[Героев обоих романов, о которых мы говорим, можно назвать детьми революции.] Сначала она не знает точно, чьи это дети. Поэтому позволяет [и] чужим детям поиграть в нее. Затем, когда разбирается, она начинает пожирать чужих детей – Троцкого, Бухарина, Тухачевского, Махно, Сорокина. А оставляет своих детей, любимых – Жданова, Калинина, Дзержинского, Ворошилова. Вот таких вот серячков, сереньких людей. Революция – это вообще дело серых людей, между прочим. В ней нет никакой романтики, нет ничего нового, это бунт новой империи против старой империи, и всё. И поскольку бунт – это что-то [новое], переворот какой-то, [революция] привлекает яркие интеллигентские или народные фигуры. Но, в конце концов, набирая силу, она всем дает понять, что они не ее дети. Чужие дети уничтожаются и пожираются, свои остаются.
Троцкий, хотя сволочь последняя был, но тем не менее это был яркий человек, у него [был] напор колоссальный, какой-то артистизм. Или возьмите Махно, например: это настоящий деятель революции, но анархист. В поздние тридцатые годы, когда революция не привела к тому, к чему она шла, и приобрела окончательно формы, кто стал героем? Человек с ружьем. Криворогий (?), балда, недоумок, хихикающий, подозревающий любого интеллигента, высмеивающий любого интеллигента, но не только интеллигента, также матроса, анархиста, высмеивающий любого… любого, кто отличался, понимаете? А революция, революция – это бунт серых. Другое дело, что не серые вызывают этот бунт, провоцируют своей наглостью. И вот Трифонов показывает этот биопсихологический подъем, революцию именно как могучее движение посредственностей. Идет эта серия персонажей – Дородновы, Друзяевы, Ширейко, Глебовы, и можно дальше спокойно продолжать – Ждановы, Калинины, Сталины, эти ничтожества и есть истинные дети революции, всё неординарное подрезается. Что такое была фактически кампания тридцать седьмого года? Почему их брали вообще? Мои родители ничего плохого не сделали своей власти, но были арестованы, [как] и родители миллионов других людей. Они, наоборот, служили верно… Да, мы хоть что-то сделали, выгнали-то не просто так оттуда, а за дело, чем-то хотя бы им насолили. А папа мой, например, мама – ничего они плохого не сделали. Но это шел именно биопсихологический процесс. Тктктк – подреза́лись, так сказать. Кто-то там чуть-чуть высовывается? Тктктк, машиночкой фьють-фьють, полировка шла такая. Полировка – и всё, ничего другого как полировка.