Пролог

На просторной поляне на высоком берегу реки собрались жители двух соседних деревень: Лещей и Яблоневки. Повод был очень даже примечательный: не каждый день в этих местах менестрель оказывается. Да не простой менестрель, а менестрель-сказитель. Проведёт он по сладкозвучным струнам своего лирника и то песни чудные запоёт, то сказы всякие сказывать начнёт. А люди вокруг слушают, затаив дыхание, о землях далёких да неведомых, о зверях и птицах дивных, об обычаях и обрядах чужестранных. Но сейчас более всего хотелось сельчанам послушать истории и песни о загадочных происшествиях, которые на их родной земле случаются, и слухи да пересуды о которых вот уже не один десяток лет витают повсюду и своей настойчивостью всё больше отклика находят в людских сердцах. Да и как тут не верить им, если в Яблоневке три месяца уже девоньку найти не могут. Прехорошенькая была, беленькая да ясноглазая. И в Лещах намедни одна девица пропала. Правда, отыскали её дня через два: за ягодами пошла с подругами, да отбилась от них, а потом ещё и ногу подвернула, идти не могла. Но разговоров много переговорить успели, королеве и вельможам все косточки перемыли, хотя знали, что за это в темницу, а то и на плаху угодить недолго.

В деревнях и сёлах собираться – на свой дом беду накликать. Потому и выступают песенники да сказители то на лесной опушке, то на поляне какой-нибудь, а любопытствующий народ туда подтягивается.

Вот и сейчас много набралось слушателей, никакие страхи и опасения не смогли остановить их. И после старинной легенды под неторопливый перебор струн затянул менестрель песню о делах нынешних, о тайне, окутывающей королевский замок и щупальцами расползающейся от него по всему королевству. Последние слова песни растворились в сгущающихся сумерках, а сельчане всё не расходились, боясь спугнуть воцарившуюся тишину.

Беснуются волны и бьются о скалы,

вздымаются пеной, летят в тёмных брызгах.

С вершины на них смотрит сумрачно замок,

над морем и землями грозно нависнув.

И в нём – королева. Прекрасней наяды.

Но холод мертвящий сквозит в её взгляде.

По залам пустым молча движутся тени.

Шаги не слышны, в дымке тают движенья.

Громкий стук копыт вывел всех из оцепенения. Первым вскочил на ноги Гудим, гармошка в его руках наполнила поляну весёлой танцевальной мелодией, и вскоре и стар, и мал разухабисто выплясывали, задорно притопывая и выкидывая замысловатые коленца. А несколько человек помогали менестрелю выбраться секретными тропами в безопасное место в стороне от поляны.

Глава 1. Лада

Сквозь пелену тумана, начавшего было окутывать сознание королевы, она услышала слова повитухи:

– У вас девочка, ваше величество! – а ещё через мгновение ясность ума окончательно вернулась к ней из-за громкого детского плача.

– Девочка, – разочарованно протянула Эльза.

Это были уже четвёртые роды. Шесть лет назад бремя королевы благополучно разрешилось дочерью. А потом два сына с промежутком в полтора года родились мёртвыми. Король Миродар ждал наследника. На глаза женщины навернулись слёзы.

– У вас чудесная здоровая девочка, – и повитуха протянула ей маленький свёрток.

Эльза машинально взяла его в руки, взглянула в лицо ребёнку и вскрикнула. На неё со сморщенного красного личика смотрели…

– Боже мой! Что за уродина! Уберите её! Не хочу её больше видеть!

В этот момент глубоко в подземелье дворца яркий всполох прорезал непроглядную тьму и тут же угас, словно ничего и не было.

А повитуха испуганно схватила крошку и только сейчас заметила, что у той один глаз был ярко-голубым, а второй светло-коричневого, почти жёлтого, цвета.

– Отнесите девочку кормилице, – распорядилась она, и служанка, подхватив малышку, вышла из комнаты.

– Девочка, да ещё уродина. Лили хотя бы хорошенькая. Вырастет, наверное, настоящей красавицей. Девочка… – и Эльза заплакала.

А на следующий день, когда у неё спросили, как назвать маленькую принцессу, венценосная мать лишь отмахнулась:

– Мне всё равно, хоть Страхолюдой!

От короля, одновременно удручённого и разгневанного рождением ещё одной дочери, тоже ничего не удалось добиться. Так и получилось, что имя девочке дала кормилица.

– Лада, Ладушка моя! Что за прелестное дитя! – нежно прижимала крошку к пышной груди Мила. Её собственный сын, которому недавно исполнилось полгода, сладко посапывал в люльке.

Лили осторожно пробралась в покои, где жила Лада, которой недавно исполнилось три года. Малышка сидела на полу, застеленном мягким пушистым ковром, и прижимала к себе большого, размером с неё, игрушечного медведя, сшитого из разноцветных лоскутков и набитого ватой. Девочка пыталась накормить его воображаемой малиной и смешно морщила носик, когда произносила:

– Ну же, не капризничай! Скажи: аам!

Две светлые с рыжинкой косички раскачивались при каждом её движении.

Лили души не чаяла в младшей сестрёнке и часто тайком от матери, да и любых других посторонних взглядов, проскальзывала в дальнее крыло дворца, где несколько комнат были отведены крошечной принцессе и её немногочисленной свите. Ах, сколько раз Лили видела недовольно-брезгливое выражение лица королевы, когда та узнавала об очередном проявлении привязанности старшей дочери к «этой отвратительной страхолюде», сколько раз слышала о том, что ей не подобает столь близко общаться с таким уродливым созданием.

– Мало того, что у неё разноцветные глаза, так ещё совершенно плебейский курносый нос с конопушками! – в негодовании восклицала Эльза.

Но это не останавливало Лили, а заставляло лишь постоянно озираться, пробираясь в покои сестрички.

При виде гостьи личико Лады озарилось такой радостной улыбкой, что старшая принцесса мгновенно оказалась рядом с малюткой и нежно обняла её. Потом во внутреннем дворике они плели венки и пускали их плавать в небольшом бассейне вокруг фонтана. Вылезший из-за кустов смородины Ник, молочный брат Лады, изловчился и обрызгал девочек с головы до пят, а потом бегал за ними, пытаясь посадить кому-нибудь на платье, руку, а лучше всего – на голову, большого зелёного жука.

* * *

Королева ликовала: наконец-то у неё родился мальчик, сын, здоровый и крепенький!

Три дня об этом было известно только королю, королеве, лекарю да повитухам. А на четвёртый день во всех городах и сёлах Верии зазвонили колокола, глашатаи выкрикивали на площадях радостную новость: в королевской семье родился долгожданный сын! Наследник!

В последние месяцы перед родами ни сама королева, ни её окружение почти не обращали внимания на сестёр, и они сблизились пуще прежнего. О рождении принца им сообщила одна из служанок, когда Лили читала книгу Ладе и Нику, сидя под яблоней во внутреннем дворе. Младшая сестра, которой к тому времени исполнилось пять лет, радостно вскочила на ноги, намереваясь сию же секунду ринуться в противоположное крыло дворца, чтобы увидеть брата. Лили придержала её за руку, но затем, решившись, тоже поднялась и отправилась вместе с ней, продолжая не отпускать маленькую ладошку.

При виде девочек кормилица принца приложила палец к губам, и те на цыпочках, почти не дыша, подошли к люльке. Но несмотря на их осторожность, как только они приблизились, до этого спокойно посапывавший во сне младенец сразу завозился, и зелёные, как у матери, глаза с любопытством уставились на склонившиеся над ним лица сестёр.

– Что здесь делает это?! – от ядовито-ледяного тона королевы, возникшей на пороге комнаты, у всех присутствующих похолодело внутри. Только крошечный мальчик продолжал протягивать ручку в сторону Лады. На Ладу же был направлен унизанный кольцами палец её матери.

– Матушка! – испуганно пролепетала девочка. – Мы пришли посмотреть на братика. Мы так рады, что он родился!..

– Мы сейчас уйдём, – Лили загородила собой младшую сестру.

– Ты, милая, можешь остаться. Но этой… этой… чтобы духу её здесь не было! – произнесла Эльза, а где-то глубоко под дворцом вновь ярко вспыхнул мертвенно-белый свет, на несколько секунд озарив тесную захламлённую комнатку.

– Матушка! – Лада чуть не плакала, а Лили, присев перед королевой в реверансе, как того требовал этикет, торопливо схватила сестру за руку и вывела её прочь.

– Почему, почему? – рыдала младшая принцесса в своих покоях, а старшая вместе с сердобольной Милой обнимала, утешая её. Ник озадаченно смотрел на эту сцену, а потом принёс и протянул горемыке леденец в форме петушка, который накануне стащил из буфета на кухне и припрятал в своём тайничке.

* * *

Несмотря на неприязнь к младшей дочери королева вынуждена была позаботиться об образовании и воспитании девочки в соответствии с её положением. А потому по прошествии полугода к ней приставили учителей и воспитателей, которые должны были вложить в голову юного создания основы различных наук, обучить её этикету, игре на лире и танцам. Кормилицу же вместе с сыном выпроводили из дворца, выплатив денежное пособие, обеспечивавшее обоим вполне сносное существование в течение какого-то времени.

– Ах, моя родненькая Ладушка, голуба ты моя! Как же это, как же я без тебя! – гладила по голове заплаканную девочку Мила. Рядом расстроенно шмыгал носом Ник.

– Не уходи, Мила! Останься! – говорила, всхлипывая, маленькая принцесса, уткнувшись лбом в мягкий живот женщины.

– О! Если бы я могла, я бы никогда не покинула тебя, моё обожаемое дитятко! – А потом кормилица на несколько мгновений отстранила от себя девочку и внимательно посмотрела ей в глаза: – Запомни, милая, что бы кто ни говорил, ты – прелестна! И останешься такой навсегда, если сохранишь свою чистую душу и отзывчивое сердце. Помни, что есть те, кто любят тебя: я, Ник, госпожа Лили. Как бы далеко от тебя мы ни были, мы любим тебя. Ты чудесна, родненькая моя Ладушка, – и Мила незаметно смахнула повисшую на ресницах слезинку.

Королева, шурша юбками, вошла в классную комнату Лады и, бросив на дочь равнодушный взгляд, грациозно села в приготовленное для неё кресло. Учитель математики и естествознания Элиот, приглашённый из-за границы больше десяти лет назад для обучения принцессы Лили, не переставал раскланиваться и расшаркиваться несколько минут, пока венценосная особа, успевшая порядком заскучать, не остановила его властным взмахом руки. Лысеющий мужчина, за неприметной внешностью которого скрывался незаурядный ум, вскоре должен был начать заниматься и с маленьким принцем, а сейчас ему предстояло продемонстрировать успехи второй своей ученицы, десятилетней Лады. Он знал об отношении к девочке её матери, отношении, из-за которого, несмотря на своё происхождение, бедняжка была во дворце кем-то вроде изгоя, и почти каждый, начиная от придворных и заканчивая лакеями, старался делать вид, что не замечает её. В тайне кье Элиот жалел бедняжку, а потому надеялся, что её успехи в науках хоть немного растопят ледяную корку на сердце королевы. А успехи были, да ещё какие! Из всего множества учеников, бывших у него в течение его не такой уж короткой жизни, Лада была самая способная и намного превосходила весьма неглупую Лили. Как ему было известно, учитель по истории, политологии и праву был такого же мнения.

Задания и вопросы, подготовленные им, требовали не только владения зазубренным материалом, но и умения логически и при этом неординарно мыслить. И Лада справлялась с ними блестяще. Посреди очередного ответа королева встала, брезгливо посмотрела на дочь и молча вышла из комнаты. Девочка замерла, и вместе с ней замерло на приоткрытых губах так и не произнесённое до конца слово. А потом она опустилась на пол и склонила голову, закрыв лицо руками. Она не плакала, но кье Элиот заметил мелкую дрожь худеньких плеч под тонким шёлком.

В недрах подвала непонятно откуда взявшийся сквозняк всколыхнул серый слой пыли с какой-то рухляди, на миг вырванной из глубокого мрака блеснувшей зарницей.

* * *

Ладу всегда восхищала утончённая красота сестры, и сейчас она с грустью любовалась её изящным профилем. Лили обернулась и с нежностью взглянула в лицо девочки:

– Не печалься! Мы будем писать друг другу письма и когда-нибудь снова обязательно встретимся. И не единожды!

В глазах Лили всё ещё отражалась глубокая синева неба, на которое девушка только что смотрела, но уже в их глубине заплясали маленькие солнечные искорки, от которых на душе у Лады каждый раз становилось теплее. Младшую царевну всегда удивляло то, как менялся цвет глаз старшей: от тёмно-стального, когда та гневалась или негодовала, до прозрачного светло-голубого, когда она пребывала в романтично-мечтательном настроении.

Лили две недели назад исполнилось семнадцать лет, и завтра ей предстояло уехать в дальнее северное королевство, чтобы выйти замуж за молодого короля, недавно унаследовавшего престол после скоропостижной кончины своего отца. Конечно, брак был политическим, и жених с невестой видели друг друга лишь на портретах.

– Я буду очень скучать по тебе, моя милая, – продолжила Лили.

– А по мне? По мне ты тоже будешь скучать?

Пятилетний юный принц души не чаял в старшей сестре и ходил за ней хвостом, куда бы та ни направлялась. Поэтому никакие запреты их матери бывать в покоях нелюбимой дочери не помогли, и постепенно чистое сердечко Данияра привязалось к Ладе, а её разноцветные глаза казались ему чудом. «Ты фея, сказочная фея, я уверен!» – часто говорил он.

– Я буду скучать по вам обоим! – и Лили обняла их, тесно прижав к себе с двух сторон. И даже непоседливый принц притих, боясь пошевелиться и вдыхая лавандовый запах волос старшей сестры.

В течение года письма от Лили приходили почти каждый день, и Лада читала вслух отрывки из них своему братику, связь с которым стала ещё крепче после того, как они остались вдвоём. Но потом поток писем резко прекратился. Полгода не было никаких известий, пока в середине весны из Леотании не прибыл гонец и не привёз печальную новость. Осенью прошлого года северное королевство поразил мор. Белая ветошь – страшная болезнь, из-за которой всё тело покрывается нарывами, а желудок перестаёт принимать пищу – выкосила значительную часть населения. Умерла и королева Лили, в ту пору носившая под сердцем ребёнка.

Траур в Верии длился в течение месяца. Не только в столице, Лепасе, но и во всех городах флаги были спущены, а на зданиях вывесили чёрные полотнища. Данияр рыдал навзрыд. Лада проплакала три дня, а затем в ней словно всё замёрзло. Она равнодушно смотрела прямо перед собой, никого и ничего не замечая. И только пуще прежнего льнущему к ней брату спустя несколько недель удалось вывести её из этого состояния.

– Без тебя я бы тоже умерла, – думала девочка, глядя на Данияра, пускающего в бассейне у фонтана сделанные из кусков коры и бумаги кораблики.