Уильям Дэвис
Один день в Древнем Риме. Исторические картины жизни имперской столицы в античные времена

WILLIAM S. DAVIS

A DAY IN OLD ROME

a picture of roman life

© Перевод, ЗАО «Центрполиграф», 2021

Предисловие

В настоящей книге сделана попытка описать то, чему мог бы стать свидетелем интеллигентный человек в Древнем Риме, если бы он был перенесен неким волшебником во II век от Рождества Христова и прогулялся бы по столице Римской империи в сопровождении знающего проводника. Редкие и нехарактерные события, встретившиеся ему в ходе такой прогулки, автором опущены, как и порой долгие разъяснения возможных реалий, если только они не являлись признанными фактами; однако, как мы надеемся, эти эпизоды столь незначительны, что не приведут читателя к сколько-нибудь существенным заблуждениям.

Год 134 от Рождества Христова был выбран в качестве момента такого гипотетического визита не вследствие какой-либо ценной особенности этого периода, но потому, что Рим представлял собой совершенный в архитектурном отношении город, империя же, как казалось, находилась на вершине своего могущества, былые обычаи и традиции времен Республики еще окончательно не позабылись, а зловещие признаки грядущего упадка империи казались едва различимы на фоне всего происходившего. Тогда в столице отсутствовал император Адриан, и автор использовал этот факт намеренно: чтобы привлечь внимание читателя к жизни и свершениям собственно великого города и громадных масс обитавших в нем рабов, плебеев и аристократов, а не к великолепному деспоту и его двору – они и так слишком часто оказывались в центре внимания изучающих римское прошлое.

В порядке признания ценности всех современных книг, сведения из которых в значительных объемах черпал автор, здесь будет приведен список важнейших справочников и обзоров, касающихся римской жизни и римских древностей. Следует заметить, однако, что подобные вторичные источники использовались только в тех случаях, когда они подтверждали достаточно исчерпывающие сведения, полученные в результате изучения латинских авторов – Горация, Сенеки, Петрония, Ювенала, Марциала и, наконец, далеко не в последнюю очередь Плиния Младшего. Предлагаемая читателю книга неизбежно напоминает его справочник «День в Древних Афинах», который отличался уникальным методом изложения материала. Но жизнь в эпоху Римской империи была гораздо сложнее, чем в период афинской демократии, в итоге настоящая работа по объему представленной в ней информации значительно превзошла упомянутый справочник. «День», посвященный Древнему Риму, оказался поэтому более длинным.

Я глубоко признателен моему коллеге и другу доктору Рихарду Крэму, профессору кафедры латинского языка Миннесотского университета, за тщательное прочтение рукописи этой книги и сделанные им многочисленные ценные замечания; а также моей жене, которая с присущими ей готовностью к помощи и неустанностью тщательно проверила каждый представленный в книге факт.

Иллюстрации – надеюсь, они повысят интерес к теме книги – были получены из множества различных источников.

Глава I
Общий обзор города

Процветание Рима в период правления Адриана (117–138). В 134 г. император Адриан снова вернулся в Рим после трех долгих инспекционных поездок по своим необозримым владениям. Еще никогда Римская империя не казалась столь процветающей. Ни одна сколько-нибудь серьезная война не маячила на ее политическом горизонте. Парфянский царь и вожди германских племен были только рады держаться за пределами Евфрата или Рейна и Дуная, озираясь на дисциплинирующую мощь стоявших на этих рубежах легионов.

В провинциях в основном царили преданность империи и удовлетворенность существующим положением, за исключением разве что несчастной Иудеи, где римские генералы подавляли последние тлеющие угли отчаянного восстания под предводительством тех иудеев, которым было позволено оставаться жить в Палестине после взятия императором Титом^[1] Иерусалима (70 г.). Имперское правительство, созданное Августом и окрепшее в годы правления последующих императоров, достигло неоспоримых успехов, тогда как тиранические годы Нерона и Домициана остались достоянием кошмаров былого.

На всем обширном пространстве Римской империи, население и площадь которой были примерно сравнимы с современными Соединенными Штатами, царил благословенный Pax Romana^[2]. Разбойники не смели показываться на дорогах, а пираты – на морях. Повсеместно развивалась торговля, испытывая удивительно незначительное влияние таможенных барьеров и границ провинций. Одна и та же монета ходила на всем пространстве империи от порогов Нила до Каледонского вала^[3], выстроенного поперек Британии.

Центральное правительство являлось, в сущности, квинтэссенцией деспотизма, вводившегося с исключительной рассудочностью, но оставлявшего множество форм свободы, особенно на местах, в делах муниципального управления, которое затрагивало оседло живших людей. Сам же император Адриан, часто проявлявший эксцентричность и даже жесткость, был все же правителем, на удивление склонным заботиться о процветании римских подданных. Во время своих постоянных разъездов он старался «изливать» благодеяния на поселения, которые он посещал. Это выглядело так, словно он, как и его великий предшественник Траян, хотел доказать, что монархия есть идеальное правление.

Растущая слава имперской столицы. Все это процветание неизбежно влияло на Вечный город. В самом буквальном смысле выражение «все дороги ведут в Рим» означало, что город являлся центром не только обширной сети государственных дорог и маршрутов торгового мореплавания, но и интеллектуального, художественно-артистического и морального влияния. Рим стал несравненным, наилучшим рынком для торговцев и представлял собой самую обширную аудиторию для философов и риторов, в нем жили самые богатые меценаты для скульпторов. По существу этот город превратился в средоточие всего хорошего и дурного в огромном и переполненном мире Средиземноморья.

Внешне столица находилась почти в зените своего архитектурного совершенства. Во времена Цицерона даже Александрия, Антиохия и несколько менее крупных городов не могли соперничать с Римом по красоте и элегантности его площадей, улиц и великолепию строений. Но с наступлением эпохи Империи начался нескончаемый процесс сноса, перестройки и расширения городской застройки. «Я принял Рим, построенный из кирпича; оставляю же его выстроенным в мраморе», – гордо произнес император Август незадолго до своей смерти (14 г.). Однако даже после него продолжался процесс пусть постепенной, но все же перестройки, и так дело шло до большого пожара при императоре Нероне в 64 г. Разрушения в результате пожара были ужасными, но это бедствие повлекло за собой по крайней мере перестройку почти половины города, как правило выполненную на более высоком художественном и эстетическом уровне. С тех пор каждый вступавший на престол император старался оставить после себя тот или иной значительный архитектурный мемориал. Веспасиан и Тит построили амфитеатр Флавиев (Колизей), Траян – величественный форум, а Адриан в это время завершал изумительный «храм Венеры и Ромы^[4]».

С этого периода в городе построили не так уж и много более примечательных сооружений, среди которых можно назвать термы Каракаллы и Диоклетиана и базилику Константина^[5] (в которой также заседал городской совет), но для практических целей императорский Рим уже был отстроен. В 134 г. архитектурно он представлял собой то же, что и в 410 г. (хотя и несколько поблекшее), когда предводитель готов Аларих подошел к городским вратам. Вряд ли можно найти более удачное время, чем 134 г., для посещения Вечного города, если мы хотим поговорить о добре и зле, силе и слабости того римского общества, которое уже не одну сотню лет восхищало людей. Давайте же представим себе, что теплым весенним утром мы выходим на прогулку по необъятной столице, жители которой, будь то бронзовокожие арабы или белокурые фризы, равно благоговейным шепотом повествуют нам о городе, очевидно предназначенном богами, чтобы быть центром и властителем всего покоренного мира.

Население и скученность жизни в Риме. Прежде чем войти в подобный город, имеет смысл задать себе вопрос: «А сколь огромен Рим во время нашего предполагаемого визита?» К сожалению, имперское правительство не оставило последующим эпохам никаких данных переписей населения, а оценки образованных людей значительно расходятся между собой. Основываясь на отдельных данных того периода о количестве римских граждан, получавших государственные пособия зерном, прибавив к ним известное число солдат городского гарнизона, оценочное значение большой колонии, живших в городе иностранцев и еще большее число рабов, можно сделать смелое предположение, что в Риме проживали более 2 млн человек. Более осторожные подсчеты определяют число его жителей в 800 тыс. человек. Обе эти оценки могут быть весьма недостоверными. Тем не менее есть основания предполагать, что во времена Юлия Цезаря в городе обитали около 1 млн человек, число которых, по всей вероятности, росло по мере расширения империи. Префекту города^[6] в эпоху Адриана, возможно, приходилось обеспечивать мир и проживание для 1,5 млн человек. Однако в более поздние времена население снова медленно уменьшалось по мере упадка имперской системы.

Но эти полтора миллиона производили впечатление значительно большего количества населения, чем такое же число людей в более поздних Нью-Йорке или Лондоне. Столица империи занимала площадь, грубо говоря, около трех миль в длину и примерно столько же в ширину, что несравнимо меньше площадей будущих американских городов. Как вполне можно понять, население Рима жило куда более скученно. Улицы столицы кишели пешеходами при почти полном отсутствии какого-либо колесного транспорта. В городе не было никакого скоростного транспорта, отсутствовало такси, не существовало ни телефонов, ни общедоступной почтовой службы.

Поэтому если бы вы имели даже весьма незначительное дело на другом конце города, то добирались бы туда пешком (или вас несли бы в паланкине) либо пользовались услугами посыльного – и все эти способы занимали довольно много времени. Как мы увидим, даже использование лошадей и телег по большей части запрещалось. Кроме того, мягкий климат и способ возведения жилых домов побуждали людей почти весь день проводить на улицах либо в общественных зданиях. Повсюду кипела жизнь. Человека ошеломляла непрестанная толкотня даже в удаленных от центра кварталах. Буквально все (в том числе и многие сугубо личные моменты, которые в другие времена происходили в полном уединении) делалось вполне открыто. Можно сказать, что только в Риме было проще чувствовать себя «затерянным в толпе», и ни в каком другом городе добро и зло, божественное и животное в человеке не представало столь открыто и в столь резком контрасте.

Окрестности Рима. Столица империи расположена в тринадцати милях от ближайшего морского берега, но расстояние до моря, если следовать по вьющемуся «желтому» Тибру до Остии («Устье реки»), почти вдвое больше. Собственно город расположен недалеко от северной оконечности широкой равнины (позже Кампании), которая простирается на юго-восток почти на 70 миль, редко превышая в ширину – от моря до Апеннинских гор – 25 миль. Если смотреть на восток с любого из холмов, на которых расположен Рим, то на всем горизонте будет видна непрерывная горная цепь, тянущаяся с севера на юг, расстояние до нее составляет примерно 10–20 миль. Особенно прекрасны горы, окутанные голубой дымкой или тающие в золотом сиянии итальянского неба. Если же обратить свой взгляд на север, то будет видна вершина воспетой многими поэтами горы Монте-Соракте^[7] (высотой 2420 футов), около юго-восточного подножия которой Тибр начинает свой извилистый бег к морю.

Проследив взглядом горную гряду, уходящую к югу, можно заметить цепь Сабинских гор с их острыми и величественными вершинами, за которыми видно место, где Тибр, окруженный обширными оливковыми рощами, замедляет свое течение. Еще далее к югу снова видны холмы. На их склонах покоится «прохладная Палестрина»^[8], а в четырех или пяти милях за ними возвышается благородный пик горы Альбин, отдельно стоящей вулканической скалы, отождествлявшейся с латинским Юпитером, у подножия которой располагалась легендарная Альба-Лонга^[9], город-предшественник Рима. Затем взору предстает только холмистая равнина, постепенно спускающаяся к морю.

Тибр и его долина. Рядом же с Римом, разумеется, располагается сама Кампания, целый ряд невысоких пологих холмов, усыпанных в ту эпоху великолепными пригородными виллами и покрытых процветающими сельскохозяйственными фермами, порой группирующимися вокруг богатых небольших поселений^[10]. Река Тибр протекала по западной окраине Древнего Рима, пересекая город почти с севера на юг, на ее западном берегу располагались лишь незначительные поселения.

Если бы это был менее знаменитый город, то Тибр мог бы считаться совершенно обычной рекой. Его желтые мутные воды с такой силой стекали с Апеннинских гор, что делали почти совершенно невозможной навигацию выше того места, где в Тибр с востока впадает река Анио, примерно в трех милях выше Рима. Зерно и лес, однако, сплавляли по Тигру на баржах, но во время таяния снегов река разливалась до весьма опасных размеров, затопляя все находившиеся поблизости от города равнины, и порой, несмотря на целую систему валов, вызывала настоящие наводнения, разрушительные для больших городских кварталов, населенных беднотой. Императоры Август и Тиберий для того, чтобы держать неукротимую реку в ее берегах, создали постоянный «комитет Тибра», но все его усилия оказывались бесполезными.

Навигация по Тибру между Римом и Остией возможна большую часть года, но только для малых речных судов, хотя, как мы увидим, столицу вряд ли можно считать первоклассным морским портом. Тем не менее специально построенные речные суда довольно спокойно доставляли тяжелые грузы по воде из Остии – явное экономическое преимущество громадного города.

Вид Рима с Марсова поля. Прежде чем погрузиться в городскую жизнь, было бы неплохо сначала подняться к высоким зданиям, стоящим у самой западной границы Марсова поля (Campus Martius) рядом с большой излучиной Тибра, образовавшейся после строительства его дамб. Взору наблюдателя является то, что сначала представляется неописуемой мешаниной громадных зданий, позолоченных крыш, величественных куполов, плотных фаланг мраморных колонн и широко простирающихся портиков, порой располагающихся или почти на уровне земли, или на вершинах холмов, или спускающихся по их склонам. Все это перемежается неисчислимым множеством красночерепичных крыш, принадлежащих, по всей видимости, куда более скромным частным строениям. Здесь и там, но чаще ближе к окраинам, протянулись широкие полосы зелени – общественные парки и частные сады.

Однако, если более внимательно присмотреться к представшей перед нами картине, поначалу казавшийся хаос начинает приобретать черты упорядоченности. Так, например, можно различить на вершине возвышающегося прямо перед нами небольшого и относительно крутого холма храмы довольно необычной архитектуры. Один из них Капитолий (Capitol) – официально главнейший храм Рима, посвященный Jupiter Optimus Maximus