1. Новые гости столицы

В Итирсисе: 30 июля, воскресенье

Базиль Карнелис поглядел на даму с дочерью. Они показались так беззащитны в окружении гомона и пыли почтовой станции, что мужчина исполнился к ним самого душевного участия.

Его супруга приветливо сажала их в старый семейный экипаж («Нисколько вы нас не стесните! Почтовых вам здесь ждать до вечера!»), но он-то знал – в оставшиеся два часа до столицы случайные попутчицы сполна заплатят ей за эту доброту. Анна Гаспаровна не зря держит всю стопку писем от Виолы поближе к сердцу и к доступу.

Дамы благодарили, жались в широких юбках на истертом сидении против Карнелисов и не ведали своей участи. Стоило экипажу толкнуться вперед, Анна Гаспаровна глубоко вдохнула и с любезностью развернула пытку:

– Как же вы совсем без багажа?

Старшая из попутчиц приняла учтивый вид, приличный для вояжной незначительной беседы.

– Мы выезжали только на день, – легко поделилась она. – Если бы не задержка с переменой лошадей – регулярный рейс уже вернул бы нас в Итирсис.

Леди Анна чуть прибрала свой благодетельный тон – скромные дамы без провожатых оказались нежданно столичными птицами.

– Искали простора и вольного воздуха? – предположила она тогда с пониманием вопроса.

Нисколько не городская, леди Карнелис полагала жизнь в Итирсисе почетной каторгой для родовитых дворян. Кабы не давняя надобность проведать своих птенцов – сама «Ближних Улиток» век бы не покинула.

Однако, старшая спутница и тут не вписалась в предложенную картину.

– Пейзажи дивно хороши, но нас влекла забота, – сказала она.

Эта забота как будто составляла ее гордость не менее, чем виолины письма для Анны, и леди благодушно прибавила:

– Осматривали приобретение.

– Землю? – оживился Базиль Себастьянович.

– Поместье с тремя деревеньками, – уточнила любезно леди. – Как говорят, доходу среднего.

«Тремя!»

Карнелисы владели лишь одною – та отстояла на целый день пути подалее, и «средним доходом» никто ее отродясь не чествовал. Первое впечатление о дамах совершенно обмануло Анну Гаспаровну, не дав угадать за пригретыми леди такого достатка. Поздравив себя наивной провинциалкой, она все-таки продолжила лить непритворное радушие.

– Чудное приобретение! Думаете покинуть шумный Итирсис?

Если дамы ищут такого же деревенского покоя, каким владеет в «Улитках» она сама – это еще как-то их сравняет.

Спутница равняться не желала и тонкой рукою поправила шляпку, по виду – совершенно новую.

– О, столичная жизнь еще нисколько нас не утомила. Усадебку пишем за дочерью, к остальному приданому.

Впрочем, горделивость ее была не надменной, а лишь типично материнской. Девица вовсе порозовела и непроизвольно заправила за ухо светлую прядь – жест был таким простодушным, что не вязался со статусом богатой невесты.

– Должно быть, жених уже сыскался? – подметила леди Анна этот славный искренний румянец.

Попутчицы улыбнулись обе.

– Весьма достойный молодой маг, многим нынешним не чета, – заверила старшая из леди все с той же важной ноткою.

Анна Гаспаровна удержала вздох: конечно, столичные лебедушки на нищих самоучек и не смотрят. Бедняжка ее Себастьян, как-то приходится ему среди таких боярынь?

Полгода уже минуло, как ее дети отбыли в Итирсис. Писали прежде каждую седмицу, но после – все реже и туманнее. Виола разливалась трелями о своих декорациях к постановке оружейников, о славной погоде, о добрых соседях – и матушка чуяла нутром, что за этим кроются большие трудности с делами.

Муж, Базиль Себастьянович, увещевал ее не тревожиться («Денег-то птенцы пока не просят!»), но Анна все качала головою. Не просят – верно, задолжали всем. Той же леди Астер, она девица знатная – даже удивительно, что Виоле помогает. Как дочери не тушеваться с тою рядом?

А молодой Алвини! Поначалу в текстах значилось, что «Алессан Диегович имеет павлиньи наклонности», но скоро виолины эпистолы сменили его статус на «большой умница, пусть порой и забывается». Об этом франте Анна тут же расспросила всех знакомых, и насплетничали ей немало – супруг насилу крепким чаем отпоил, уверяя, что рядом с братом Виоле ничто не грозит.

Последнее письмо в середине июля и вовсе было не к добру: взволнованно танцующие буквы объявляли леди Анне, что «новости скажу я вам уже при встрече».

Себастьян, очевидно, скептически смотревший на сестрины кривые посулы, прибавил к ним своим ровным уверенным почерком: «Вы только не волнуйтесь, матушка», – чем, разумеется, вконец ее добил.

Леди Анне стоило больших усилий не выехать к ним раньше уговоренного срока. Она не имела представления, в каком состоянии найдет дела своей доверчивой Виолы и диковатого Себастьяна.

«То-то в столице невесты взыскательные! – вздохнула теперь про себя хозяйка экипажа. – Куда пристроить моего затворника? Хоть без деревенек бы барышню, и деньгами не надо много. Но какая ж его разглядит – головы из-за книг не видно.»

– Настоящий счастливец! – сердечно позавидовала леди Анна вслух. – Невеста красавица, да при манерах и состоянии. Дай им Бог!

Девица очаровательно смутилась и опустила очи.

– Моя дочь вам ровесница, но у той одни хлопоты на уме, – продолжила Анна, покрывая этой жалобой зуд бесконечной вины.

За неунывающей Виолой поместий не полагалось. В ее приданом числились только скрипом скопленные суммы, вызывающие к ней более сострадания кавалеров, чем их интереса. Дочери уже двадцать, и не будь у нее так мало перспектив среди редких соседей – не отпустили бы ее ковать свое счастье на чужую городскую сторону.

– Вращается в столичных кругах? – вежливо спросила попутчица.

Вот уж у Виолы круги так круги: резчики да оружейники. Только бы попутчица не взялась поминать, встречала ли хоть раз эту блистательную барышню.

– Да, с самой зимы, – ответила Анна, крепясь. – Едем проведать ее и сына.

Если прежде она и думала зачесть избранные места из отчетов дочери, то вне родных стен пелена будто спала с глаз и все победы птенцов показались грошовыми. Даже бурная повесть о себастьяновом спасении страны предстала, наконец, в своей первозданной нелепости – бойкая дочь всегда мастерски взращивала слона из мухи.

– Хотя мою Виолу едва ли повстречать в салонах, – упредила леди Анна, пока аристократки не принялись ее ловить на лжи. – Ее более занимают магические прожекты.

– Как! Леди Виола Карнелис – ваша дочь? – воскликнула старшая леди так восхищенно, будто Анна представилась по меньшей мере матерью фельдмаршала.

Анна озадаченно моргнула, а ее супруг, почти задремавший в углу после плотного обеда на почтовой станции, изволил очнуться и разделить испуг.

– Себастьян Базилевич приходится вам сыном? – все не могла поверить собеседница.

Лицо ее исполнилось одобрения и признательности, а юная барышня отчего-то совсем заалела. После сего конспиративного провала мы станем уже звать их именами, которые угадать не трудно: в карете Карнелисов по странному случаю оказались Арис и Леонора Терини.

Леди Анна застыла с поднятыми бровями.

– Вы знаете моих детей? – в тон ее пробралась такая обнадеженная жалкость, что пришлось даже два раза кашлянуть в платочек.

– Несколько, – призналась Арис, впервые подавая свой затрепетавший голос. – Господин Себастьян… весьма теперь прославился.

– В самом деле? – снова вспыхнула леди Анна, вымещая на платке свое нервозное ликование.

«Ах, птенчики мои!» – горделиво переглянулась она с Базилем, который как будто сумел еще надуться, даже спустя полчаса от обеда.

– О, поверьте! – убежденно сообщила Леонора. – Земский приказ возлагает на них особые надежды.

Трудно ей было сию же минуту не поймать приятную хозяйку экипажа за мягкую руку и не сойтись по-настоящему тепло. Однако Себастьян еще не писал в «Улитки» о счастливом сватовстве, и Леоноре пришлось промолчать, оставляя за ним это важное слово.

Старшие Карнелисы ничего не знали, но семья Арис же готовилась к свадьбе со всею доступной энергией. Пока дамы занимались платьями и шили туфли, Флавий ревизировал финансы, тут же спуская изрядную часть на приданое своей наследницы. Кроме денег и драгоценностей, он взялся добывать и земли.

Царевич отчаянно жаждал отбросить всякий расчет и забрать жену с дочерью в свой столичный дом, под крыло неусыпной заботы. Однако, время еще не пришло – после встречи в кабинете Диего они виделись только на людях, не смея перекинуться и словом. Осмотр нового поместья, условленный в письмах, пришлось обставить с высокой секретностью – и туда, и обратно они добирались порознь. Диего намекал, что пригляд за бывшим узником ослабили, но привлекать внимание к его леди пока не следует.

Флавий слушался и тосковал. Арис он обожал с первой минуты узнавания, до боли жалел, что пропустил этапы взросления дочери, а теперь не может быть рядом в ее волнениях перед свадьбой. Так она и уйдет в свою новую семью, не успев разделить с ним прежней.

Перед Леонорой же терялся как мальчишка. Была ли это ее заслуга, или рядом с нею царевич ощущал отъятую пленом юность – но ему едва хватило смелости взять пальцы жены в свои, когда они шли по садовой дорожке на осмотр купленного дома.

Леонора до сих пор обмирала, вспоминая это осторожное касание – как будто одна ее часть вела беседу в экипаже, а другая еще незримо светилась перед высоким крыльцом усадьбы.

Только после опознания в добродушной паре будущей родни леди, наконец, вернулась в настоящее, и они с Арис предались нежнейшему любопытству.

Мужчины не очень-то говорят о детстве – зато ненадежным кладезем их тайн выступают матери. К этой роли Анна Гаспаровна была вполне готова, но, услышав просьбу рассказать про знаменитые «Улитки», не вдруг поверила своим ушам.

Спутницы покорили ее совершенно, так что скоро в деталях ведали обстановку себастьяновой комнаты, его любимые блюда, а также клички всех кошек в округе. Видя негаснущий интерес, леди Анна расширила свой экскурс до целого земства и подчеркнула, что это никак не захолустье: кроме дивных лесных угодий край хвалится лучшими колоколами, а на реке нашли редкий участок перепада высот и скоро построят новейшую водяную мельницу для производства бумаги – между прочим, только третью в Ладии!

Базиль Карнелис внимал через дрему, как попутчицы жадно дознаются у Анны о быте чужих им «Улиток», и вывел одно: женской природы ему не постичь вовеки.

***

Скрип родного экипажа истомившаяся Виола распознала за версту. Вылетев на крыльцо первой, она едва дождалась, пока Себастьян поможет матушке спуститься, и бросилась к ней с поцелуями. Глаза туманила соленая вода – только теперь бойкая барышня открыла, как соскучилась по милым, неспешным своим родителям.

Анна Гаспаровна тоже не таила слез.

– Доченька! – лобзания встречали то волосы, то щеки цветущей Виолы.

Когда та переметнулась к батюшке, леди прижала к себе и сына, все еще дивясь внезапной взрослости когда-то тощего подростка с длинной шеей.

О спутницах припомнили не вдруг.

Они еще в дороге наотрез отвергли провожание к дому, решив прогуляться от «Щепки» пешком. Леди Анна снова дивилась их скромности и не могла даже помыслить, что те устыдились родной избушки на Зеленой улице.

– Помоги дамам выбраться, – спохватилась, наконец, леди Анна, подталкивая сына к распахнутым дверцам экипажа.

Обернувшись, тот нежданно встретился с любезными сердцу очами.

– Как! – воскликнул юноша. – Вы уже познакомились?

Подшагнув, он выпустил старшую леди Терини, затем подал руку и нарядной Арис.