– Кристи, Кристи, ты только посмотри! – с восхищением воскликнула маленькая девочка где-то рядом.

Звонкий девичий голосок прервал ленивые раздумья молодого графа. Он с ленивым интересом обернулся на голос, и увидел симпатичную маленькую простолюдиночку. Ей, было лет пять, не больше. Волнистые рыжие волосы пышной шапкой обрамляли ее худенькое личико. Девочка присела на корточки перед маленьким грязным живым комочком, который жалобно попискивал. Она с умилением взяла его на руки и прижала к своей груди.

– Ты совсем замерз, маленький, – с жалостью сказала девочка, укутывая грязное создание в свой ветхий поношенный плащик, который был ей велик, и так длин, что ей приходилось поднимать подол, чтобы не запутаться при ходьбе.

– Тори, малышка, где же ты? – раздался обеспокоенный нежный женский голос. К девочке подскочила молоденькая девушка. На ней был такой же ветхий плащик и старенькая шляпка, из-под которой выбивались непокорные золотые кудряшки.

– Боже мой, как ты меня напугала! – девушка нежно обняла ребенка, присев на корточки.

– Обещай, что не будешь больше так исчезать, – строго потребовала девушка.

– Посмотри, что я нашла, Кристи, – девочка с восхищением вытащила из-за пазухи щенка.

– Виктория, солнышко, ты же знаешь, мы не можем взять его себе, – расстроено произнесла девушка. – Нам самим приходиться трудно…

– Но, Кристи, – перебила ее девочка, – он совсем маленький.

– Да, Тори, но он вырастет и станет большим.

– Но если мы бросим его здесь, он не вырастет! Он умрет! – с отчаянием воскликнула девочка.

– Нет, Тори, он не умрет. Посмотри, какой он симпатичный. Кто-нибудь обязательно подберет его…

– Нет, Кристи, никто не возьмет его, потому что он бродяжка! Как мы… Богатым не нужны такие бродяжки! – девочка со слезами на глазах прижала щенка к себе.

Девушка тяжело вздохнула.

– Ну что мне с тобой делать? Ладно, раз мы бродяжки, я думаю нам нужно держаться вместе!

Девочка счастливо рассмеялась и тепло обняла сестру. Девушка подняла девочку на руки.

– Как жаль, что ты права, Виктория, богатым действительно нет до нас дела, – печально, как бы самой себе, сказала она.

Арсен с жалостью посмотрел на них. Он видел ее только со спины, но в ней было что-то такое трепетное, что у него мучительно сжалось сердце от ее последних слов. Какое непривычное чувство, подумал он.

– Позвольте мне возразить Вам, юная барышня, на такое заверение, – сказал он, подойдя к девушке. Девушка обернулась.

– Господи, как она красива! – изумленно подумал Арсен. Она была самой красивой девушкой, что когда-нибудь он видел. Даже во сне он и представить себе не мог существование такой восхитительной первозданной красоты. Ее большие выразительные глаза с удивлением смотрели на него. Они были пепельно-серые, пронзительные. Он никогда не видел таких волшебных глаз. Казалось, она смотрит прямо в душу, и что – то теплое и прекрасное, словно цветок под лучами солнца, просыпается и охватывает внутри все целиком томительной волной.

– Простите, сударь, Вы что-то сказали? – просто, но с вызовом в голосе спросила девушка.

Ее прекрасные губы произнесли вопрос, светящийся в ее восхитительных глазах. Ее звонкий и нежный вместе с тем, голосок помог Арсению справиться с оцепенением.

– Да, я… я, – он попытался вспомнить, о чем он хотел ей сказать, – я хотел бы помочь вам – наконец, сказал он.

Девушка нахмурилась.

– А я разве просила Вашей помощи? – с ноткой недовольство сквозившей в голосе спросила прекрасная незнакомка.

– Нет, но я богат, и… я мог бы вам помочь, если Вы…

– Что, если я? – ее изящные бровки недовольно нахмурились.

– Ну, мы могли бы с Вами… поладить. – Его губы скривились в усмешке. Он, наконец, пришел в себя, и в своей обычной непринужденной форме нагло осмотрел ее с головы до ног. Плащ был, распахнут, и под ним виднелось простенькое серое платьице. Но даже оно не могло скрыть ее роскошные формы, обещающие дарить наслаждение.

Девушка внимательно посмотрела на него. Она увидела так знакомый ей, похотливый блеск в его глазах. Порой ей казалось, что бог наказал ее этой красотой. Быть красивой в ее положении было даже преступно. Иногда ей хотелось изуродовать себя, чтобы не видеть похоти в глазах мужчин. Но она была бездомной нищей бродяжкой и они только что пришли в этот город в надежде на то, что может здесь им повезет, и она сможет найти работу и, хотя бы временное пристанище. Она не могла пренебрегать помощью, она должна была позаботиться о своей маленькой сестре. И, хотя богатый роскошно одетый сеньор и смотрит на нее так, но возможно, он хороший человек?!! Зажав свою гордыню в кулак, она обратилась к нему, стараясь не замечать усмешки его красиво очерченных губ.

Она сказала, отведя взгляд в сторону – Сударь, мы только что пришли в ваш город и ничего не знаем здесь,… но если Вы действительно хотите помочь, может, Вы подскажете, где я могла бы найти работу? Я умею хорошо готовить, могу шить и вязать. Я не боюсь никакой работы. Я могла бы стирать белье и мыть посуду, и убираться в доме, и… и все, что только угодно…

Она с надеждой посмотрела на него.

– Ну что ж, я думаю, такая умелица в моем доме не помешает.

Подъехала карета, и с ее козел спрыгнул юноша. Он подошел к ним и, протянув какие-то бумаги, с почтением обратился.

– Ваше сиятельство, все исполнено.

– Долго же ты болтался, бездельник, – недовольно сказал граф, просматривая бумаги.

– Простите, Ваше сиятельство, но это не моя вина. Барон Яков был занят, и мне пришлось ждать.

– Ваше сиятельство?! – изумленно подумала про себя Кристина – Он, наверное, граф, или какой – то знатный вельможа! Но вел себя со мной так просто! – в растерянности она не знала, что ей делать? – Сбежать, пока он занят, потихонечку ретировавшись?

– Ладно, Виктор, поехали домой.

Арсений поднял на нее свой уверенный взгляд, пригвоздив ее к месту своей волевой властностью.

– Идемте, вы поедете со мной, в карете, – обратился он к Кристине, – Виктор, помоги нам устроиться.

У нее душа ушла в пятки от предчувствия тревоги, и смятения. Но она поняла, что он не потерпит возражений. Никто не смел бы возразить ему.

– В карете? – изумленно воскликнул Виктор.

И все же, слуга возразил ему! – промелькнуло в мыслях Кристины. И подарило ей смутную надежду…

– Ты стал плохо слышать, Виктор? – грозно спросил Арсен.

– Нет, Ваше сиятельство, простите. Идемте, – Виктор протянул Кристине руку.

Кристина благодарно улыбнулась и проследовала за ним.

Усадив девушек в карету, Виктор вспрыгнул на козлы.

– Бедная девочка, – проворчал он, – она даже не подозревает, что ее ждет. Жаль! Она так красива!

– Но-о! – вскричал он, погоняя коней, – Но-о, мои хорошие! Поехали!

Карета тронулась и покатилась, увозя их в неизвестность.

– Как тебя зовут, красавица? – спросил граф, пристально разглядывая ее.

– Кристина. А это – Виктория. Мы сестры.

– Вы очень похожи. Давно вы путешествуете?

– С тех пор, как мы потеряли родителей, мы странствуем.

– Потеряли? Что с ними случилось?

– Я не знаю,… Мы плыли на большом судне, и корабль.… Там что-то случилось,… Мы начали тонуть. Нас посадили в лодки, но людей было очень много, и наша лодка перевернулась. Я смогла ухватиться за доску, и к утру нас выбросило на берег. Нас нашли рыбаки. Они спасли нас. Но они были бедны, и у них была большая семья. Нам пришлось уйти. Мы ушли с надеждой на то, что когда-нибудь сможем найти своих родителей.

– А Виктория твоя родная сестра? Как вам удалось спастись вместе?

– Да, мы родные сестры. Виктория была еще очень маленькой, и я всегда носила ее в мешочке, привязанном на груди. А когда мы начали тонуть, была ужасная паника… и мама велела мне снять платок и крепко привязать Викторию к себе…

– Разумное решение. Ваша мать была умной женщиной.

– Да… – в бездонных серых глазах Кристины засветились слезы. Она опустила голову и прижалась губами к рыженькой головке, прижавшейся к ее груди. Девочка, согревшись в карете, тихонько заснула.

– Вам повезло больше, чем мне, – сказал Арсений.

Кристина удивленно посмотрела на него.

– Да, конечно, я богат, но это не делает меня счастливым. Моя мать умерла в тот момент, когда подарила мне жизнь. А мой отец, сколько я себя помню, пил, кутил и обращал все вокруг себя в тлен. Он окружил себя атмосферой разложения и жестокости. И в этой среде я рос, предоставленный самому себе.… А деньги, деньги – они испортили меня окончательно.

– Я бы так не сказала, – с горячностью возразила Кристи, – Вы… Вы были так добры к нам. – С надеждой закончила она.

Граф усмехнулся.

– Это был порыв, причем весьма неожиданный для меня самого…

Он замолчал. Кристина не решилась прервать его задумчивость, и чтобы занять себя, стала всматриваться в мелькающий за окном пейзаж. Была поздняя осень. Деревья были уже почти голыми, но кое-где все еще вспыхивали огненные отблески золотой листвы. Там, за окном, моросил слепой дождь, и было холодно.

– Как далеко, как мучительно далеко мы забрались от дома, – думала Кристина, – хотя где он, наш дом…

Уставшая от дорог и убаюканная теплом и покачиванием кареты, Кристи задремала.

Арсен смотрел на эти красивые трепетно беззащитные создания. Она всколыхнула в нем что-то такое светлое и доброе, чего он не мог, не хотел признавать в себе. Он ненавидел своего отца за то, что он изуродовал его молодые годы, отнял детство. Его отец ненавидел его, своего сына, за то, что он отнял у него жену. Арсений видел отца пьяного до одури. Но даже и в те редкие моменты, когда он был трезв, он тоже был зол. Он всегда был зол. Он устраивал жуткие оргии, которые заканчивались побоищами женщин и травлей. Он травил людей своими собаками-убийцами. Он так развлекался. И маленький Арсений всегда должен был видеть это. Частенько и его самого отец травил собаками. Этим он учил Арсения быть быстрым и безжалостным. Не сможешь добежать до спасительной клетки, не сможешь отбиться от свирепых чудовищ, пеняй на себя. Он вспомнил слова отца – «Не можешь отстоять себя в смертельной схватке, значит, тебе не стоит жить! Беги же, Арсений, беги! Я научу тебя выживать!» И отец спускал собак. Когда Арсению исполнилось 13 лет, отец отослал его учиться, за границу. Первые месяцы вне дома, в покое и тишине монастыря, Арсений блаженствовал, словно в раю. Ему нравилось сидеть над книжками и даже часами простаивать на коленях, молясь о спасении своей души. Ему нравилась простая скромная еда, и запах ладана. Но, чем больше проходило времени, тем реальнее, ощутимее Арсен понимал, что ему становится невыносимо скучно. Он стал понимать, что в раю ему очень не хватает его змея. Ему не хватало терпкого аромата обжигающего вина. Не хватало зрелищ оргий и драк. Ему не хватало бешеной гонки, не на жизнь, а на смерть. Не хватало упоительного чувства победы, когда он влетал в клетку и перед самым носом собак захлопывал дверь. Он изнывал от скуки в надежных монастырских стенах, где жизнь текла спокойно и размеренно, за исключением тех дней, когда состоялись наказания провинившихся послушников. В такие дни они с утра долго молились за спасение души грешника, а потом их выводили на унылый монастырский двор. Провинившегося мальчугана раздевали до пояса, и он ложился животом на жесткую деревянную лавку. Их наставники становились и громко читали молитвы, пока грешника наказывали розгами. Арсений не любил, когда его били. Он не любил боли. Но ему доставляло удовольствие смотреть, как бьют других. Он часто подстраивал козни ребятам, которых недолюбливал, а таких было много – он ненавидел их всех. Ненавидел зато, что у них было детство. У них были родители, заботливые, и часто навещающие своих отпрысков. А он был один. Он был изгой, которого ненавидел родной отец. И никому не было дело дела до него. Он никому, в целом мире, никому не был нужен. И потому, он ненавидел, и старался восполнить эту несправедливости, жестокостью, к другим. Арсен с наслаждением наблюдал, как по его вине, ни в чем неповинный послушник стонет и кричит под розгами. Арсению нравилось дурачить и своих учителей. Он крал церковное вино и запасы еды, а потом подбрасывал пустые бутыли из-под вина в кельи монахов и подкладывал остатки еды им в постель и в книги. Арсен любил затевать драки. Он нарочно цеплялся к кому-нибудь и выводил его из себя до такой степени, что послушник начинал драку. И тогда он получал истинное удовольствие за один проступок вдвойне. Он вволю забавлялся самой дракой. Арсений был ловким и неуловимым и с каждым разом становился все сильней. Он в кровь избивал противника и всегда побеждал раньше, чем их успевали разнять налетевшие монахи. Самым упоительным было то, что Арсен почти никогда не нес наказания. По правилам монастыря наказывали всегда только зачинщика драки, того, кто нанес удар первым.

Несмотря на свой бешеный нрав, Арсению нравилось постигать науки. Знания придавали ему уверенности в себе и, не смотря ни на что, уважение. Часто засиживаясь за книгами, он засыпал прямо за столом в своей келье, уронив голову на разложенные на столе книги. И тогда ему снился восхитительный сон. Во сне он, вернувшись, снова бежал по длинным коридорам и крутым лестницам своего замка. За ним, почти настигая, оглушительно лая, неслись рассвирепевшие собаки. И вот последний поворот, и впереди, в конце длинного коридора, видна спасительная кованая решетка. Добежав до нее, он разворачивается лицом к ненавистным созданиям. Он смотрит в их бешеные глаза. И он не боится. Он больше не дрожит от страха, как в детстве. Он больше не прячется в углу огороженной комнаты, закрывая уши руками. Нет, он смело идет на собак и берет их голыми руками. Он бьет их мордами о стены, оставляя на них следы крови врага. Отец выходит в коридор, смеясь, как и прежде, и его смех прерывается,… отец кричит, зовя собак, но они больше не услышат его. Они лежат мертвые, окровавленные у ног Арсения. На этот раз смеется Арсен. Арсений просыпался со смехом и оказывался вновь в монастырской келье. Но он знал, что придет день и его сну суждено будет сбыться. В памяти Арсения всплыл день возвращения домой. Отец не встретил его. Арсен шел по длинным коридорам, так трепетно хранившимся в его памяти. И вот он, столь долгожданный миг. Арсен входит в дымную, прокуренную комнату. Всюду знакомый разгром. Тут и там валяются храпящие полуголые мужчины и постанывающие от последствий побоев женщины. С порога Арсений видит отца. Он спит в своем кресле. У его ног дремлют собаки. Здесь все так же, как будто он никогда не уезжал из дома, словно он всего лишь вышел и вернулся назад. Все так же. Вот только отец значительно постарел. Арсен медленно прошел по комнате. Собаки тревожно вскинулись и зло зарычали. Отец сонно открыл глаза. Он удивленно заморгал и сел.

– Арсен?! – отец пьяно расплылся в ядовитой усмешке, которая звалась «дружеской» улыбкой.

– Да, отец, я вернулся, – сухо сказал Арсен.

– Вернулся, – пьяно умилялся отец, – Арсений вернулся, – обратился он к рычащим животным, – Как вырос-то! – он глупо захихикал, – Мой сын! – важно добавил он.

Арсен был потрясен. Из грозного напыщенного кутилы отец превратился в сюсюкающую рухлядь… Арсен с отвращением и растущим презрением смотрел на отца. Он остро почувствовал жгучее разочарование, удушливый ком застрял у него в горле. Арсению нестерпимо захотелось уйти. Уйти, куда глаза глядят, без оглядки, и больше никогда не возвращаться. Ему легче было бы пережить гнев, злость, надменность и напыщенность отца. Уж лучше бы он прямо с порога спустил на него свою свору. Видеть эту дряхлую опущенность Арсен не мог, не хотел… Он готов был убить отца за то, что тот превратил себя в бесхребетную размазню…

– Арсен, сынок, иди сюда.… Иди, посиди со мной, поболтаем по душам, – пьяно лепетал отец.

– Я устал, – опустошенно сказал Арсен и ушел. Добравшись до своей комнаты, Он измождено повалился на постель и почти сразу провалился в бездну глубокого, здорового сна смертельно уставшего человека.

Карета подпрыгнула на кочке и вывела из оцепенения памяти Арсения. Он огляделся. За окном надвигался вечер. Посеревшее небо грозилось дождем. Арсен улыбнулся. Он любил дождь. Ему нравилось, когда все грохочет и сверкает от вспышек молний. Он высунул голову в окно, подставляя лицо под колючий поток шипящего ветра, и вздохнул с наслаждением полной грудью. Да! Будет гроза! Но вдруг его сердце мучительно сжалось в тревоге. – А как же эти милые создания, которые сейчас сладко спят и даже не подозревают, что готовит им природа?! Они наверняка боятся грозы. И Арсен впервые в своей жизни искренне взмолился о том, чтобы успеть добраться до замка. Впервые в жизни он не упивался моментом столкновения с природой в дороге. «Что со мной?» – изумленно подумал Арсен. «Неужели меня заботит кто-то еще, кроме меня?!»

Не сознавая, что делает, Арсен распахнул дверцу и, высунувшись наполовину из кареты, так, чтобы Виктор мог расслышать, Арсений прокричал, пытаясь перекричать воющий ветер.

– Виктор! Гони лошадей! Слышишь?! Гони коней! Нужно успеть до грозы.

Виктор согласно кивнул ему в ответ и взмахнул хлыстом в воздухе.

Закрыв дверцу, Арсений, довольный собой, опустился на сидение.

– Будет гроза? – тихо спросила Кристина.

Он окунулся в пронзительный омут ее серых приветливых глаз.

– О, ты проснулась?! – обрадовано спросил Арсен, удивляясь себе самому. «Чего я радуюсь, словно ребенок конфете?» – с раздражением на себя подумал он. Ему неуютно было чувствовать себя неподвластным себе. Но он не мог от казаться от этого. Его манило к ней, как к наркотику. И все его существо захватывало волной нежности, и страстным желанием быть рядом с ней.

– Да.… Извините, я, кажется, заснула, – смущенно проговорила девушка.

– Ничего, это дало мне время подумать о своей жизни. – улыбнулся Арсений.

«Я, что, могу быть добродушным?» – удивленно мысленно спросил он сам себя.

– А я не люблю думать о своей жизни, – доверчиво поделилась Кристина, – Я люблю мечтать, когда предоставляется такая возможность конечно, – с грустью, закончила она.

Ему захотелось сгрести ее в охапку, обнять, прижать к себе, и растворить в поцелуях все ее печали. Но он постарался, не терять контроль над собой, не упуская нить разговора.

Удивленно вскинув брови, Арсений спросил:

– Разве для того, чтобы мечтать, нужна особенная возможность?

– Да, конечно! Чтобы иметь возможность мечтать, нужно не беспокоиться о еде, крыше над головой на ночь и еще очень многих вещах.… Хотя, простите, – как бы опомнившись, сказала она, – я не должна была Вам этого говорить…. Вы были так добры к нам! Я, наверное, кажусь ужасно неблагодарной. Простите меня…

– Да нет, ну что ты, не стоит извиняться. Я могу понять – это твоя боль…

Он сказал это с тоскливо-болезненной грустью, что у Кристины сжалось сердечко.

– Вы чем-то опечалены, – участливо спросила она.

Арсен неопределенно пожал плечами.

– Да нет, все нормально.… Все в полном порядке… – как бы убеждая себя самого в этом, ответил он.

– Скоро будет гроза, – сказал Арсен, чтобы разорвать гнетущее молчание, начинающее неловко накаляться.

Кристина лишь кивнула ему в ответ.

– Надеюсь, мы успеем добраться. Ты боишься грозы? – спросил Арсений.