© Шаргот В., 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

* * *

Пролог

Февраль. Год поступления Колычевой

[16.02.2023 – Четверг – 23:05]

– Ненавижу это место… – когда Василиса Колычева наконец-то заговорила, ее голос прозвучал хрипло и кротко. Редкие соленые слезы стекали по щекам и тяжелыми каплями разбивались о разорванный учебник истории скульптуры, что так небрежно лежал на коленях. – Кто бы мог подумать, что вещи, которые достаются бесплатно, по итогу окажутся самыми дорогими.

– Вась, посмотри на меня. – Богдан Вишневский опустился на колени и, коснувшись кончиками пальцев подбородка, приподнял ее лицо. – Выглядишь паршиво, – прошептал он огорченно.

Василиса повела головой в сторону и устало убрала руку друга, избегая неприятных прикосновений. С момента последней порочной близости прошло около года, но ничего не изменилось. Воспоминания были свежи. Время не излечило боль, лишь загнало ее вглубь. Мужские прикосновения, даже столь безобидные и, казалось бы, наполненные трепетом и нежностью, вызывали лишь отторжение. Пробуждали темные чувства, затаенные в глубине души.

Покрасневшие глаза, влажные от слез щеки, небольшая морщинка меж надломленных бровей – привычная картина, которую Богдан периодически наблюдал с тех пор, как Василиса впервые встретила Его. Глухое раздражение смешивалось с едкой горечью сожаления и вины, ворочалось где-то глубоко внутри. Меж тем Василиса всегда держала Богдана на расстоянии, не скрывая своего недоверия. Его руки были связаны.

Узкая бледная ладонь скользнула по чувственным губам, безуспешно собирая остатки влаги. Василиса шумно шмыгнула носом и запрокинула голову. Веки медленно сомкнулись, а светлые ресницы задрожали.

– Старайся избегать любых встреч с ним, – хрипло произнес Богдан и протянул платок. – Дубовицкий агрессивен, словно Аббадон во плоти. Не понимаю тебя… Зачем все это?

– Разве я могу оставаться в стороне? – Василиса тихо фыркнула, принимая платок. – Я вляпалась в эту историю по самую макушку и не могу делать вид, что ничего не происходит, понимаешь? Мне не все равно…

– А Горский? Чего ты добиваешься, выводя его на эмоции?

– Эмоции? Кажется, у него нет ни чувств, ни эмоций, – раздраженно процедила Василиса. – Его злость и ненависть словно напускное. Он с таким же успехом мог бы играть роль доброго парня, – толика иронии проскользнула в голосе вкупе с тихой усмешкой. Василиса провела платком под нижними веками, нервно облизнула губы, вновь шмыгнув носом. На языке стало солоно.

– Не особо понимаю. Объясни.

– Он ведь фальшивый насквозь. – Василиса посмотрела на платок, сложила его вдвое и вновь приложила к носу чистой стороной. – Складывается ощущение, что на самом деле он ничего не чувствует, – усмехнувшись, продолжила совсем шепотом: – Но очень искусно притворяется.

– Брось, – уверенно произнес Богдан и сморщился, когда Василиса протянула ему испачканный платок, брезгливо убрал ее руку. – Умоляю, оставь себе, – немного подумал и добавил: – Невозможно притворяться таким. По крайней мере, не столь долгое время.

– На самом деле это все не так важно. Меня он мало волнует. Чувствую себя героиней малобюджетного кино со второсортным сюжетом, – тяжелый вздох сорвался с ее губ. – Честно говоря, я просто устала.

На последней фразе Василиса пристально посмотрела на Богдана, слегка склонив голову к плечу; порывы холодного ночного ветра раскачивали светлые локоны, выбившиеся из небрежно собранного хвоста. Глаза Колычевой – большие, с невыразимым влажным блеском – ясно говорили о чувствах, которых она не стыдилась. Достаточно было лишь одного ее взгляда, чтобы у Богдана перехватило дыхание так, словно кто-то пережал ему горло.

– Даже если бы удалось повернуть время вспять, то ты поступила бы так же, как и тогда, – Вишневский с трудом выдавил улыбку и по-отечески потрепал Василису по мягким волосам. – Пошли, пора возвращаться в комнату. Замерзнешь…

Василиса и Богдан неспешно шли по темному пустому коридору общежития. Каждый из них был погружен в свои, по всей видимости, мрачные мысли, и лишь ритмичный стук широких низких каблуков нарушал угнетающую тишину.

«Нескончаемый порочный круг», – подумала Василиса и горько усмехнулась. Это место, которое изначально должно было стать глотком свежего воздуха, возможностью изменить свою жизнь в лучшую сторону, оказалось для нее мучительной тюрьмой. Она чувствовала, что впала в немилость здешнего ведущего общества и не знала, как реабилитироваться в собственных глазах.

– Твою ж… – глухо прошептал Богдан и вдруг встал как вкопанный. Движение его было столь неожиданным, что Колычева, которая секунду назад смотрела себе под ноги и безмолвно оплакивала саму себя, не смогла избежать столкновения и уткнулась лицом в широкое плечо.

– Что такое? – недовольно спросила Василиса и заметила оцепеневший взгляд Богдана. Подняв голову, она застыла. Леденящий ужас сковал ее тело. Она не могла пошевелиться и, кажется, забыла, как дышать, а весь окружающий ее мир вмиг испарился. Просто исчез.

Под потолком, на джутовой веревке, затянутой вокруг тонкой шеи, висело и плавно раскачивалось, словно маятник напольных часов, тело. Голова была склонена, темные волосы прикрывали лицо, но Василиса с горестью узнала жертву, мысленно сожалея о том дне, когда впервые встретила Ее.

Часть 1
«Суицид или убийство?»

Глава 1

Сентябрь. Год поступления Колычевой

[04.09.2022 – Воскресенье – 22:15]

Стемнело. Серый дождь стеной хлынул с неба, заливая академический кампус и потрепанную, заметно уставшую Василису. Она стояла на пороге университетского общежития и крепко сжимала ручку дорожного потертого чемодана. Кожа на пальцах чуть побелела, а короткие ногти оставили на ней характерные следы, вызывая зудящую боль.

Общежитие – здание из белого камня в стиле неоготики – в столь промозглую погоду, что пробирала до костей, в сизых сумерках выглядело пугающим и немного безумным. На крыльце стоял молодой человек. Его белокурые волосы и кипенная рубашка сливались с окружающей серостью.

Василиса поправила чехол за спиной, где скрывался от дождя подаренный отцом саксофон, и уверенно поднялась на крыльцо. Незнакомец, будучи выше на полголовы, окинул ее надменным и достаточно враждебным взглядом. Стало чуть не по себе.

– По всей видимости, для тебя правил не существует, – сказал парень, брезгливо поджав губы. – Я Коваленский Даниил, староста факультета скульптуры. И если бы ты приехала вовремя, то попала бы на приветственную встречу первокурсников, и мне не пришлось бы сейчас тратить свое время на тебя.

– Мне жаль, – иных слов у Василисы не нашлось, поскольку она была слегка обескуражена холодным приветствием. Хотя знала, что это место строгих правил и безукоризненного подчинения старшинству.

Даниил легким движением руки поправил очки на переносице, отчего сверкнула серебряная цепочка, закрепленная на коннекторах, и распахнул массивную дверь. Взору открылся длинный темный коридор, тускло освещенный теплым светом от винтажных бра. Веерный свод был опутан филигранной каменной паутиной нервюр^[1], которые Василиса заметила лишь благодаря тусклому потолочному освещению.

Староста факультета легкой, но уверенной поступью двинулся вглубь коридора, скрестив руки за спиной. Василиса отметила, что в такт глухим шагам Даниил раскачивал указательным пальцем из стороны в сторону, подобно дирижеру. Отчего-то эта деталь вызвала у нее легкую улыбку, и она с трудом подавила неуместный смешок. Перехватив ручку чемодана, Василиса поспешила за старшим и шумно захлопнула за собой дверь.

Путь был неблизок. Коридор сменился огромной гостиной – полукруглой комнатой с книжными полками во всю стену. Возле камина, в котором приятно потрескивал огонь, на полу сидела девушка, склонившись над книгой. В комнате было темно, поэтому Василиса не смогла ее разглядеть, но Даниил, казалось, девушку сразу узнал. Проходя мимо, он небрежно бросил: «Дао, через тридцать минут комендантский час, возвращайся в свою комнату». Ответа дожидаться не стал. Торопливо шагнул за порог арочного проема и покинул гостиную, направившись по пустому коридору западного крыла.

Василиса спешно следовала за Даниилом, чей шаг не замедлялся ни на мгновение. В лифте он продолжал хранить гробовое молчание и время от времени бросал оценивающие взгляды, от которых по телу Колычевой пробегали мурашки. На языке вертелось множество вопросов, но холодное приветствие отпугнуло неуемное любопытство и желание заводить светскую беседу. Василиса хотела скорее оказаться в своей комнате, избавив себя от «дружеской» компании.

Она выдохнула с облегчением, когда спустя несколько долгих секунд двери лифта бесшумно разъехались на четвертом этаже и староста вышел первым.

Перед глазами мелькали двери из благородной темной древесины, расположенные поодаль друг от друга. Лаконичные таблички цвета бордо, обрамленные зеленой окантовкой, содержали поочередную нумерацию комнат и начинались с четырехсот.

Староста резко остановился, развернулся на низких каблуках и уверенно шагнул вперед. Дважды постучал по двери костяшкой указательного пальца. Немного склонил голову, словно прислушивался, и после звонкого «Войдите!» распахнул дверь.

Осторожно выглянув из-за плеча старосты, Василиса увидела просторную комнату с двумя кроватями. Одна была аккуратно застелена, а на второй сидела темноволосая девушка. В комнате также стояли два платяных шкафа, два письменных стола с настольными лампами и стульями, две прикроватные тумбочки. Вся мебель из темного дерева с красноватым оттенком. Ничего лишнего. Словно в этой комнате никто не жил. Уютно, но пусто.

Староста вошел в комнату и шире распахнул дверь, освободив Василисе путь. Даниил был немногословен, и Колычевой не составило труда понять, что это своего рода приглашение предназначалось именно ей. Медлить не стала. Направилась к свободной кровати и мельком посмотрела на девушку, сидевшую напротив. Взгляд глубоких карих глаз лениво скользнул вверх по раскрытым книжным страницам, лишь на мгновение задержался на Василисе, выказал легкую заинтересованность и вновь вернулся к строкам. Василиса несколько стушевалась и опустила чехол на кровать.

– Липковская, позаботься о ней, – слова старосты прозвучали холодно и резко, несмотря на смысл, вложенный в них. Даниил в последний раз окинул Василису, как ей показалось, сочувственным взглядом и вышел в коридор, плотно прикрыв за собой дверь.

– Хорошо, старший, – язвительно проговорила Липковская в закрытую дверь. – Он всегда такой, не обращай внимания, – с тихим вздохом закрыла книгу и положила ее на прикроватную тумбочку. – В твоем шкафу есть все необходимое: обувь, верхняя одежда, форма для посещения лекций и практических занятий. Там же найдешь пижамы, несколько комплектов нижнего белья и форменные аксессуары. Спортивную одежду выдадут, если определишься с видом спорта. В академии и общежитии ты должна всегда быть в форме, поэтому все то, что ты привезла с собой, сдашь завтра в камеру хранения.

– Кто-то разве станет проверять мое белье? – с усмешкой произнесла Василиса и взглянула на новоиспеченную соседку, но, заметив ее серьезное выражение лица, добавила: – Шутишь…

– Отнюдь. Какое на тебе нижнее белье, никого не интересует. Но будут ли проверять личные вещи в комнате? Вполне. – Липковская откинулась на подушку и прикрыла глаза. – Это место очень строгих правил. Поэтому все студенты вверены студенческому совету, который использует систему «СПН». Из администрации академии никто не вмешивается в «воспитание» обучающихся, а из педагогического состава – тем более.

– «СПН»? «Воспитание»? – Василиса издала тихий смешок, скинула кроссовки, наступая носками на пятки, и поспешно сняла сырую одежду. Кожаная куртка, рваные джинсы, черная футболка с изображением юного Трейна были небрежно брошены на спинку стула. Лишь сейчас, в теплой комнате, Колычева смогла расслабиться и понять, что изрядно продрогла.

– Нарушаешь правила – получаешь наказание. И самое главное – безоговорочное подчинение старшим. – Услышав тихий шорох одежды, Липковская приоткрыла глаза и проследила за тем, как Василиса в одном белье небрежно копошится в шкафу. – Не хочешь проблем – прочти правила. Они лежат на твоей тумбочке.

Колычева достала из шкафа черную пижаму, точно такую же, в которой была ее соседка, и на мгновение замерла, когда ощутила мягкую тонкую ткань на коже. Она никогда не носила ничего подобного. Слишком роскошно для ее скромной жизни. Но идея форменной одежды была ей по душе, несмотря на то что ее реализация выходила за рамки разумного. Откровенно говоря, Василиса очень переживала: понимала, что будет сильно выделяться среди студентов с более высоким уровнем достатка. Перспектива оказаться в центре внимания ее не прельщала. Очевидно, политика академии придерживалась равенства, по крайней мере, поверхностного. Этого было более чем достаточно.

Василиса нашла чистое нижнее белье и, недолго думая, решила последовать совету соседки по комнате – не испытывать судьбу. Василиса переоделась без доли стеснения и подошла к прикроватной тумбочке, на которой лежал Устав академии, и коснулась его кончиками пальцев.

– И ты все это прочитала? – удивленно спросила она. Оценивающий взгляд Липковской вызвал неприятное, гадкое ощущение на коже, но Василиса постаралась отмахнуться от тяжелых мыслей и не придавать этому особого значения. – Кстати, меня зовут Василиса. Можешь звать просто Вася, – словно невзначай произнесла она и ногой толкнула чемодан под кровать.

– Разумеется, – чуть возмутилась Липковская и почесала кончик носа. – Мне не хотелось бы вылететь из академии на первом же курсе, – натянуто улыбнувшись, добавила: – Я Полина.

– Правила не для меня.

– Тогда это место не для тебя, – парировала Полина с долей иронии.

– Это место – мой единственный билет в хорошую жизнь. Другого шанса у меня нет и не будет. Придется постараться, – голос Василисы прозвучал подавленно, с нотками разочарования. Полина это заметила и не сдержала тихой усмешки.

В комнате повисло гулкое и тяжелое молчание. Василиса торопливо отвернулась от соседки, собрала длинные светлые волосы в небрежный пучок, обнажая бритый затылок. Спина горела под пристальным взглядом, но Колычева стоически пыталась игнорировать нахлынувшую тревогу. Выключила бра над изголовьем кровати и торопливо скрылась под одеялом.

– Доброй ночи, – холодно произнесла Василиса, не желая продолжать разговор.

Ответных пожеланий не последовало, но их и не требовалось. Сон одолел Василису сразу, как только голова коснулась мягкой подушки, от которой исходил едва уловимый хвойный аромат.

Даниил неспешно шел по коридору шестого этажа в направлении восточного крыла, где располагались комнаты старост академии и факультетов. Каждый его шаг сопровождался стуком каблуков, в такт которому староста раскачивал головой из стороны в сторону. Его длинные волосы, аккуратно собранные черной лентой, напоминали маятник.

Шаги стихли. Даниил остановился напротив двери без номера в конце коридора. Отперев ее, вошел в небольшую гостиную, освещенную камином и одиноким торшером у дивана. Это была общая гостиная для старост факультетов, которую никогда не посещали студенты и старосты групп. Конечно, прямого запрета не было, но негласное правило существовало.

– Коваленский, ты задержался, – тихий проникновенный голос вызвал у Даниила легкую улыбку.

Святослав Горский – староста академии – сидел на полу в пижаме, прислонившись к креслу напротив камина, и лениво подпирал голову кулаком. Мокрые после душа смоляные волосы скрывали глаза, а пальцы неспешно перелистывали страницы книги.

– Ты даже не посмотрел в мою сторону. – Даниил тяжело опустился на мягкий диван и легким движением руки освободил из петель две верхние пуговицы рубашки. – И все равно понял, что это я.

– Зачем? Твои мерные шаги я узнаю издалека. – Святослав закрыл книгу, помешкал немного и тихо спросил: – Ты встретил новенькую?

– Да, – недовольно произнес Даниил и устало откинулся на спинку дивана. – Почему этим должен был заниматься я? – вопрос, скорее, был риторическим, поскольку ответ на него известен, но свое негодование сдержать Даниил не смог.

– Достаточно того, что она с твоего факультета, – голос прозвучал холодно и резко, что заставило Даниила насторожиться. Горский поднялся с пола, прихватил со столика пепельницу и металлический портсигар с сигаретами «Макинтош». Неторопливо подошел к дивану и сел рядом с Коваленским, подогнув под себя ноги. – От стипендиатов одни проблемы: они не любят подчиняться правилам.

– Правила… правила… Думаешь только о своих правилах, – пробормотал себе под нос Даниил и глубоко вдохнул, когда почувствовал табачный запах хереса с копчеными нотками. – Она не похожа ни на одного из наших стипендиатов.