– Товарищи, товарищи, девочки, ребята, слушайте меня! – металась по проходной сухая тридцатилетняя женщина в короткой юбке и голубой кофточке. – Товарищи, большие сумочки – вот у вас большая, – наманикюренный палец нервно ткнул в длинную, цилиндрической формы красную сумку в руках стройной девушки с волнистыми бело-голубыми волосами.

"Слабый раствор чернил, что ли, на себя вылила?" – подумал я.

– Большие сумочки сдайте в камеру хранения, – начинала психовать женщина. Быстренько, быстренько проходите… Молодой человек, стойте! – тот же палец гневно ткнул в одного из двух двойняшек-пэтэушников. Куда пошли? Сейчас пропуска раздам. Как не идёте, что я слепая, что ли? Подойдите ко мне.

– Стой там, иди сюда! – буркнул один из пэтэушников.

"Лёлик и Болек", – мысленно назвал их в соответствии с популярным детским мультфильмом.

Оба невысокие, худые, с наивными глазами и всклокоченными причёсками, называемыми в народе "взрыв на макаронной фабрике". В одинаковых коротких куртках с широченными плечами и множеством накладных карманов и в чёрных турецких джинсах.

– Сейчас подойдёт пожарник, вон он, кстати, появился, пойдёте с ним, – отвлекла меня от пэтэушников нервная женщина.

Пожарником оказался дед, разменявший седьмой десяток. Первым делом он мрачно взял листки у представительницы отдела кадров и прочёл фамилии вновь поступающих. Симпатичная девушка, поправив русо-голубую чёлку, тяжело вздохнула.

– Даже голова заболела! – ни на кого не глядя, пожаловалась она.

Два пэтэушника, как коты на сметану, таращились на неё.

– И у нас аллергия! – радостно подтвердили они.

"Только что не облизываются", – отметил я, наблюдая за двойняшками.

Группа, растянувшись цепочкой, как утята за уткой, поплелась за пожарником. Лёлик с Болеком, о чём-то тихо переговариваясь, шагали за симпатичной девушкой.

"Кого же она мне напоминает?.. Эти голубые, широко распахнутые глаза с длинными ресницами, яркие губы… Ну, конечно! Мальвину, только лет восемнадцати-двадцати. Чёрт возьми! Благодаря Дениске, все сравнения из мультфильмов и сказок", – усмехнулся я.

По обе стороны неширокой дороги высокие тополя покрыли газоны жёлтым осенним листом. Сразу за газонами начинались корпуса цехов и заводских служб. Пожарник затопал стоптанными каблуками по ступеням и галантно раскрыл стеклянную с аляпестым рисунком дверь перед молодой голубоглазой дамой:

– Прошу! – протиснулся сам и отпустил ручку, нимало не заботясь о шедших следом парнях. – Нам на последний, на пятый, лифт не станем ждать, пешком пойдём, – обрадовал двойняшек бодрый дедок.

Недовольные пэтэушники, спотыкаясь и держась за перила, полезли вверх. На пятом этаже, у двери с табличкой "Кабинет по технике безопасности", бедовый старикан велел подождать и исчез.

Взгромоздясь за расшатанный стол, со скукой глянул на электронные часы с цифрами из красных лампочек, сверился со своими, зевнул, приудобливаясь, поелозил задом на столе, подумав, что по возрасту он явно ровесник первых пятилеток, и случайно поймал улыбчивый взгляд прекрасной Мальвины. Стало неудобно за свою раскрытую пасть. Взглянул ещё раз – она увлеклась разговором с двойняшками, выяснявшими её имя. Держалась высокомерно, словно королева с пажами. "Интересно, посмотрела случайно или?.. А, собственно, какое мне дело, уже не мальчик – двадцать пять стукнуло, к тому же женатый человек. Но фигура у неё отличная, – опять покосился на девушку. – Лёлик с Болеком не зря губы раскатали. Тьфу!.. Вот привязалась".

Минут через десять появился дед. Он шёл, довольно улыбаясь и раскручивая указательным пальцем связку ключей на длинной цепочке: "Эх и тягомотный!" – вздохнул я, пока пожарник примеривался ключом. Наконец дверь открылась.

– Вы, ребята, немного посидите, я ваши фамилии с листков перепишу.

В кабинете было довольно прохладно. Поёжившись, стал смотреть в окно, наблюдая, как толстый мужчина в фуфайке и синих мятых штанах тащил за длинную ручку тележку. Наконец раздался голос заводского брандмейстера:

– В случае пожара или загорания первый заметивший обязан немедленно сообщить в пожарную охрану по телефону 8-01, – как из брандспойта, ливанул словами и посмотрел поверх очков куда-то вдаль. В его зрачках бушевали пожары и возгорания. – А что нужно для этого? – спросил он и тут же себе ответил: – Уметь пользоваться первичными средствами пожаротушения, – стал загибать пальцы на руке, перечисляя, что запрещается делать.

Разжав пальцы и пригладив волосы, встал, резко отодвинув стул, дружелюбно улыбнулся и спокойно уже произнёс:

– Подождите, ребята, не расходитесь, сейчас ещё по технике безопасности лекцию прочтут.

Пламя в его глазах погасло, залитое виртуалным пенным огнетушителем.

После нудного инструктажа по технике безопасности я не спеша спустился на первый этаж.

"Надо у кого-нибудь спросить, где этот судьбоносный двенадцатый цех".

Как нарочно, вестибюль был пуст.

Неожиданно за спиной громко хлопнула дверь. Из туалета вышли, встряхивая перевёрнутыми чашками, три симпатичных беременных девчонки в белых халатиках и пошли в мою сторону. Самая маленькая, с удивительно высокой грудью, проходя мимо, неизвестно чему хихикнула.

– Девушки, можно вас?

Остановившись, вся троица строго уставилась на меня, как по команде убрав чашки за спину

– Ну? – важно произнесла самая полная, поглядев на маленькие часики.

– Я ещё плохо ориентируюсь. Как попасть в двенадцатый цех, не подскажете?

Их лица смягчились.

– Новенький? – спросила маленькая, жизнерадостно хохотнув.

– Оля, перестань, – полная поправила левой рукой очки с огромными стёклами.

– Это очень просто, – ответила молчавшая до того третья подруга, – как выйдете на улицу, пройдите по дороге налево, – плавно размахивая чашкой, нараспев объясняла она, – никуда не сворачивайте. Пройдёте синий вестибюль, там термичка, затем высо-о-кое ка-а-менное крыльцо… – говорила она, растягивая слова, – это склад готовой продукции… Самая последняя дверь самого последнего корпуса и будет двенадцатый цех.

– И ждёт меня там самый большой начальник с самым большим производственным планом, но с са-а-амой маленькой зарплатой, – растягивая слова и завывая, продолжил я.

– Только надо подняться на третий этаж, – скороговоркой вставила весёлая Оля.

– Спасибо большое!

– Пожалуйста! – хором ответили молодые женщины и, стуча каблучками, заспешили, вспомнив, что сейчас рабочее время и начальник опять будет недовольно морщиться, подняв голову от кроссворда.

"Неплохо работают", – подумал я о беременных.

– Молодой человек?! – прекрасная Мальвина, улыбаясь, смотрела на меня. – Я слышала, вы двенадцатым цехом интересуетесь?

– Не только, вы мне тоже интересны…

"Чего это я? Казанова нашёлся!.. От Мальвины и Буратине-то проку не было…"

– Господи! Ну ладно, эти мальчишки, – она кокетливо поправила причёску, – а вы бы хоть колечко обручальное прикрыли.

"Точно! Все Мальвины одинаковые… Та Буратино доставала, а эта – меня!

– А у вас ещё нет такого? – удивляясь себе, спросил у красавицы.

"Ловелас хренов! Вот жена-то узнает…"

– Не хотите отвечать, не надо, – фыркнула она, – сама найду.

– Ну зачем, пойдём вместе.

"Единственно верное предложение", – похвалил себя, смышлёненького.

Открыв стеклянную дверь, пропустил Мальвину.

– Какой вы галантный, ну прям, наш пожарник.

– Какая вы ироничная, ну прям, женщина из отдела кадров.

– Не вспоминайте про неё…

Мы рассмеялись.

– Нам туда, – махнул рукой в сторону моего недавнего знакомца, который вдалеке остервенело дёргал застрявшую тележку, энергично пиная её ногами и, видимо, награждая такими эпитетами, что умей она краснеть, то сейчас бы просто пылала. – А вот и термичка, о которой говорили дамы.

Напротив, через дорогу от термички, был разбит небольшой скверик с двумя обшарпанными скамейками, множеством стеблей роз и засыпанными листвой узкими дорожками с выбитым асфальтом. Плакучая ива, низко свесив ветви, закрывала одну из скамеек: "Летом, – подумалось мне, – здесь неплохо было бы посидеть с Мальвиной, да чтоб народу поменьше".

Между скамейками, лицом к дороге, традиционно подняв правую руку с оттопыренным указательным пальцем, стоял памятник Ленину в человеческий рост – неухоженный, с проплешинами облупившейся краски: "Так и есть! Владимир Ильич на дом указывает, – улыбнулся я. – Нечего, мол, батенька, с дамочками мотаться, а ступай домой к жене и деткам… – О'кей! Владимир Ильич. Будет сделано", – кивнул памятнику.

– А где же ваши пажи? Как они смели покинуть свою королеву? – поинтересовался у Мальвины.

– Какие пажи? – удивилась девушка, кокетливо поправив волосы.

– Двойняшки.

– Ах, эти мальчишки… Предпочли сигареты, – она легкомысленно улыбнулась.

"Оказались умнее меня… Сто раз прав Ильич".

Попав, наконец, в производственный корпус, и миновав узкий коридор, мы оказались перед рядами вешалок, навьюченных пальто, плащами и куртками. Слева вход на этаж преграждали два турникета. Откуда-то из-под пальто вынырнула тщедушная бабулька.

– Вы чаво тут? – словно матрос в семнадцатом – винтовку со штыком, крепко сжимала здоровенную швабру с тряпкой.

– Здравствуйте! – Мальвина выступила вперёд. – Нам двенадцатый цех нужен.

– Марковна! – взвизгнула старушка. – Тут двенадцатый цех ищут.

– Пусть тапки одеют да идут, – раздался приглушённый голос таинственной Марковны.

Пройдя через турникет, начали подниматься на третий этаж. Горло пересохло, когда увидел обтянутые красным платьем, мерно покачивающиеся бёдра идущей впереди Мальвины.

"Ну и балбесы эти Лёлик с Болеком. На их месте я давно бы курить бросил".

Перед обитой грязным дерматином дверью с табличкой "Начальник цеха" мы огляделись.

– Давай отдышимся, – волнуясь, предложила Мальвина.

Как-то незаметно мы перешли на ты.

– Слушай, а как тебя по-настоящему зовут?

Тонкие ниточки бровей поползли вверх, красивые глаза удивлённо распахнулись.

– Что значит "по-настоящему"?

Отвечать не стал. Кивнул головой – смотри, какие чудики.

К нам приближались два субъекта в одинаковых тёмно-зелёных нейлоновых костюмах и белых пилотках. Один – худой и высокий, примерно моего возраста, тетешкал длинными руками газетный свёрток. Заглядевшись на Мальвину, споткнулся на линолеуме.

– У-у-ух! Кошёлка! – смачно высказал своё мнение о товарище невысокий пожилой мужчина.

Был он небритый и тощий, с огромной чёрной бородавкой на носу. Подозрительно поглядывая на нас, бережно сунул в карман капроновую розовую баночку.

– Пошли, – дотронулась до моего рукава Мальвина.

В кабинете, за столом с тремя телефонами, сложив пухлые ручки на животике, глядел в окно кругленький дядечка. Увидев вошедших, быстро схватил телефонную трубку и с деловым видом стал набирать номер.

– Здравствуйте, мы к вам.

– А-а! Новенькие! – пухленький дядечка, склонившись к бумаге, что-то стал старательно высматривать.

В центре его густой шевелюры, словно нарочно, была приделана лысинка.

"Ему бы в католические священники следовало податься. Вылитый падре…"

– Так-так! А где же ещё два человечка? – отвлёк меня от раздумий.

Я молча пожал плечами.

– Ну ладно, сейчас распоряжусь, – лицо его стало значительным, – чтоб вас переодели. Видели, в чём здесь ходят? Гироскопия!.. – назидательно поднял вверх палец, а затем почесал им лысинку. – Прежде всего, чистота. Вас как зовут? – обратился к Мальвине.

– Марина, – отчего-то вспыхнула она.

Я почти угадал.

– Пойдёте на осциллографы.

Моё имя его не заинтересовало.

– Да, да, – сам себе покивал головой. – А вы, молодой человек, найдёте мастера Родионова, у него работать станете. Свободны! – отпустил нас. – Да, кстати, прежде в кладовую

спецодежды зайдите, – крикнул, когда мы были уже в дверях и, гордый исполненным делом, замер, сложив ручки на животике.

"По-моему, беготня заканчивается, – рассматривая обнову в зеркале, подумал я. – Ну и штанцы дали. Во мне метр восемьдесят, а эти рассчитаны на двухметрового дядю: "Ушьёте, ушьёте", – мысленно передразнил кладовщицу. – Спасибо, плавки надел, а то чего-то просвечиваю. Ба! А пилотка! Где же я такой шар возьму? Куртка – ничего, подходит. На фига придумали эти шёлковые штаны с курткой, ходили бы в халатах, как на четвёртом этаже. Маринке больше повезло".

– Привет! Ты к нам, что ли? – прервал мои размышления бодрый уверенный голос.

В зеркале отобразилась знакомая парочка.

Длинный, что спросил меня, жевал конфетку, которая, как ни старалась, не могла отбить свежий запах алкоголя.

Пожилой, почесав бородавку, пошевелил пальцами.

– Дай сигаретку, – обратился к коллеге.

– Свои надо иметь.

– Какая же ты, Пашка, кошёлка, – обиделся с бородавкой, уходя в курилку.

– Ты края чепчика внутрь заверни, – советовал Пашка, – как раз будет. А штаны, – он махнул длинной рукой, – иголку дам, ушьёшь. На какой участок?

– К Родионову, – ещё раз глянув в зеркало, ответил ему.

– Это же к нам, – обрадовался длинный. – Сейчас обед до полпервого, потом ко мне подойдёшь, покажу Родионова. Его Михалычем зовут. Меня – Пашка, – протянул он руку.

– Сергей.

– В общем, Серёга, подойдёшь после обеда. А хочешь, очередь забивай – козла схватишь, – расщедрился он.

– Да нет, в столовую надо.

– Ну, смотри, дело хозяйское, – тут же подскочил к здоровенному детине с рябым лицом.

"Во сне привидится – затрепещешь, – подумал я. – А если ночью наяву встретишь?.. – разглядывал будущего коллегу. – Почему "Большой"?.. Следовало "Кинг-Конгом" назвать, сообразно внешности…"

– Большой, – затараторил Пашка, – я первый забил, за мной будешь.

Тот, ничего не ответив, показал большим пальцем за спину.

– За тобой?! – вскипел Пашка. – Да мы с Главным с утра заняли, – кивнул на бородавочника.

Палец опять показал за спину. Конца перепалки я не дождался.

После обеда Михалыч – солидный мужик лет пятидесяти с гаком, долго шмыгал широким, раздвоенным на конце носом, что-то прикидывая.

– К кому же тебя подсадить? – сопел он. – Женатый?

Я кивнул.

– Вот что, – решительно рубанул воздух рукой, – к Чебышеву пойдёшь.

– Мне всё равно, – я натянуто улыбнулся.

Чебышев оказался Пашкиным другом. Узнав о решении мастера, он тут же взъерепенился, ощетинившись бородавкой.

– Не стану учить! Вон, Пашку выучил, мне заплатили? – и замер, чего-то ожидая.

– А сколько стаканчиков я тебе поставил? – забасил Пашка, выглядывая из-за стеклянного шкафа и улыбаясь во весь рот. – Пэтэу на эти средства построить можно. Главный, хватит ломаться, бери парня, – шутливо треснул кулаком по столу.

Раздвоенный нос мастера приблизился к Чебышеву.

– С утра на грудь принял?

– Михалыч! Ей-богу – вчерашнее! – скромно потупился Чебышев.

– Где вы каждое утро берёте "вчерашнее"? С собой, что ли, проносите? Вот напишу докладную, будет тебе "вчерашнее", – расхорохорился мастер. – И тот, за шкафом, тоже гусь хороший… – окончательно разошёлся, глядя на Пашку. – Сло-

вом, чтоб за месяц парня выучил, а то не поверю, что "вчерашнее".

– Шантажи-и-ист! – восхитился Пашка.

– Ну ладно! – Чебышев грустно оглядел меня с ног до головы: от сменных чёрных тапок – до белого, нависшего на уши, чепчика. – Только всё оформи как следует, – опять взвился он, – ту кошёлку учил, учил – не заплатили, и опять…

Пашка, улыбаясь, стоял рядом.

– Главный! Это дело стоит обкурить…

В курилке, пошарив за дверным косяком, мой будущий гуру вытащил "бычок", нежно помял пальцами и бережно сунул обратно – сгодится.

– Заев! – уставился на Пашку. – Покурим, что ли?

– Свой охнарь докуривай.

"Да-а! Не альтруист", – подумал о Пашке.

Постепенно курилка наполнилась страждущими.

– Давай знакомиться?! – не вынимая изо рта сигарету, которую всё же выудил у бывшего ученика, прогундосил Чебышев.

– Сергей Двинянин, – протянул руку.

– Лёша! – значительно, словно открыл военную тайну, произнёс Чебышев, чуть не упав на меня от толкнувшего его в спину плеча.

"Ещё один гироскопец", – подумал я, разглядывая мятого, непроспавшегося пролетария неопределённого возраста, маленького роста, но крепкого на вид.