Пролог

Конец мая 2021 года. Прибрежный американский корабль, сконструированный по аналогии и под тип тримарана, носящего название «Independence» («Независимость»), но только более современный, и притом новейшей, секретной, модификации. По установленному регламенту он должен нести патрульную службу в территориальных водах штата Флорида; однако какой-то страшной и неведомой силой его все больше затягивает в самую середину Бермудского треугольника. Ночь. Темно. Страшно и жутко. Вокруг собирается – нет, даже не шторм! – а нечто невообразимое, больше похожее на торнадо или же ураган, закрученный в несколько спиралей, несущихся по кругу с огромнейшей скоростью; огромные волны, невообразимые по размеру, словно по чьей-то зловещей, неведомой воле, вздымаются вверх, а в некоторых случаях доходят даже до высоты пятиэтажного дома.

Кома́ндер Хьюго Вильямс стоит на капитанском мостике и с нескрываемым напряжением (а где-то, возможно, и трепетным страхом?) вглядывается в почерневшую морскую пучину. Являясь молодым мужчиной, только что достигшим тридцатипятилетнего возраста, он буквально на днях назначен командовать новёхоньким судном, способным топить не только лишь надводные цели, но и любые враждебные субмарины (надлежит отметить, что в ответственном ранге произошло его первое плавание, готовое закончиться крайне трагически, едва ли не ужасно катастрофически). Подтянутым внешним видом офицер отображает стройную, развитую фигуру и выделяется приятным лицом – сейчас оно (обычно вроде бы мужественное?) перекашивается недоумённым взглядом, граничащим со сверхъестественным страхом (возникшее состояние передаётся испуганными голубыми глазами и всклоченными дыбом светлыми волосами); форменное обмундирование полностью соответствует присвоенному флотскому званию. Его встревоженное состояние обуславливается ещё и тем щекотливым фактом, что опытный капитан не может понять, в какой натуральной точке Саргассова моря оказалось подвластное судно и какой ему выбрать правильный курс (корабельные датчики будто бы разом «посходили с ума» и застыли в неправильных показаниях; навигационные приборы передают разительные несоответствия).

Не прошло и пяти минут, как он по внутренней связи скомандовал в машинное отделение «Дать полный назад!»; но проявленная предусмотрительность не возымела должного действия, то есть, несмотря на мощность газотурбинных и дизельных двигателей, корабль все еще продолжало сносить к центру гигантского естественного столба, чернеющей пучиной вздымающегося далеко в необозримую вышину и закрывающего собой всю видимую часть бескрайнего неба. Да, здесь было от чего ужаснуться! Вся представившаяся картина действительно имела сходство с чем-то потусторонним и сопоставлялась схожей с чудовищным, жутким кошмаром: обычно узкий в своем основании, на этот раз крутящийся «гриб» имел размер не менее трети морской мили в диаметре, возвышался на несколько сотен метров практически ровной колонной и резко начинал расширяться у самого поднебесья, превращаясь в густые, непроглядные, практически черные, тучи, носившиеся по кругу с неописуемой скоростью. «Если нас завлечёт в ту удивительную, страшно пугающую, воронку, – подумал мысленно Хьюго, реалистично оценивая прямую угрозу, предстающую как перед ним самим, так и перед подчинённой военной командой (в настоящем случае состоящей всего лишь из тридцати девяти человек, где каждый второй, созерцая бушующую стихию, в одинаковой мере подвергается непрекращающемуся суеверному ужасу), – то выжить в такой кутерьме – как не говори? – но нам не удастся… Но что это я, совсем, что ли, раскис? Не к лицу американскому офицеру сдаваться без боя и покоряться злосчастной судьбе…»

– Стоп машина, – не закончив беспокойную мысль, о́тдал Вильямс строгий приказ, направленный в машинное отделение, – поворачиваем назад и на полной скорости, на всех сорока узлах, идём в обратное направление. И поспешайте, ребятки, – сказал он значительно мягче, – от этого зависит наше с вами счастливое избавление…

В то же самое время, пока командир военного судна перед собственными глазами лицезрел ужаснейшее проявление гнева природы, в трюмном отсеке разворачивались совсем иные события, полностью шедшие вразрез с угрожавшей всему экипажу смертельной опасностью. Что же могло быть важнее разразившегося в море неописуемого тайфуна? Чтобы ответить на этот вопрос, следует сначала привести некоторые постыдные факты, ставшие возможными, благодаря царящей в американском флоте наследственной иерархии… С самого спуска борта на воду, на него был зачислен любимый сынок одного из высших адмиральских чинов ВМС США Джеймс Липкен, молодой человек двадцатисемилетнего возраста, имеющий вздорный, высокомерный, крайне противоречивый, характер и в полной мере пользующийся всеми привилегиями доставшегося от высокопоставленного отца завидного положения. Вопреки напыщенности своенравной натуры, он имел удивительно привлекательную внешность, схожую разве что с девушкой, где особенно выделялись «взбалмошные» глаза, которые (принимая во внимание смуглый цвет кожи и черные, как смоль, кудрявые волосы) были темно-карими, а скорее, даже коричневыми; средний рост его, при развитой, атлетически сложённой, фигуре, казался высоким, добавляя внешнему виду дополнительной привлекательности. Молодой человек без особого труда получил чин помощника капитана и соответствовавшее ему звание лейтенанта; а с появлением новоназначенного кома́ндера, он сразу же ввел его в курс, кем, по сути, является и что не собирается, соответственно, ни под кого «прогибаться» и жить по чьим-нибудь правилам. «Что-то в моём поведении будет не нравится, – сказал избалованный отпрыск при первой их встрече, – с вопросами, жалобами, пожеланиями обращайтесь прямиком к моему всемогущему папочке. Вместе с тем командовать личным составом мешать не буду, но и в мои дела лезть не советую, иначе возможно досрочное списание со службы на берег, – усмехнулся тогда он крайне презрительно и, не удосуживаясь дальнейшими объяснениями (так как отлично знал, что все и без того прекрасно осведомлены об исключительной незавидности командирской должности того экипажа), отправился восвояси, не преминув в назидание презрительно «бросить»: – Поаккуратней со мной – и желаю удачи!» Вот и теперь, невзирая на строгий устав корабельной службы и военную дисциплину, он додумался до того несопоставимого факта, что притащил на судно совсем еще юную проститутку, едва достигшую семнадцатилетнего возраста; а вот на ней, что называется, стоит остановиться особо…

Покажется удивительным, но девушка та имела российскую родословную и являлась самым младшим ребенком в семье одного российского эмигранта; он же (в составе отчаянной и лихой группировки, разумеется, с бандитским уклоном) еще в далекие девяностые годы, как и многие другие, такие же в точности не очень разумные соискатели, отправился искать иллюзорного «американского счастья». Странное дело, но, всецело отдаваясь крайне неблаговидным и опасным занятиям, новоиспеченный штатовский преступник смог прочно укорениться в местных криминальных структурах; в них, невзирая ни на какие перипетии, он умудрился продержаться «на плаву» довольно долгое время и был застрелен членами конкурирующей гангстерской банды лишь в две тысячи пятом году, успев дать жизнь своей третьей дочке, получившей от рождения имя Хуляевой Леры, или в полном варианте Валерии. Времена тогда были сложные, а лишившись мужской опоры, мать девочки невероятно быстро пошла «по наклонной»; предаваясь каждодневным разврату и пьянству, она постепенно утратила человеческий облик и через пару лет «отправилась» вслед за супругом. Осиротевшие сёстры, соответственно, были разлучены, распределены по детским домам, то бишь заокеанским приютам, и потеряли между собою всякую, существовавшую ранее, связь, внезапно прерванную по зловещей воле, казалось бы, нисколько не справедливой судьбы и (чего уж греха таить?) чьему-то единственному волевому решению. Сопоставимо преступному происхождению и сложившимся вокруг нее нежелательным факторам, Лерочка, унаследовавшая от родителя отважную и суровую личность, уверенную в себе и не привыкшую склоняющуюся ни перед какими препонами, была вынуждена проявлять чудеса изобретательности; но в той же мере она не забывала охотно осваивать полагающиеся учебной программой прикладные науки, чтобы хоть как-то сосуществовать и выживать в ополчившемся против нее недружеском окружении. Таким образом, развивалась девочка, значительно превосходя всех других сверстниц как в сообразительности, так в том числе и несгибаемой воле, так в точности и способности подчинять себе более слабых; в общем, нет ничего удивительного, что именно она (впрочем, вполне заслуженно) становилась непререкаемым лидером в любых детских играх, проказах и, конечно же, шалостях. Однако это не могло продолжаться вечно – и вот настало то обычное у всех подростков время, когда ей исполнилось пятнадцать лет, когда, попросту говоря, у нее наступил переходный возраст и когда воспитанница приюта вдруг неожиданно посчитала, что в стенах детского заведения ей становится тесно; в результате она сбежала и самостоятельно начала строить свою дальнейшую будущность.

Поначалу ей было невероятно трудно и целый год юная Лерка перебивалась, кто чем подаст; в конце концов, она приняла невероятно трудное для себя решение: «Для того чтобы совсем «не загнуться», я непременно должна попробовать какое-нибудь несложное дело – к примеру, попробовать поторговать бесподобным и восхитительным телом». И вот тут ее жизнь практически полностью изменилась! Пошли существенные гонорары, никогда ею раньше не виданные, и, собственно, проблем со средствами у нее по большей части не стало. Стоит отметить, что к тому времени девушка попросту расцвела и представляла из себя непередаваемо красивейшую блондинку, обладавшую большими, глубокими, голубыми глазами, способными «растворять» и «топить» в себе каждого, на кого только падал взгляд их несравненной и прекраснейшей обладательницы; еще следует остановиться на ее светлой, немножечко бархатистой, коже, маленьком, аккуратненьком, но чуть вздернутом носе, пухленьких губах, несколько выпирающих, а по цвету сравнимых с морскими кораллами, румяных щеках, переливающихся игривым задором, и маленьких ушах, скрываемых за пышными кудрями модной и стильной прически; ну, а в завершение в точно такой же степени не стоит позабыть про великолепно сложенную женственную фигуру, где, при худощавом и изящном телосложении, не очень высоком росте, больше приближенном к среднему, особо можно выделить выпуклые, сочные груди, всегда прикрытые дорогим кружевным бюстгальтером, в меру зауженную талию и больше обычного выпирающую ягодичную область, переходящую в прямые, стройные ноги – словом, юная жрица любви обладала всеми теми качествами, какие необходимы в ее новой «профессии», пусть и до последней крайности незавидной, но, что бы не утверждалось, приносящей довольно-таки неплохую прибыль и обеспечивающей ей хоть какой-то, более или менее нормальный, достаток. Немного видоизменив родовую фамилию с Хуляевой на сокращенное Хой, что преобразовывалось от английского «whore», или по-простому девка, предлагающая себя за плату, она безраздельно влилась в американскую капиталистическую систему, где предлагала в продажу единственное, что имелось у нее по самому наивысшему классу (и дарованное ей от Господа Бога), – сногсшибательное, прекрасное тело.

Так случилось, что не слишком праведным бизнесом молодая путана занималась в городе Майами, раскинувшемся, как известно, в южном штате Флорида и бывшим для ее необычного занятия со всех сторон самым каким только возможно благоприятным; именно там она, по какому-то странному стечению обстоятельств, и была приглашена поразвлечься развратным и необузданным Липкеном. Итак, на военный борт девушка поднялась без каких-либо особенных трудностей (по настоянию все того же ветреного сынка адмирала), нисколько (как, впрочем, и обычно в ее давно устоявшейся практике) не заботясь о способных возникнуть непоправимых последствиях, полностью положившись на разнузданного и неразумного провожатого. Вот и сейчас, молодые люди, находясь в каюте помощника капитана, предавались праздному веселью, а также сладострастному разврату, и к наступившему же моменту изрядно «набра́лись» качественным, изготовленным в Ирландии, виски; никто из них, казалось бы, нисколько не обращал внимания на сильнейшую качку, какой когда бы то ни было подвергалось то современнейшее «плавсредство», оказавшееся на удивление крайне устойчивым (оно снабженным надежным балластом, способным не дать опрокинуться судну даже при самом сильнейшем океаническом шторме). На очередную, но и не совсем обычную вылазку Лера выбралась разряженная в кожаную куртку черного цвета, в тон ей открытые ботильоны, джинсовую синюю юбку, укороченную до самых последних пределов, белоснежную сорочку и ажурные чулки, расписной резинкой соблазнительно выставленные наружу; дамской сумочки при ней не находилось: она их попросту презирала, предпочитая рассовывать нужные ей личные вещи в имевшиеся на одежде потайные карманы; из броской косметики, как и обычно, присутствовали исключительно нескромные тени, густая, обильно нанесенная, пудра и яркая губная помада, обладавшая исключительным, красным оттенком, окантованная еще и коричневатой обводкой. К интересовавшему мгновению Хуляева лишилась практически всего небогатого верхнего одеяния и оставалась теперь только лишь в кружевном бельишке, выделявшемся классической темной расцветкой, стильной обуви и плотно облегающих ноги дамских чулках. Ее так называемый соблазнитель был с голым торсом, без брюк, и пребывал в одних, едва лишь прикрывавших пах, разноцветных трусах: он был полностью готов приступить к главной части плотского развлечения, для которого в общем-то и была приглашена на военный борт индивидуальная проститутка, как за последние полгода сложилась практика, работавшая исключительно на себя, без сутенера, и считавшаяся, вопреки чересчур юному возрасту, довольно элитной.

Однако не только адмиральский сынок имел «пригласительный билет» на нескончаемый праздник жизни, нисколько не сопоставимый с морскими военными правилами, зато давно уже вошедший у молодого повесы в неосознанную привычку (она выработалась еще и благодаря потворствам со стороны значимого родителя, всеми силами старавшегося прикрывать любимого отпрыска во всех его, как он определенно считал, ни несущих никакой серьезной опасности «мальчишеских шалостях»), также здесь присутствовал его закадычный друг, не имевший офицерского чина, но собственными трудом, упорством, а главное, рвением сумевший дослужиться до почётного корабельного звания – старшина первого класса. В отличии от разнузданного товарища, не обладавшего значительным разумом и ведшего развратную, по большей части разгульную, жизнь, он был намного порядочнее, гораздо осмотрительнее и не полностью еще смог утратить чувство страха, возникающим перед дисциплинарным наказанием, неотвратимо следующим за любое нарушение установленного регламента и непременно несущим с собой последующее «раскаяние»; в частности, если говорить откровенно, и под влияние-то Джеймса он попал далеко не случайно, а по той лишь простой причине, что находился в его непосредственном подчинении (прочитав его досье, высокопоставленный родитель сразу же понял, что это именно тот человек, какой ему нужен и, не задумываясь, приставил его «присматривать» за своим непутевым сыночком, не ведающим никаких ограничений в похотливых устремлениях, нескончаемых и безнравственных, просто погрязших в пучине плотского греха и отъявленного порока). Внешности Билл Кедми (а именно такое имя досталось ему от родителей) являлся самой обыкновенной, а если чем и выделялся, то двадцатидевятилетним возрастом, крепко сложенным мускулистым телом, высоким ростом, мужественным, где-то даже злобным, лицом, обладавшим орлиным носом, колючими, оливково-голубыми глазами и смуглой, изрядно обветренной, кожей; еще у него возможно отметить гладкую, на лысо остриженную, голову и большие, закрученными кверху усы. Основным одеянием и общим состоянием он выгодно отличался от остальных участников столь небывалого трио: находился по полной форме, а если и виделся пьян, то разве только немножко, всецело памятуя о строгом наставлении старшего Липкена.

Вдруг! Праздное настроение было нарушено непередаваемым словами отчаянным криком «Йа-хой!!!», проникшим даже в глубины отдаленного офицерского трюма. Сразу же вслед за ним последовал оглушительный грохот, передававший почти одновременное столкновение нескольких тяжелых предметов, основательно ударивших по корпусу корабля, причем именно с той стороны, где теперь находилась вся эта странная троица. Присутствовавшие лица невольно вздрогнули, так как возникшее явление виделось настолько необычным, насколько морские американские вооруженные силы славились непререкаемым могуществом по всему остальному миру и, уж точно, не могли подвергнуться никакой военной агрессии. Валерия давно уже научилась как управлять волнительными эмоциями, так и следить за испуганным состоянием, в том числе и когда употребляла спиртное; благодаря выработанной привычке, она могла казаться, в зависимости от ситуации, чересчур пьяной либо же трезвой; вот и теперь, едва лишь судно затрясло не столько от естественной качки, сколько от жуткого грохота, обозначавшего столкновение с крепкой, брониро́ванной сталью американского судна чего-то твердого, круглого и, несомненно, тяжелого, летящего на внушительной скорости, юная путана тут же сбросила с себя «развесёлую маску» и (надо отдать должное ее выдержке) мгновенно оказалась практически трезвой, хотя до наступившего момента не «вязала вроде бы как даже и лыка».