В декабре я почти две недели проболел ангиной. Дети в саду, жена с младшим ребенком старалась держаться подальше, так что я, когда самочувствие позволяло, нещадно эксплуатировал мультимедийность телевизора, посмотрев за это время изрядное число фильмов 30-50-х. Был среди них и великолепный «Тарас Шевченко» с относительно молодым Бондарчуком, в котором пытливый зритель может познакомится с некоторыми героями этой книги, выведенными, правда, в крайне гротескном виде.
В каком-то смысле именно с этой гротескностью автор и пытается бороться. Нет, не с киношной, которая является производной от производной, а с теми образами крепостников и морально непривлекательных людей, что нарисовали для усвоения читающей публикой и либеральные историки века XIX, и официальные марксистские историки века XX. Посмотрим же, насколько успешно исполнение.
Книга, вышедшая на русском благодаря совету Алексея Миллера, представляет собой доработанную напильником и переведенную с украинского докторскую диссертацию автора. И доработка, и перевод не без огрехов, ибо от структуры убежать не получилось, а следы украинского то и дело вылезают, в основном в примечаниях, которые редактировали слабо, поэтому то и дело попадаются ссылки вроде «вiн же» или «вiд 2 лютого».
Наибольшую ценность представляют, очевидно, историографические усилия автора. Вряд ли я преувеличу, если назову их титаническими. Что привлекло мое внимание, так это работа со вторичными источниками XIX века. Автор не ограничилась современными и следующими за современными оценками тех или иных людей и их взглядов и, естественно, документами из архивов, но копала все глубже и глубже сами истории меняющихся оценок вплоть до первых обзорных трудов и историографических списков, появившихся сразу после реформы 1861 года.
Синтез же показался мне крайне отрывочным и поверхностным, автор просто обрисовала круг лиц, которые кажутся ей симпатичными, указала, что им навесили сомнительные ярлыки, и призвала будущие поколения историков воздать им должное. Стоит однако отметить, что большего она и не обещала, хотя на фоне восхищающей работы с источниками читателю очевидно хочется большего.
В работе очевиден легкий ресентимент, желание вернуть полюбившихся героев со свалки истории обратно в канон. Думаю, что шансы на это предельно малы – российским исследователям эти малороссийские помещики редко нужны, так как заниматься всей империей мало кто готов, а украинским эти паны, не вписывающиеся в резко очерченный путь к национальному возрождению, давно доминирующий в украинской историографии, совершенно не нужны. И с 2011 года стали еще менее нужными.
Так и останутся на задворках истории, если политические ветры в очередной раз не переменятся, все эти Полетики, Галаганы, Кочубеи и прочие Позены, которые думали, писали, советовали, планировали и хотели что-то изменить. Кто-то хотел отпустить крестьян так, кто-то так, этот вообще не хотел отпускать, но с высокоморальной точки зрения, боялся, что крестьяне одни, без опеки, не справятся. Все они были, если верить легким намекам автора, имперским конструктом, созданным указом Екатерины II в 1783 году, и были вынуждены участвовать в демонтаже системы, в которую попали на самом ее излете.
Из современных авторов благосклонностью Т. Литвиновой очевидно пользуется Б.Н. Миронов и (несколько неожиданно) Б.Ю. Кагарлицкий, из мирсистемной попытки описания истории России которого она делает любопытный вывод, что включенность в торговлю зерном на дальние расстояния означает, что крепостное право можно было и дальше сохранять. Отсюда, опять же, делается вывод, несколько раз повторенный, что традиционная форма хозяйствования хорошо подходит зоне рискованного земледелия, а значит не стоит списывать крепостное право со счетов (и далее идут отсылки к Миронову, «доказавшему» вышесказанное). Трудно не увидеть некое противоречие с тем, что крепостное право в Малороссии вроде бы привнесенная в 1783 году институция, да и сам выверт оригинален – вот так начинают с воспевания традиционного земледелия в духе Скотта в «Благими намерениями государства» , а потом доходят до оправдания крепостного права как защитника в неурожайные годы.
Но, повторюсь, интереснее было читать про историографию, про историю идей – как менялись концепции. В избитой максиме про плечи гигантов что-то есть.
P.S. Я нередко вспоминаю Гоголя и его милое подтрунивание над малороссами, критику изнутри. Как оказалось, ограниченные люди, не понимающие иронию и сарказм были всегда – Татьяна Литвинова пространно цитирует книгу одного из героев книги, где он высказывает возмущение тем, как Гоголь представил малороссов. Как мало меняются люди, раньше просто чуть сложнее было оставлять комментарии.