,не нужно это некому вот и всё,

из кинофильма ,Андрей Рублёв,

– Цып, цып, цып иди сюда сука, – худощавый мужик, одетый в старые потёртые синие джинсы и куртку на голое тело песочного цвета с нашивкой «БАМ» на левой стороне, согнулся, вытянул вперёд руку и перебирал большим и указательным пальцами, как будто там что-то было.

Облезлая курица, сквозь редкие, засаленные перья, местами виднелась красная кожа, не поверила. Косясь одним глазом, она стремилась к забору – в крапиву. Мужик сделал осторожный шаг вперёд. Курица юркнула в крапиву. Мужик рванул, попытался придавить её ногой, обутой в стоптанные кеды, но не успел. Она зашуршала дальше. Мужик – за ней по тропинке, параллельно крапивы и забора. Была надежда, что курица застрянет между штакетником, но она не допустила этой ошибки. Несколько раз она ткнулась в забор, видя, что между штакетником недостаточный проход, чтобы уйти, проявила благоразумие, а не бессмысленное упрямство и бежала дальше. Через несколько метров была оторванная штакетина. Курица шмыганула туда, а за забором – огород, заросший бурьяном.

– Ушла тварь, – мужик выпрямился и пошёл назад.

– Х..и встал.е…м щёлкаешь. Надо было наперёд бежать. Отсекать на х.., – он говорил это парню, стоявшему на тропинке.

– Надо было палкой еб....ь, – круглое в угрях лицо парня растянулось в фальшивой улыбки, обнажая редкие запущенные зубы..

– Надооо быыылоо ээээ, – мужик передразнил парня, вытянув губы. Он выбросил вперёд руку, пытаясь схватить парня за козырёк чёрной бейсболки. Парень успел сделать шаг назад, придерживая бейсболку. Он был на полголовы ниже мужика.

– Сюда иди, – мужик поманил пальцем. Голос был тихий и угрожающий. Морщинистое прямоугольное лицо с выпуклыми скулами, впалыми щёками, кривой от перелома нос, жёлтые зубы, надвигались на парня. Он, одетый в зимнюю рубашку, в чёрно-красную клетку, порванную подмышкой с левой стороны, наполовину заправленную в спортивные штаны «Монтана» синего цвета. Он, обутый без носков, в стоптанные домашнее тапки, небольшими шажками пятился назад. Мужик смотрел парню в глаза. Парень не выдержал взгляд, его голубые глаза забегали, но тут он что-то увидел слева от мужика и устремил взгляд туда. Мужик понял кто-то идёт.

– Слушай сгоняй к Иванычу за махоркой. Покурим, – мужик сказал это спокойным тоном, больше не парню, а для того, кто подходит.

– Привет Серёга, – подошедший протянул руку. Это был плотный мужик среднего роста, усатый, тёмно-русые волосы с проседью. Овальное мясистое лицо, на подбородке ямочка.

– Здарова, – ответил мужик, но руку не подал.

– Привет, Толик.

– Привет, Николаич, – усатый и парень поздоровались, пожав руки. Мужик пошёл вперёд. Толик развернулся и за ним, на полшага отставая.

– Сидор даже руку не пожал. Обидки б…ь затаил. Да и х.. на тебя.

– Ему Лупень про тебя в уши дует.

– Чё ему надо было от тебя?

– Курицу хотел поймать. Наверно, у Копейкиных сбежала, – они прошли по переулку не больше десяти домов. Сидор смотрел им в спины. Он знал сейчас они дойдут до конца переулка, выйдут на берег протоки и будут решать, куда повернуть: налево или на права. Так и произошло. Двое остановились, посмотрев по сторонам.

– Ну х… стоишь, б…ь , рожай быстрей., – Сидор знал, Николаич примет решение, поэтому подумал про него.

Они повернули налево.

– На бревно, козлы, – пробормотал Сидор. Он стал думать, куда пойти. Хотелось курить, но мысль идти к Иванычу, а потом идти обратно, была неприятной.

Повернув налево, Толик и Николаич пошли по тропинке, поросшей травкой-муравкой с вкраплением подорожника. Когда-то это была широкая улица вдоль берега, по которой ходил транспорт. Напоминанием об этом была левая колея от колёс, правая колея обвалилась вместе с берегом, и теперь осталось тропинка для пешеходов. По пути им попадались тополя с обеих сторон тропинки: слева у приусадебных заборов, справа некоторые деревья уже упали в воду, но корнями ещё держались за берег. Весной, когда много воды, их не оторвало. Другие тополя стояли у самого края. Обваливающийся берег обнажил могучие корни. На другом берегу кустарники ивы, наоборот, наступали на воду.

Русло протоки медленно и неуклонно менялось.

– Вода падает, скоро неводить можно будет, – сказал Толик.

– Надо к Мише зайти, что-то не зовут на рыбалку, зимой Саня меня звал, –Николаич покасился на Толика. Он шёл ближе к берегу. Братья Миша и Саша сказали ему ещё весной, что они звали Толика рыбачить. Он обещал, но не пришёл. Это повторилось несколько раз. Они зашли за ним. Он валялся пьяный.

«Больше не позовём, нах нужен. Пусть пьёт», – сейчас Николаич думал сказать это Толику или нет.

«Ну, скажу ,что изменится? Что, он пить бросит? Нет!», – он решил не говорить.

– Осенью бочкарить пойдём. Помнишь, у меня была офигенная бочка. Наверно, Лупень с.....л или Заманихин. Я на улице оставил, не занёс б…ь.

– Ты бочку у Константиныча взял?

– Да, я работал у него.

– Он с работы натаскал, у него ещё должны быть.

– Да-да, Николаич. Наверняка есть. Попроси. Я отработаю.

– Случай будет, попрошу.

Они подошли к трём тополям, образующим небольшую поляну неправильной формы. На ней – свежее кострище, вокруг мусор, характерный для пьянки. Упаковки от еды: китайская лапша, полторалитровые пластиковые бутылки, пачки из-под сигарет, пакетики растворимого напитка.

– Нельзя в костёр побросать?! – пробурчал Николаич.

– Рыжий опять бухал с девками, – сказал Толик, – бычки должны быть.

– Хернёй не занимайся – оплёванные бычки собирать. Сейчас возьмём у кого-нибудь.Толик быстро осмотрел место попойки. Его взгляд выхватил тонкий окурок на пол сигареты длинной.

– Николаич, ну смотри какой бэкан.

– Где?

– Да вон.

-Толик, б…ь, ты е......я? Это бабская сигарета. Поди ещё с ментолом. Она сосёт,а ты собрался докуривать за ней. Ты ещё б…ь на людях это сделай.

– Я понял.

– Что ты понял?

– Бычки не буду собирать, никакие. Может, полторашку взять? Воды наберём, –Толик глянул на Николаича.

– Возьми.

Толик подобрал менее всего помятую полторашку. Они двинулись дальше. Тропинка стала расшираться. Показался понтонный мост. Дорожка пошла вдоль стены брошенного дома. Завернув за угол и пройдя ещё немного, они подошли к бревну, которое осталось от спиленного тополя. Ветви и верхушка дерева были спилены, но ещё осталось бревно около трёх метров длины, диаметром – больше обхвата руками взрослого человека. Оно лежало почти параллельно протоки. Его тоже пытались разделать, следы от бензопилы остались с обеих сторон. Возможно, бревно спасло то, что оно не загораживало проезжую часть, поэтому дело не было доведено до конца и на бревно махнули рукой. Оно почти всё лежало на траве и только небольшой конец на вытоптанной, пыльной дороге, которая завершалась въездом на неширокий понтонный мост. На нём нет места, чтобы разъехаться двум машинам. Дорога подходила к мосту под углом справа, если стоять спиной к протоке. Ещё одна дорога – под углом слева. Эта дорога была уже и менее оживлённой. Посредине неё и по бокам росла трава. Дорога справа, начиная от моста, чтобы было лучше заезжать, усыпана щебнем. Перед мостом образовалась небольшая

площадь. Тропинка, по которой пришли Толик и Николаич, после моста продолжала идти вдоль берега, который плавно изгибался в права.

Они подошли к бревну. Там уже был человек возрастом за сорок, с испитым лицом в морщинах и прыщах. Он, одетый в чёрную замусолённую телогрейку с торчайщей ватой на голое тело. Он сидел на земле, вытянув босые ноги, облокотившись спиной на бревно, почти на середине бревна, ближе к пеньку. Человек был грязный. Мухи роились вокруг него, садясь на ступни, лицо, на животе сочился сукровицей небольшой порез – самое интересное место для них. Человек закинул голову назад, закрыв глаза и открыв рот. Мухи резвились вовсю. Когда к нему подошли, человек поднял руку к губам, но немного не дотянулся, и рука безвольно рухнула назад.

– Привет, Витёк. Как переночевал? – спросил Николаич. Человек никак не отреагировал.

– Развёл мух п....ц. Надо его оттащить отсюда.

– Надо Чесноку сказать, – осторожно ответил Толик.

– Обязательно, – Николаич сел на бревно. Толик сел на пенёк, боком к мосту. Посмотрев на конец моста на друом берегу, он, медленно повернув голову налево, окинул взглядом панораму перед собой – заросли ивы на том берегу; протока, уходящая в далеке за поворот; редкие тополя на этом берегу. Постепенно тополя становятся по гуще и вдалеке идут плотным строем. Тропинка по берегу. Одноэтажные дома жителей посёлка. Огороды. Улица на право, в начале которой два двухэтажных дома барачного типа, из бруса, почерневшего от времени с четырьмя подъездами. В первом доме Толику видно все подъезды. Второй дом – под углом относительно первого, потому что поворот на право. Толику не видно подъезды. Дорога, покрытая щебёнкой.

На другой стороне дороги железные гаражи, сараи и сараи, приспособленные под гаражи. За гаражами бурьян, крапива, репейник. Они заканчиваются у дороги налево. Это обычная неширокая, пыльная, поселковая улица. Дальше от реки начинаются заборы и огороды с домами. На стороне, где бревно, тот же бурьян и остов сгоревшего дома. Крыша обвалилась, но обугленные стены ещё стоят. Потом дома, как обычно. Толику нравится его позиция, не видно только тропинку, по которой они пришли, но её контролирует Николаич.

– Схожу за водой, – Толик встал и пошёл на улицу, мимо обугленного сруба, сгоревшего дома. Он повернул за угол, улица плавно уходила налево. Через пару минут, он подошёл к проулку направо, оттуда не спеша шли двое. Они увидели его, и Толик остановился, ожидая их. Это были высокий сухопарый мужик в старых застиранных серых брюках, подпоясанный аллюминевой проволокой, в голубой футболке с молнией на шеи. На ногах были серые от пыли стоптанные макасины; на голове – светлая кепка-трёхклинка в маленькую клетку. Загорелое овальное лицо, впалые щёки, выбритый. Ему было около сорока пяти лет. Он докуривал сигарету без фильтра, держа её большим пальцем и фалангой указательного пальца. От пальцев у него остались только фаланги, кроме больших пальцев. Второй почти на голову ниже: немного сутулый; одетый в старый заношенный, чёрный пиджак, грязную майку-алкоголичку и синие трико. На голове у него была зелёная панама, а на босых ногах – домашние шлёпанцы. Его лицо начало опухать от пьянки. Оно покрылось угрями. Трёхдневная щетина. Около сорока лет. Они подошли:

– К Лысому? – спросил высокий.

– Нет. За водой.

-Кто?

– Я, Николаич, Опойка.

– Х..и ты. Тебя и так вижу.

Они пошли на бревно. Высокий почти докурил. Осталось совсем немного. Он протянул руку налево и, не глядя, подхватил второй или замешкался, разжал пальцы. Второй поймал окурок в ладонь, тут же отправил в рот, держа кончиками пальцев и машинально подстраховывая ладонью у подбородка.

– О з....к. На две дышечки. – Он затянулся. Вторая затяжка уже обожгла губы.

– Е…ь колотить, – мужик стряхнул с губ остатки табака и пепел.

Толик посмотрел им вслед и пошёл дальше. Он подошёл к уличной водоразборной колонке, находившейся на обочине улице справа. Там уже был один человек. Парень около двадцати лет заканчивал работу. Он наливал воду в ведро и переливал в алюминиевую флягу. Та стояла в специальной двухколёсной тележке, приспособленной возить флягу или газовый баллон. Сейчас тележка была в вертикальном положении. Парень был в галошах, спортивных штанах, в футболке с рисунком:

– Привет, Юра. Ты курить начал? – спросил Толик.

– Нет. Я никогда не буду курить.

– Зря.

Парень набрал воду. Стал закрывать флягу.

– Давай помогу.

– Не надо, я сам справлюсь.

– Конечно, справишься. Х..и тут справятся, – пробормотал Толик.

Парень взял тележку за ручку, опустил к низу и покат ил её за собой. Толик всполоснул бутылку, налил воды, напился, снова долил и пошёл назад. Подходя к погорелкам, он по голосам понял, что на бревне много людей. Слышался прокуренный

женский голос. Толик повернул из-за угла. На бревне, кроме Николаича, Опойки и тех двоих из проулка, были ещё два человека. Парень лет двадцати, в помятой одежде, чёрных брюках и в светлозелённой летней рубахе с длинным рукавом. Он был среднего роста, худой, короткие взлохмаченные волосы. Загорелое и не умытое лицо. Голова формы дыни, сужающаяся к верху и широкая по середине, слегка сдвинутый в сторону нос. Воспалённые глаза, покрытые мелкой красной сеточкой капилляров, признак давления.

Вторым человеком была женщина в цветной юбке ниже колена, джинсовой куртке и грязной белой футболке. На ногах босоножки. Ростом чуть ниже среднего. Серое овальное лицо, опухшие от алкоголизма веки и щёки. Сальные волосы, собранные взади резинкой, когда-то были покрашены хной. Сейчас хна облазила, кое-где проскакивали седые волосинки. Прямой нос, ровные губы, высокий лоб. Она была не худой и не толстой. Средней комплекции. Женщина поставила одну ногу на бревно и спорила с Беспалым. Он стоял с другой стороны, спиной к Толику. Его спутник сидел на бревне. Николаич и Опойка оставались на своих местах. Парень стоял в конце бревна, боком к Толику и смотрел на спорящих.Толик подошёл:

– О, воды подогнал. Давай сюда, – сказал парень и протянул руку. Толика покоробил вальяжный тон и нахальная улыбка.

– Николаич, будешь? – он сказал твёрдым тоном и протянул ему бутылку.

Тот медленно взял, открутил пробку сделал несколько глотков.

– Не закрывай, Саня, – Беспалый взял бутылку, глотнул, передал парню.

Женщина тоже сделала несколько глотков. Бутылка вернулась к Толику. Он сел на пенёк.

– Ну это, я не знаю, кто ей это напел, но она уверена, что ты Верку е..л, – продолжила разговор женщина.

– Всё ты знаешь, вы п....е друг другу всё.

– Ещё будто Стёпа сказал, что напьётся и Чесноку п....а.

– Ну и где он б…ь. Сука зла не хватает, аж курить захотелось.

Две девушки под руку появились на тропинке справа от моста и пошли на него.

– Привет, Сонька, – крикнул дынеголовый парень.

– Привет, Лупень. Хи-хи-хи, – обе захихикали.

– Ты что б…ь, о....а, сейчас догоню, – парень сделал вид, что рванулся, но остался на месте.

На правой улице затарахтел мотоцикл. Все посмотрели. Ехали два пацана на «Минске».

– Родственник, тормози. Возьми курить, – Чеснок быстро посмотрел на своего спутника.Тот встал шагнул от бревна, но пацаны сами подъехали к бревну.

– Привет, – сказал сидящий впереди.

– Дядь Петь, мама сказала, чтобы ты пришёл.

– Дай сигарету.

– У нас нет.

– Не п…и.

– Правда.

– А если найду, – сказал Лупень.

-В штанах у него пошарься, в карманах, заодно в бильярд поиграешь, только не увлекайся, – сказал Николаич. Все посмотрели на него.

-Ты чё б…ь сказал.

-Подойди, повторю.

-Вы куда? – спросил мужик.

Пацан кивнул на мост.

-Захватите там сигарет. Хоть пару штук.

Пацан снова кивнул и завёл мотоцикл. Они поехали на мост.

-Ты п…а, я сказал б…ь, балду лизни, малафья е.....я, – раздались резкие выкрики. Это был Опойка. Он разговаривал сам с собой. Несколько раз дёрнулся, как будто хотел встать. Пробормотал ещё что-то и снова затих. С левой улицы, где водоколонка, подошёл Сидор:

-Привет, кого не видел. Привет Надя, – Обратился он к женщине.

– Привет, Серёга.

Все сели на бревно. Толик на пеньке, Николаич на краю бревна, Опойка внизу на земле, Чеснок, Петя, Сидор, Лупень и на другом конце бревна Надя.

-О Максим идёт, сейчас покурим, – потёр руки Лупень.

-С х…и покурим, салага совсем, он курит? – сказал Чеснок.

-Я его засёк за баней, курит. Сам очкует, зырк, зырк по сторонам, пригнулся б…ь. Там крапива. С фильтром курил.

-Не х.. .Он мужик. Он тебя видел?

-Х.. знает, кажется, видел. Ну и х.. с ним. Жаль не встретили, когда туда шёл. Наверно, все деньги потратил.

-Не неси х…ю, деньги б…ь. Я буду говорить, если в отказ пойдёт, потихоньку давите. Максим приближался. Это был пацан одиннадцати-двенадцати лет. В спортивном костюме. На половине моста он понял, что к нему привлечено внимание. Это смутило его. Он не смотрел на бревно. В руках он нёс пакет с продуктами. Максим прошёл мост.

– Максим, привет, – начал Чеснок.

-Здравствуйте.

-Максим, подойди. – Чеснок позвал Максима, слегка поманив его ладонью.

Пацан подошёл, испытующе посмотрел на Чеснока.

– Как дела, Максим? Как мама? Ты поставь пакет. Не думай. Нам

это не надо, – улыбался Чеснок.

– Хорошо. У мамы всё хорошо, – быстро ответил Максим. Пакет поставил на траву.

-Картошку пропололи?

-Да

-Молодцы.

-Максим, а в школе лагерь сейчас есть?

– Есть. Дневной.

-Ты ходишь?

-Хожу.

-Молодец. Я тоже ходил. Мне нравилось. Представляешь, сколько лет прошло?! Ох, мы озорничали. Днём играли в футбол, волейбол, купались, дрались. По ночам к девкам лазали, а девкам хулиганы нравятся. Ты это имей в виду. Скоро будешь их окучивать. Как картошку. Ха-ха. А в старших классах портвейн, папиросы. Весело было. Представляешь, Максим, мы «Беломор» курили, папиросы такие. Горло дерёт, жуть, а сейчас что пацаны курят?

-Не знаю.

-Ну, как не знаю. Чё ты на луне живёшь что ли. Они же вообще курят?

-Не знаю.

-Чё ты заладил, не знаю да не знаю. По улицам ходят, в открытую курят. Не прячутся за баней.

Максим пристально посмотрел на Чеснока.

– Когда пацан прячется, значит, не хочет, чтобы мама узнала. Да? Максим, давай покурим, – Чеснок перестал улыбаться.

-У меня… – неуверенно заговорил Максим.

-Вот не ври, Максим, только не ври. У тебя есть курево. Мы знаем, и ты знаешь, что мы знаем.

-Максим, доставай курево. С нами можно курить. Мы трепаться не будем. Ты же с пацанами куришь, – сказал Сидор.

-Доставай, Максим, покури с мужиками, чё ты, – добавил Лупень.

Максим быстро достал из кармана штанов начатаю пачку сигарет с фильтром. Сигареты этой марки считались у жителей посёлка дорогими. Максим потянул сигарету, передумал. Протянул всю открытую пачку Чесноку.

-Тряхни из пачки, Максим, – с чуть заметным осуждением сказал Сидор. Чесноку было неудобно из пачки доставать. Максим перевернул пачку и осторожно постучал пальцем по дну. Показались сигареты. Чеснок ловко подцепил культяпками две сигареты. Одну отправил в рот, вторую за ухо.

-Ну, вот видишь, а ты не хотел, – сказал он. Не зная, что делать, Максим посмотрел по сторонам от Чеснока.

-Всем давай, – сказал он. Максим протянул пачку Николаичу. Тот взял одну сигарету. Толик тоже взял одну. Максим протянул Опойке. Тот никак не среагировал. Максим протянул Сидору, тот взял две. Пятак тоже взял две. Лупень не протянул руку Максиму, пришлось сделать шаг к нему. Лупень взял три.

– О, ты хорошие куришь. Молодец. Хорошие кури. Плохие не кури. Не привыкай. К хорошим привыкай, – сказал он. Надя взяла две. Максим сделал шаг назад к пакету. Тут

оживился Опойка.

– Мне давай, – он наклонился вперёд и дотянулся до Максима, схватившись за штаны. На бревне вяло засмеялись.

-Пожалуйсто, пожалуйсто, – пробормотал Максим.