Я опустил голову и расплакался. Слезы лились и лились, хотя, казалось, их уже не оставалось вовсе. Это был мой последний резерв, последняя волна отчаяния. Слезы признания той истины, принимать которую я не желал.
Истины, заключавшейся в том, что Поппимин умирает.
Умирает по-настоящему.