© Пугач В., текст, 2014

© Геликон Плюс, оформление, 2014

От автора

У всякого автора за многолетнее функционирование в литературе набирается множество текстов, которые неловко вставить в серьезные книги. Так случилось и со мной. Междусобойные игры «Пенсил-клуба»^[1], в которых я принимал участие, породили эту книгу, полную непристойных намеков, исковерканных цитат, стилизованных упражнений и сомнительных каламбуров. Если сравнить творчество с квартирой (всякое сравнение хромает, но особенно хромает сравнение с квартирой, потому что, как мы знаем с булгаковских времен, это самая несравненная из вещей), то среди моих книг «На дружеской ноге» – в лучшем случае антресоли. И вот я поставил стремянку, выволок с антресолей бог знает что и выставил это на лестничную площадку. Чтобы вы, проходя мимо, споткнулись…

I. Одна нога там

Из пушкинской антологии

1. Архилох

Я Необулу полюбил – и в бешенстве.

Ведь это значит общим стать посмешищем,

А все ж теперь в несчастной этой глупости

Я признаюсь, припав к коленям девичьим.

Мне не к лицу влюбляться – в пору зрелости

Давно уже вступил – тому свидетель Зевс.

Но чувствую в спине стрелу Эротову:

Торчит она, как кол, между лопатками.

Нет Необулы – я зеваю – спать хочу;

Есть Необула – тоже спать, но рядом с ней.

Повсюду Необулу я преследую,

Преследуем повсюду Необулою.

Когда ступает дева легконогая

Из гинекея, и шуршит хитон на ней,

Иль вдруг заслышу этот голос девственный,

Внезапное я чую помутнение.

Мне улыбнется Необула – радуюсь,

А отвернется от меня – тоска берет;

Измаюсь за день – караулю вечером,

А вдруг смогу коснуться я ее руки?

Когда прилежно клонится над прялкою,

Глаза и кудри опустив, иль чешет лен,

Истомно-сладкой страстью обессиленный,

Слежу за нею с сердцем переполненным.

Легко мое несчастье обнаружится,

Когда пойдет к источнику стирать белье

Любовь моя, а я за нею вслед пойду,

Храня молчанье, как коза на привязи.

Увижу если – Необула слезы льет,

Сейчас же речь свою я обращаю к ней,

На Фасос вспоминаю путешествия,

Настраиваю лиру на фригийский лад.

О Необула! Сжалься надо мной скорей,

Когда любви не хочешь подарить ты мне.

Быть может, я и вправду столь уродлив, что

Девической не стою благосклонности?

Но притворись! Глаза твои прекрасные

Все говорят искусней, чем дельфийский жрец.

Любить не можешь – обмани, любимая!

Я обманусь – уже и этим буду рад!

2. Сафо

Нет, не пой, красавица, дивных песен

Берегов печальной твоей Колхиды,

Что иную жизнь и печаль иную

Напоминают.

Ты заставила вспомнить меня, подруга,

Молодым, жестоким своим напевом

Степь и ночь, луну и прелестный облик

Девы далекой.

На тебя смотрю – и любимый призрак

Забываю, глаза красотой насытив,

Начинаешь петь – и другая дева

Передо мною.

Нет, не пой, красавица, дивных песен

Берегов печальной твоей Колхиды,

Что иную жизнь и печаль иную

Напоминают.

Ио

– Орел, взвесь полкило печени.

(Из диалога в мясном отделе)

Восклицаю: «О, Ио!» – и о

Ее уединенном горе мышлю.

Гласные колотятся в горле,

Идут пузырями,

                       поют и воют.

Что с ними делать, с недоносками Аполлона

И, скажем, Эвтерпы?

Если я Аргус,

                       обозначить ли ими жалость

К бессчастной дуре?

Если Гермес,

                      пожалеть ли с их помощью Аргуса,

Коего убиваю?

Если я Прометей,

                       то, конечно,

Всех пожалею и о себе не забуду.

Впрочем, быть вертухаем – не дело четырехглазых

(Аргус глазастее был минимум раз в 25);

В киллеры тоже никак не гожусь

(К моим белорусским ботинкам

Крылья пока что никто не приделал);

Разве страдальцем?

Но печень мою

                      только желтуха слегка поклевала.

Милая Муза! Не миф утешает,

                                 но размышленье о мифе.

Перехожу на согласные:

PS. Нрзбр. Тчк.

Чревоугодники

Терцины

Итак, мы оказались в круге третьем,

Меня сопровождал Гаргантюа.

Он важно объяснял, кого мы встретим,

И поправлял сползавшее боа —

Гирлянду толстых мюнхенских сосисок.

Я подмигнул: пивка сюда бы, а?

Но он сказал: «Я оглашаю список.

Здесь собрались любители еды

И выпивки, но нет стаканов, мисок,

От жирных пятен высохли следы;

Сосиски – бутафория, мы дразним

Их образом попавших в край беды,

Кто есть любил, тот предается казням.

Вот званский записной фелицевед,

Теперь он слеп на ухо и на глаз нем,

А мог когда-то закатить обед:

Багряна ль ветчина, желток во щах ли,

Пирог ли, сыр ли – здесь такого нет,

Икра прогоркла, раки поисчахли,

А что до щук, мерцающих пестро,

Они в конце концов таким запахли,

Что хоть копти, хоть подавай в бистро.

Вот некто Г.; ему в вину вменяем

Без всякой меры борзое перо.

Не дядями Митяем и Миняем

Он осквернил своих созданий дух,

Не тем, что умер, тощ и невменяем,

А тем, как Собакевич и Петух

Уписывали на его страницах:

На третий круг хватило этих двух.

Таких осатанело свинолицых

Не так уж много в книгах, да и те

В провинции все больше, не в столицах

Проводят время в праздной маете.

Но и в столицах место есть герою,

В чьем не весьма обширном животе

Сыр лимбургский встречаются порою,

Французский трюфель – роскошь юных лет,

И ананас, и главное, не скрою,

Все это покрывает жир котлет».

«Какая мерзость, – я вскричал в испуге,—

Зачем мы брали в третий круг билет?»

И тут таким запахло в этом круге,

Что если б кто кинжал иль саблю дал,

Я сразу б закололся без натуги, —

И с той поры диету соблюдал.

В лесу родилась елочка

Еще терцины

В лесу родилась елочка. Однажды

Я тоже очутился в том лесу.

Хотелось пить. Я умирал. От жажды

Чесался даже прыщик на носу.

Но за спиною звякнули бутыли,

И тут я вспомнил, что с собой несу.

О странное мое пристрастье, ты ли

Меня уводишь в области хвои?

Севрюгин^[2] ли, в ком чувства не остыли,

Маршруты демонстрирует свои?

Себе я задал множество вопросов —

И вот они, таи их, не таи.

В краю карелов и великороссов

Что сваливает Валю^[3] на траву,

Когда поэт, художник и философ

Склоняет умудренную главу,

И нет, не спит Бобрец над бобрецами,

Но бредит анекдотом наяву?

Меж «Старкою» и честными сердцами

Не рвется чудодейственный союз,

Союз борьбы за право быть борцами

С зеленым змием, сладостным на вкус.

А что овладевает вдруг Володей^[4],

Когда поэт, употребивший мусс,

Рванет от мамки прямо в тьму мелодий?

И в этой тьме, наткнувшись на палат-

Ку, рвет ее, а сам смеется вроде,

Совсем не ощущая неполад-

Ку в организме. Рвутся рифмы, ткани,

И ночь вокруг горька, как шоколад.

Люблю ли я веселое мельканье

Летучей мыши, полноту Луны,

Как бы лимонной долькою в стакане

Торчащей на соломинке сосны?

От «Старки» или хвойного настила

Мы видим удивительные сны?

И тут меня струею прохватило

Лирической. И оного числа

Объединил терцинами светила

И елочку. В лесу она росла.

Розенкранц и Гильденстерн

И в гибели воробья есть особый промысел.

В. Шекспир

Два еврея разговаривают друг с другом во дворике. Рядом – детская площадка и кладбище домашних животных. Несколько детей погребают птичку.

РОЗЕНКРАНЦ

Привет вам, Гильденстерн.

ГИЛЬДЕНСТЕРН

                      И, Розенкранц!

Какой привет? Чтоб нам так жить в раю,

Как вы меня встречаете с приветом,

Буквально по привету ежедневно.

Повеселите чем-нибудь другим.

Розенкранц

Вам хочется веселья? Посмотрите,

Там птичку погребает детвора.

Девочка

Два дня назад взяла я эту птичку

На улице. Она была больна,

Но у меня она поздоровела,

И хоть летать покамест не летала,

Но прыгала и какала везде.

И так однажды оказалась в ванной,

Где на полу стоял с водою таз.

В нем плавали цветы (сегодня свадьба

Моей сестры, гульба идет вовсю).

Так вот, она (нет, не сестра, а птичка)

На край уселась. Гладкая эмаль

Коварно ей позволила скользнуть

В пучину вод. Сперва она цеплялась

За стебли ирисов и орхидей,

Обрывки песен пела, но затем

Отяжелевшие от влаги перья

Несчастную от звуков увлекли

В трясину смерти.

МАЛЬЧИК

Значит, утонула!

ДЕВОЧКА

Я назвала Офелией ее.

РОЗЕНКРАНЦ

Девочка, а, девочка, хочешь конфетку? Между прочим, фабрики Крупской изделие.

ГИЛЬДЕНСТЕРН

Какой такой Трупской, старый греховодник?

МАЛЬЧИК В ОЧКАХ

Крупп производил оружие, поддерживал имперские устремления германской военщины и был женат на Большой Берте.

ГИЛЬДЕНСТЕРН

Знавал я одну Большую Берту. Муж у нее, кстати, был маленький, как ваша птичка. Не знаю, в каком тазу она утонула, но если бы вы видели таз Большой Берты…

РОЗЕНКРАНЦ

Кто тут греховодник? О чем ты говоришь, это же дети!

ДЕВОЧКА

Старик, давай конфету. Это «Старт»?

Сегодня лучше подошел бы «Финиш»,

Но помянуть сгодится и она.

Я увела шампанского бутылку.

Разливает. Пробует.

Холодное. От брачного стола

Недалеко до поминальной чаши.

МАЛЬЧИК В ОЧКАХ

Все это мне напомнило одну

Историю.

Все

Рассказывай скорей.

Мальчик в очках

Итак, я жил тогда в Одессе. Мама

Недавно вышла замуж, овдовев

При странных обстоятельствах, и отчим

Был дядя мне. Его я не любил,

Мать упрекал в предательстве отца,

Короче говоря, они решили

Меня отправить в Англию учиться,

Обставив мой отъезд почти по-царски.

Поехал я на яхте по морям

Вдоль побережья пол-Европы.

МАЛЬЧИК

           Что же

Теперь тебе напомнило об этом?

МАЛЬЧИК В ОЧКАХ

Большая Берта. Я с ней был знаком.

МАЛЬЧИК

Ты лжешь. Большая Берта ни при чем,

Ты просто хвастунишка. Может, скажешь,

Что ты любил покойную, как брат,

Точнее, нет – как сорок тысяч братьев?

Что ты готов рыдать, терзаться, биться

И выпить не шампанское, а уксус?

МАЛЬЧИК В ОЧКАХ

Всегда готов! Ты главного не знаешь:

Я принят в пионеры.

МАЛЬЧИК

Что ж ты сразу

Нам не сказал? Мы слушаем тебя.

МАЛЬЧИК В ОЧКАХ

Так вот, пока мы плыли, я узнал,

Что послан я с фальшивым документом

И попаду в полицию скорее,

Чем к английскому берегу пристану.

Когда в порту турецком мы стояли,

Сбежал я и, дойдя до Курдистана,

Был принят в пионеры, а теперь

Я здесь.

МАЛЬЧИК

Все стало ясным наконец.

Так это ты, должно быть, разорил

Гнездо, откуда этот милый трупик,

Еще не научившийся летать,

Однажды выпал? Ты убил отца,

Кормящего малюток червяками?

МАЛЬЧИК В ОЧКАХ

Кстати о червяках. Эти белковые макароны отлично плодятся на кладбищах. Если где-то и существует фабрика Трупской, то это макаронная фабрика. Помню, дело было в Италии…

ДЕВОЧКА

Не ссорьтесь, мальчики, пора копать.

МАЛЬЧИК

Чей это череп?

МАЛЬЧИК В ОЧКАХ

Выяснить недолго.

Я прихватил с собою ноутбук,

Там установлена одна программа:

Параметры введем – сию минуту

Программа нарастит лицо владельца.

Необыкновенно споро выполняет все операции.

Хозяин черепа – терьер йоркширский.

РОЗЕНКРАНЦ

Погодите-погодите. Это же Йорик! Я сам зарыл его лет пять тому. Такой мертвец собачий! Здесь были эти губы, которые я целовал…

ГИЛЬДЕНСТЕРН

Он меня еще обвинял, зоофил несчастный!

ДЕВОЧКА

Не ссорьтесь, мальчики. Уже готово

Утопленницы непорочной ложе.

Оставим на могиле орхидеи:

Красивые – красивой. Спи, дитя!

Спасибо всем, кто в ней участье принял —

И мальчику, и мальчику в очках,

И старикам, что в очереди ныне,

Спасибо, Розенкранц и Гильденстерн!