительно красивую мозаичную объемную вуаль. И погасли! По необъятным просторам расширяющегося Мироздания мчались теперь плазменно-ионные сгустки, ядра атомов, ионы и электроны, теряя остатки энергии.

Но и этот период «атомного Апокалипсиса» длился недолго. Буквально через несколько мгновений начали распадаться ядра атомов, а вслед за ними – сами элементарные частицы: протоны, нейтроны, мезоны, электроны. Новое вселенское пламя охватило пространство, превращая космос в одну колоссальную плавильную печь…

Последними разорвались «кирпичики» Мироздания, кварки и квадруполи, образующие основу основ – вакуум, великую «пустоту» Вселенной. В вечно кипящем «суперхаосе» Большой Вселенной образовался не выразимый никакими словами, необъяснимый, не поддающийся никаким оценкам, измерениям и чувствам провал! Абсолютная пустота!..

Маттер вышел из операционного поля инка, нарисовавшего ему в логарифмическом масштабе времени панораму гибели Вселенной от Большого Разрыва, некоторое время сидел неподвижно, глядя перед собой ничего не видящими глазами. Потом потер темя ладонью, взял со стола чашку с остывшим чаем и залпом выпил. Пробормотал глубокомысленно:

– Впечатляет, однако… Может быть, Дан прав? Мы зря сопротивляемся, спасая человечество? Спасать-то надо кое-что посерьезнее…

В сердце внезапно вошло беспокойство.

Герхард встрепенулся, быстро переключил сферы внимания, просканировал здание института ментальным «локатором».

Интуиция встревожилась не зря. В здании ИВКа появилась область негативных эмоций и устремлений, от которой потянулись незримые «щупальца» подозрительного внимания к той территории Института, где в данный момент работал Маттер. А поскольку ученый давно жил по законам «оккупационного режима» – в связи с преследованием интрасенсов, то готов был к любой неожиданности. В данном случае «нештатные колебания» ментальных полей означали появление чужих и, судя по всему, опасных людей. Которые, вероятнее всего, работали на Службу.

– Пора, – вслух проговорил Маттер, с сожалением окидывая взглядом свой уютный рабочий модуль. – Недолго музыка играла…

Над столом бесшумно развернулся бутон виома, на хозяина кабинета глянул своими прозрачно-голубыми глазками начальник безопасности Сопротивления Карл Золотько:

– Немедленно уходите, Герхард! За вами пошла обойма охотников! На пару минут мы их задержим, но не хотелось бы устраивать серьезную перестрелку.

– Трудновато менять образ жизни.

– Я вас понимаю. Но у каждого мужчины нашего с вами возраста наступает период, когда чистые носки проще купить.

Маттер вздернул лохматые брови.

– Это вы о чем?!

– Я родил это изречение, когда от меня ушла жена. Применительно к нашей ситуации оно переводится так: позаботьтесь о главном, в данном случае – о собственной шкуре, остальное доверьте обслуживающему персоналу. Метро Института заблокировано, поэтому поднимайтесь на сорок третий уровень, на балконе холла вас будет ждать экипаж.

– Конечный пункт высадки?

– Первая база, естественно.

– То есть остров Завьялова. Что ж, можно работать и там.

– До встречи.

Виом погас.

Маттер встал, прошелся по тесному помещению, доставая из ниш и рассовывая по карманам личные вещи и безделушки, подаренные друзьями, сделал прощальный жест:

– Бай, Зигфрид.

– Прощайте, – вежливо ответил инк модуля.

Через несколько минут ксенопсихолог сел в четырехместный флайт с эмблемой УАСС на борту, и аппарат унес его в небо над Рязанью, пронизанное сверкающими «снежинками» транспортной метели.

* * *

Джума Хан слушал командора Погранслужбы с преувеличенным вниманием.

Аюба Джонсон, сменивший на этом посту Калину Лютого, был медлителен, философски обстоятелен, любил порассуждать на тему влияния вверенной ему структуры на безопасность цивилизации и не терпел возражений. В сущности, он был неплохим руководителем, в меру жестким и решительным, но доктрину властей по отношению к интрасенсам поддерживал неукоснительно и старался выживать их из рядов пограничников всеми доступными методами. Даже если интрасенсы приносили пользу большую, нежели рядовые сотрудники.

– Он прекрасный аналитик, – не выдержал Хан; речь шла о Винсенте де Гас-Артаньяне, молодом пограничнике, работающем в отделе эфанализа Погранслужбы; Винсент работал еще и на Сопротивление, но об этом командор не догадывался.

– Он слишком самолюбив, нетерпелив и самонадеян, – упрямо поджал губы Аюба Джонсон; широкий – на пол-лица – нос (Аюба был южноафриканским негром) придавал ему странное выражение: казалось, что командор всегда улыбается. – К тому же его способности не намного выше, чем у нормалов. А поскольку он раздражает людей, что не способствует поддержанию спокойной рабочей обстановки в коллективе, мы приняли решение уволить этого… мушкетера.

Хан усмехнулся.

Среди своих Винсента действительно называли мушкетером и д’Артаньяном, хотя никакого отношения к знаменитому французу, герою произведений Дюма, он не имел.

– Жаль. – Джума встал, мельком посмотрел на прозрачную стену-окно; беседа происходила в кабинете командора, венчающем одну из башен здания УАСС. – На мой взгляд, парень приносит нашей службе немалую пользу. Но дело ваше, вы отвечаете за структуру, вам и решать.

– Да, мне, – набычился Аюба Джонсон. – И мне не нравится, что вы продолжаете защищать ненормалов… я имею в виду этих людей, интрасенсов. Они всем только мешают.

Хан еще раз глянул на окно, где снова мелькнул корпус какого-то летательного аппарата. Случайно или нет, но пилот пинасса дважды заглянул в кабинет главы Погранслужбы, что едва ли можно было объяснить простым любопытством. И тотчас же в ухе Джумы заговорила скрытая от посторонних глаз рация:

– Джу, вокруг вас началась суета. Предлагаю тихо уползти по императиву «змея».

– Не вижу веских причин, – сказал Хан.

– Что? – не понял Аюба Джонсон.

Серебристый пинасс, отмеченный красным когтистым драконом – эмблемой пожарной службы, пролетел мимо окна в третий раз.

– Да, – вынужден был признать Хан. – Наверное, вы правы, Карл. Запускайте свою «змею».

– Что вы бормочете? – удивленно встопорщил брови командор.

Джума, не отвечая, подошел к стене-окну, глядя на панораму бескрайнего леса, из которого как грибы вырастали здания-башни экополиса Рязани. Солнце готовилось нырнуть за горизонт, близился вечер, но потоки воздушных машин продолжали мчаться во всех направлениях, создавая радостно-возбуждающее ощущение жизни. Пульс цивилизации бился, не переставая, днем и ночью, и лишь единицы из двенадцати миллиардов жителей Земли знали, что пульс этот вскоре ослабеет, иссякнет и сойдет на нет. Путь в будущее человечеству был заказан.

– Что происходит? – Аюба Джонсон вышел из-за стола, одетый в сине-зеленый мундир официала. – Почему вы себя так ведете, мистер Хан?

– Я подаю в отставку, – сказал Джума меланхолически. – На покой пора, знаете ли. Укатали сивку крутые горки.

– Я вас не понимаю…

– Прощайте, мистер командор. Думаю, вы прекрасно обойдетесь без моих советов. Хотя решение уволить Винсента ошибочно. Откройте окно.

– Зачем?!

– Откройте, хочу подышать свежим воздухом.

Сбитый с толку необычным поведением подчиненного командор выполнил его просьбу. Стена потеряла плотность, растаяла. В кабинет ворвалась волна прохладного свежего воздуха: начало марта на всей европейской территории России было еще зимним временем года.

Серебристый пинасс, маневрирующий возле башни Погранслужбы, кинулся было к ее вершине, но у него на пути внезапно возник синий флайт УАСС, вынуждая аппарат остановиться. Другой такой же флайт соколом метнулся с небес к зданию Управления аварийно-спасательной службы, воткнул клювообразный нос в окно кабинета. Откинулся блистер, человек, сидевший за спиной пилота, махнул рукой.

– Залезайте, Джума.

Это был Александр Золотько, сын Карла, отвечающего за охрану руководителей Сопротивления.

Хан прыгнул в кабину, сел.

– Советую вам пересмотреть свое отношение к ненормалам, мистер Джонсон. Они больше люди, чем те, кого вы называете нормалами. Общественное мнение относительно их «ненормальности» инспирировано пропагандистами-манипуляторами партии власти – Ордена, и вы это знаете. Будьте здоровы.

– Куда же вы? – запоздало отреагировал негр. – Подождите…

– Вперед! – бросил Джума.

Флайт выдернул нос из окна кабинета и по спирали ввинтился в ближайший транспортный поток.

– Сбор на базе-один, – сообщил Александр Золотько, громадный, сильный, сдержанный; ему было еще далеко до Аристарха Железовского, но его манера поведения и мощная фигура внушали уважение.

– Что так?

– Поступают сообщения, что Служба начала активную фазу перехвата управления. Атака проведена сразу на многих интрасенсов и випов Сопротивления.

– Значит, мы выявили не всех «кротов»?

Золотько помолчал.

– Не всех. – Он снова помолчал. – Это трудно сделать, так как «крот» в данном случае должен быть интрасенсом.

– Надо подключить к этой проблеме всех наших «суперов», пусть выявляют предателя сами, он из их среды. Но для активизации «триай» нужны доказательства.

– Мы проанализировали наши провалы и неудачи, выводы неутешительны. Но у меня есть одна идея, как подобраться к шпионам Службы.

– Доложишь на совете безопасности.

Золотько кивнул.

Флайт спикировал к прозрачно-хрустальной пирамиде метро, сопровождаемый еще одной машиной прикрытия.

* * *

– Мы не добьемся успеха, если не внедрим разведчиков в недра самого Ордена, – сказал Баренц, меряя шагами веранду; коттедж председателя Российского парламента стоял на склоне сопки, и с высоты двухсот метров открывалась великолепная панорама камчатской Долины Гейзеров, сохранившей первозданный вид благодаря усилиям экологов, борцов за сохранение памятников природы.

– Кто этого не понимает? – угрюмо отозвался Игнат Ромашин, стоя у балюстрады и глядя вниз, на долину.

Здесь было раннее утро, на склонах гор лежал снег, но микроклимат в долине из-за горячих ключей был практически южным, тропическим, поэтому в марте все давно зеленело и цвело. Ветерок приносил запахи трав и цветов – наравне с ароматами газовых выходов, но дышалось легко, как в лесу или на взморье.

– Карл не справляется со своими обязанностями, – продолжал Баренц, проведя по иссеченному морщинами темному от северного загара лицу ладонью. – Пора подумать о замене. Нужен молодой кадр, но при этом опытный и сильный. Есть у тебя такой? Ты как-то упоминал сына Карла.

– Саша хороший парень и компетентный специалист, но он, к сожалению, не интрасенс. А нам нужен мощный «супер» с уровнем Герхарда или Аристарха.

Баренц остановился рядом, заложив руки за спину.

– Где ты найдешь такого? Аристарх – штучная работа. Да и не уверен я, что все молодые интрасенсы мечтают о работе в контрразведке.

– Есть еще один кадр…

– Кочубей? Фон Хорст?

– Помоложе и поактивней.

– Ты меня заинтриговал. Кто?

– Дочка Клима.

– Дарья?! – Баренц с удивлением посмотрел на друга и соратника. – Ты не шутишь? Ей же всего двадцать лет! Она женщина… и вообще…

– Женщины тоже способны работать наравне с мужчинами и даже лучше. Вспомни Власту, Забаву, жену Калины Лютого. Я действительно считаю, что Даша справится. Да и мы поможем.

Баренц снова пошел кругами по веранде, размышляя. На лице его читалось сомнение.

– Не знаю… надо подумать. С одной стороны, она доказала, что может решать проблемы. С другой… Карл обидится.

– Карл умный, поймет. Да и сын его тоже, у него еще все впереди.

– Ладно, обсудим этот вопрос на совете. Пригласи Дарью… и Клима, разумеется. Без его одобрения я не дам согласия на замену.

– Придется подождать, – виновато развел руками Игнат. – Даша сейчас в других временах, в узле пять тысяч пятьсот пятидесятого года, осталась там с сыном князя, потомком Аристарха, как наш наблюдатель и агент. А Клим никому не подконтролен, решает какие-то свои проблемы и тоже, по-моему, находится не на Земле.

– Сможете найти его? Я хотел бы поговорить с ним лично.

– Попробуем.

– Хорошо, тогда разбежались. Ты куда?

– Сначала домой, заберу кое-какие вещи жены, потом на первую базу. Звонил Карл, на многих наших парней наехала Служба. Такое впечатление, что готовится направленная и хорошо подготовленная атака.

– В таком случае немедленно переводите все звенья Сопротивления на режим «инкогнито»! Надо упредить удар!

– Для этого я и собираю руководителей секторов и служб.

– Чем объяснить активизацию Ордена?

– Мы стали реальной силой. Сопротивление мешает Ордену чувствовать себя комфортно, хотя его иерархи чудовищно далеки от мысли, что ими кто-то управляет.

– Мы тоже до сих пор не понимаем, кто стоит за деятельностью Ордена, Службы и политиков СЭКОНа. Не черные же дыры, в самом деле.

– Кто знает? – пожал плечами Ромашин. – Клим утверждает, что существуют инвариантные структуры разума, абсолютно чуждые нам по мировосприятию. Я ему верю. Да и Герхард говорит то же самое. Думаю, мы действительно столкнулись с деятельностью такой структуры, для которой человечество в целом – всего лишь малозначимый фактор, мешающий осуществлять далекоидущие планы. Герхард вообще удивляется, что не может понять, кто наш враг, не может определить местонахождение центра управления. Его нет! Это явно не Орден, не ВКС, не СЭКОН, но тем не менее ни одна властная структура не запрещает тому же Ландсбергу экспериментировать с эйнсофом.

– Иногда я начинаю сомневаться в собственном существовании. Может быть, как писали фантасты прошлого, мы и в самом деле всего лишь программы в виртуальной реальности некоей глобальной компьютерной Матрицы?

– Если под Матрицей подразумевать Вселенную, то так оно и есть. Хотя лично я верю, что каждый из нас имеет право выбора.

Баренц слабо улыбнулся, отчего каменное его лицо на миг оживилось, сверкнули небесной синью мудрые усталые глаза.

– Хотелось бы верить.