В ноябре рассветает к одиннадцати, смеркается к трём.

Скоро уже у Красной пристани и на Кузнечихе засверлят лунки – на ершей, сорожку.

День короток, со смены в клуб бегу. Дядька машет калечной рукой, завидев: народу набилось, место у входа держит. Вьётся нить табачная – не промахнусь.

– Что там? – задыхаюсь.

– Окружают, – скалится он сквозь дым.

…

Живём справно, грех жаловаться: в лесу – красноголовик, на Мхах – морошка, крупы, картошки не считаем, электричество на час каждый вечер – редко пропустят.

Дядька – бригадиром в потребкооперации на левом берегу. Уважают его сильно: «За Илью себя положим», – говорят. Вагон со спиртом под надзором экспедиторским разгружают – проценты бригаде, бой железной дороге. А новичку он и ватник под ящик подложит, и как другому мешок на плечи налить покажет.

Придёт вечером, на кухне фыркает: моется. Сядет за стол – несу графин да уху. На шум сосед выйдет: старый он, восемьдесят пятого. Спорят часто.

Рядом устроюсь, ноги подожму, слушаю.

– Да фотографий этих, – горячится дед Семён, – полный интернет был. И в рюшках, и в слюнявчиках, в фейсбуке, ватсапе, бог знает где ещё!

– Бог – знает, – улыбается в ответ Илья. – А только у нас в тридцатых уже ребятишек до года не то что снимать, срисовывать не давали. А где и вовсе зеркало малышу не казали.

Так и не сойдутся, отправятся спать на полуслове.

…

Утро гудком позовёт, так я привычная. Щепы наколоть, кашу на завтрак затеять. И на смену бегом.

В цехе бесконечно крутятся сушильные барабаны, накалываются штабельные карточки.

– Зольность один и три! – крякает мастер. Молотковые мельницы принимают опилки. Будем с премией.

Полдникаем чаем с беляшом, моем косточки лаборантам. Их у нас по брони двое: хлипкие, мало на что по мужскому делу годные.

– Такого рядом положу да задавлю спросонок, – хохочет Нинка Рожкова, напарница моя: кость широкая, кровь с молоком.

Отпрашиваюсь на час раньше, на почту забежать. Выстаиваю молчаливую очередь и за два человека до окошка налетаю на мель в глазах сортировщицы Нади.

– Вы проходите вперёд, – говорю женщине позади, – я не буду стоять, после зайду.

К шести на Воскресенскую в клуб поспеваю. Народу поменьше сегодня, места на скамейках проплешинами. Дядьку не вижу: верно состав с цинком достался, а пацаны напороли и теперь габарит чистят.

Экран оживает, встаём, льётся гимн: иные лишь губами шевелят, я – в полный голос.

Новости с рубежей всегда похожи. Ловлю себя на том, что почти не слушаю, а только смотрю на лица наших ребят – бравых, ладных в этих синих кителях с двумя рядами золотистых пуговиц.

Конец ознакомительного фрагмента.