Часть 1

Пролог

– Что это… что ты… что ты говоришь!.. – моя душа сжалась, содрогнувшись, как от удара плетью, трепеща, дрожа, захлёбываясь болью, как кровью. Я не могу поверить тому, что я слышу… этого быть не может. Этого просто не может быть, потому что солнце не встает на западе, потому что птицы не женятся на зверях, а коровы не дружат с соловьями…

…Моё сердце принадлежало ему с той минуты, как я увидела его в первый раз.

Нам было по тринадцать. И никого умнее, веселее и красивее я не видела. Никто не бегал так быстро, не стрелял из лука так метко, не говорил так умно, не умел так ловко с разбегу вскочить на коня… И никто не умел так танцевать, даже Фингефандинг, увеселяющий моего отца, мать и их алаев (товарищей) во время пиров и на праздниках.

Никто и ни в чём не мог и не может сравниться с ним, с Эйнаром Торбрандом, сыном конунга Магнуса из Сонборга. Я грезила им с тех пор, как увидела впервые. Он являлся мне во снах и шептал стихи о любви мне в уши, распевал их своим тогда ещё мальчишеским голосом.

Тогда уже я решила: кого бы ни выбрали мне в мужья, я, в своих мыслях и мечтах, всегда буду только с ним, с Эйнаром, которого прозвали Синеглазым. И, когда мой отец объявил мне, что меня сватают за Эйнара и спросил, согласна ли я… я думала и чувствовала, что счастью моему предела нет.

Это было три года назад. И сам Эйнар был рад нашему предстоящему союзу. Мы должны были пожениться ещё тогда. Ещё тогда, когда жив был мой отец, моя мама…

Но пришёл мор. И в ту зиму унёс обоих моих родителей, вместе с несколькими сотнями наших бондеров (подданных). Не стало моего отца, конунга Торира Рауда («рыжего») и мамы. Маму называли знахаркой иногда. Славянка Вея, моя мать, и правда была не чужда древних знаний. Но даже это не помогло ей избегнуть гибели от болезни. Она сама ходила за отцом, когда он заболел, и заразилась. Но нас с братом всё же уберегла.

И вот мы, я, уже взрослая девушка, и он, пятилетний мальчик, осиротевшие дети, мы стояли, глядя на огромный до неба погребальный костёр и, чувствовали каждый своё. Не знаю, что чувствовал мой маленький брат Ньорд, только ли холод или ощущал как-то постигшее его сиротство, я никогда так и не спросила его об этом… Но на мои плечи свалился неподъёмный груз – я теперь линьялен (правительница) этих земель, я за мать и за отца Ньорду, который крепкой толстой ладошкой цепляется за мою холодную ладонь. С этого дня у меня всегда холодные ладони…

Теперь я всегда должна быть собранной, твёрдой, спокойной. Мне непозволительна ни слабость, ни трусость, ни поспешность, ни, напротив, медлительность. Я всегда теперь должна быть осмотрительна, вначале думать, потом говорить, думать о тех нескольких тысячах людей, которые живут под моей рукой, охотятся, ловят рыбу в реках, озёрах и фьордах, возделывают землю, кузнечат, чеботарят, скорняжничают, лепят горшки, пекут хлеб, ткут, шьют… да чего только не делают в нашем йорде (землях). И всем им я сегодня стала матерью, всем, а не только Ньорду, чьи белые волосики перебирает сейчас ветер. Я им защитница. Я им судья, я должна думать, как сберечь хлеб и злаки до весны, чтобы никто не голодал, и всем хватило на посевы. Как распределить и сохранить мясо и рыбу, молоко, сыр, овощи, фрукты, меды. Как охранить скот от волков, лис, медведей, росомах, падежа и воров, набегающих время от времени шаек с чужих земель… Да и разве только это?..

В один миг вся эта громада ответственности упала мне на плечи, придавив страшной тяжестью.

Кроме этого, кроме горя потери мудрых и любящих родителей, жалости к осиротевшему маленькому брату, прибавлялось ещё горькое понимание, что наша свадьба с Эйнаром не может состояться так скоро, как предполагалось. Неприлично раньше года траура играть свадьбу.

Этого мало – я теперь линьялен, а Эйнар, мой жених, всего лишь сын конунга. Великого конунга Магнуса Моди (Храброго). Я теперь выше него по положению. И надо заново свататься. И уже не ему сватать меня, а мне его, приглашая конунгом в мой йорд. Но он наследник Магнуса, их йорд в три, а то и в пять раз богаче и больше моего, с чего ему идти в примаки ко мне? Никакой выгоды. Конечно, он наследник Магнуса и маловероятно, что отец выберет другого наследника в обход сына, хотя такое случалось в истории Свеи и не раз. Так делают, если считают, что иной преемник достойнее и сильнее прямого наследника. И если так считают алаи. Воля конунга – закон, но редкий конунг не слушает алаев, ведь иначе с кем он пойдёт тогда на битву, с кем отразит нашествие чужаков? Кто поможет вершить правосудие и вообще поддерживать порядок в йорде? Каждый конунг управляет силой кулака, кулак – это его алаи и его воины. Бондеры становятся воинами, когда нужно защитить земли от большой рати, нашествий чужаков, приходящих из-за моря, из-за Западных гор. Набеги нередки и, отражая их, наши воины переплывают моря, чтобы отбросить врага вглубь их земель и, случается, переходят горные хребты. И врагов много. Люди множатся, и им становится тесно в их землях, а если соседи живут богаче, почему не попробовать пограбить их?..

Мне пришлось ждать целый год. Целый долгий, бесконечный год. А что такое год, когда любишь? Что такое год, когда каждая встреча – это луч солнца среди сплошной холодной мглы разлуки?

Спасало одно – мне пришлось учиться управлять, поэтому все мои мысли и чувства, все дни были заняты только этим. Но ночи… Ночи принадлежали чувствам. И мыслям о любви и о счастье, ждущем впереди. И о том, как мне станет легко, когда он, мой Эйнар, прекраснейший из прекрасных, умнейший из умных будет со мной всякий день. Тогда и тяготы власти станут легки, тёмные ночи светлы, а дни сплошь солнечны. Да и большая доля забот с моих плеч будет переложена на его, мужские плечи, ведь он будет конунгом, а я стану его дроттнинг.

Я видела, как выходят замуж подруги моего детства и юности. Как женятся мои сверстники, все мы вошли в «возраст». Как становятся родителями… Но разве я завидовала им?

Чему я могла завидовать, если я ожидала свадьбы с моим Эйнаром? У кого жених был лучше? Кто из невест радостнее, а из молодых жён сейчас счастливее, чем буду я, когда стану женой моего Эйнара? Нет, я не завидовала никому. Я знала, что звёзды, Луна и Солнце, сами Боги Асгарда позавидуют мне и перестанут так высокомерно взирать на нас, на людей, когда мы поженимся с Эйнаром.

Минул год, и новая помолвка состоялась. В будущем это сулило объединение наших йордов, и тогда наши потомки станут непобедимы, ведь это будет самое большое и сильное объединение свеев. Прочим останется только присоединиться, что быть под защитой и управлением нашим.

И вот приехал мой лучезарный жених на высоком добром коне серой масти и, радостно улыбаясь мне, соскочил с седла. Я, как положено линьялен, не сошла к нему со ступеней крыльца моего терема, ожидая наверху, чтобы он поднялся, хотя мои ноги сами бежали бы к нему. Как он возмужал за этот год! Стал ещё выше ростом, ещё раздался в плечах, глядит смело, весело.

Поклонился почтительно, продолжая улыбаться:

– Линьялен Рангхильда, я, твой жених Эйнар из славного рода Торбрандов приветствую тебя! – и голос стал гуще, мощнее…

От этого голоса всё завибрировало у меня внутри.

Я всё же не удержалась и спустилась на ступень навстречу, протягивая ему обе руки с улыбкой, счастливая как никогда ещё… Он взял мои руки в свои гладкие горячие ладони, такие большие и крепкие, что мои, которые я не считала маленькими, утонули в них. Я смотрела в его огромные яркие глаза, я не могла поверить: наконец, наконец-то я вижу тебя. Твоё совершенное лицо, высокий лоб, обрамлённый светлыми пепельными волосами, блестящие волны которых открылись, когда ты в уважительном жесте снял шапку, отороченную мехом куницы, сверкающая улыбка… Я всей кожей чувствовала, как все вокруг, все женщины особенно, вдохнули и забыли выдохнуть, любуясь им, моим женихом, Эйнаром из славного рода Торбрандов. Да, да! Завидуйте мне все, потому что он мой и только мой! гордо подумала я.

Богатый пир был приготовлен для Эйнара и его сестры Сольвейг, прибывшей с ним, совсем юной, пятнадцатилетней и их алаев. Они двое, Эйнар и Сольвейг, единственные, оставшиеся в живых дети Магнуса и его жены. Как и мы с Ньордом у наших родителей. Сама их мать умерла три года назад, внезапно, среди лета заболела грудной болезнью, и к первому снегу погребальный костёр уже вознёс её в Вышний мир. Я хорошо её помню, Эйнару от неё достались эти невероятные глаза …

А Сольвейг – только её волосы. Вся она, младшая дочка конунга Магнуса, не была так красива как мать, или как старший брат. Эйнар с малолетства растили как будущего конунга. Может быть, благодаря этому воспитанию ему и привилась и горделивая осанка, и уверенная походка и победоносный взгляд?

Стол ломился от угощений: мяса и рыбы, птицы, ягод, засахаренных цветов, горок украшенных пареных злаков, яблок и груш. Сладкое и кислое вино из далёких заморских стран, золотое с Юга, чёрно-красное с Запада и зелёное с Востока от славян. Молоко с вином, хмельная брага, меды. Гости были оживлены и многословны, после года траура наконец-то радостное событие, за столом в числе прочих были юноши, это мои алаи и будущие алаи Эйнара.

– Мы сосватали Сольвейг Бьорнхарду, – рассказал Эйнар во время пира.

По зардевшемуся лицу Сольвейг я поняла, что жених ей по сердцу, и хотя отец и брат выбирали его скорее как соратника, алая себе, явно угодили ей выбором.

– Мы сыграем сразу две свадьбы будущей зимой!

До зимы уже оставалось так мало, с Летнего Солнцеворота прошёл месяц. У меня сладко замерло сердце, расцветая буйным алым цветком. В голове моей кружилось, хотя я не сделала ни одного глотка хмельного. Я могла видеть только одно – его чудесное лицо, его улыбку, его завораживающие глаза, его губы…

В эту ночь ничто уже не держало меня. Линьялен, дочь конунга, вольна вести себя так, как желает…

Гагар, верный наперсник Эйнара, встрепенулся у дверей, собираясь преградить путь непрошеной гостье, но увидев меня, отступил, почтительно склонив выю.

Я не думала, для чего я пришла сюда, я хотела только одного – оказаться наедине с ним. Мы не бывали ещё наедине, всегда только в присутствии других людей.

Эйнара удивило моё появление. И, хотя свобода моя была ограничена только моей волей над желаниями, хотя суженая невеста могла позволить себе и не то ещё в отношении жениха, благодаря чему немало первенцев рождались всего через три-четыре месяца после свадьбы, а то и до неё, всё же он не ожидал такого от меня.

– Рангхильда… – удивлённо выдохнул Эйнар, поднимаясь на ложе.

На нём была только рубашка, распахнутая на груди, пояс с мечом лежал подле ложа, ему нечего было опасаться в моём дворце.

Войдя и увидев его, я так растерялась, что колени подогнулись, и по спине пробежал никогда ещё не ведомый мне страх и растерянность. Немедленно захотелось сбежать, и как я осмелилась сделать то, что сделала – войти к нему, к тому, кто был так желанен, что казался неземным существом, всё той же мечтой, что владеет мной почти уже десять лет.

Эйнар увидел нерешительность и страх на моём лице и, предупредив мой побег, поднялся и подошёл ко мне, протягивая руку к моей руке. Огонь от его горячей ладони пробежал прямо к сердцу, заполняя его до краёв.

– Я… – пробормотала я.

– Не бойся, – сказал он своим волшебным голосом, его глаза улыбались, – я не обижу тебя. Иди сюда.

Он подвёл меня к ложу, устланному самой красивой тканью, украшенной вышивкой по краю.

– Ты уверена, Рангхильда?

– Не знаю… – мне было страшно и глаза поднять на него. – Я не знаю, Эйнар, как я осмелилась…

– Ты уже была с мужчиной?

Не праздный вопрос: мне двадцать второй год, мои ровесницы имеют и по двое и по трое детей. И, такой, как я, выше которой только Боги, допустимо знать то, о чём он говорил.

Но я не знала. Я не интересовалась плотскими радостями. Я любила и была верна только ему с тринадцати лет. Но откуда он мог знать об этом? Я никогда не говорила об этом ничего. Но он знал бы без слов, если бы сам любил… Он почувствовал бы давно. И разве задал бы этот вопрос?

Но это я поняла позже, когда разорвалось сердце. Когда потемнело в душе. Но не в ту ночь…

И конечно не тогда, когда в день Осеннего Равноденствия сыграли свадьбу Сольвейг и Бьорнхарда. Счастливые молодые в одеяниях, расшитых красными цветами и рунами с пожеланиями плодородья, здоровья и силы, многих потомков, славных и сильных, танцевали свадебный танец на площади перед дворцом в Сонборге, а мы с Эйнаром, женихом и невестой, сидели рядом. Эйнар улыбался мне и согревал ладонью мою ладонь, и повёл меня танцевать вслед за молодыми. И когда молодых отпустили в горний покой, а весёлый праздник продолжался почти до рассвета и ещё несколько свадебных дней, мы не расставались и всё это время он согревал мою руку в своей руке, а моё сердце своей улыбкой.

Наша свадьба должна состояться в моём йорде, в его столице, в Брандстане, куда приедет мой жених, чтобы стать мужем и повелителем, конунгом моей земли. Оставалось три месяца…

Но через неделю конунг Магнус, крепкий и красивый сорокалетний старик, с едва посеребрённой бородой и висками, умер через день после того, как его ранил на охоте вепрь…

Магнус из рода Торбрандов, прозванный, Моди, что значит Храбрый, оставил свой йорд сыну. Если бы мы успели пожениться!.. Но нет. Теперь год траура должен был выдержать Эйнар и только после взять меня в жёны, объединить наши земли…

За время этого долгого траура я несколько раз приезжала в Сонборг, Эйнар бывал у меня в Брандстане, а ещё мы встречались тайно на границе наших земель, в Охотничьем хусе. Эйнар был всегда весел и добр со мной, он дарил мне подарки, как и положено жениху: украшения из серебра, золота, из железа с янтарём, с жемчугом и заморскими самоцветами. Он любил меня, я не сомневалась. И, несмотря на эти отсрочки со свадьбой, из-за которых начали уже шептаться о нас, что сама судьба против нашего союза, несмотря на эти шепотки, я считала и чувствовала себя самой счастливой на свете.

Почувствовала я это от того, что взошла к нему на ложе? Нет. В этом смысле я не поняла и не почувствовала того, о чём восторженно шептались девки и женщины в моём доме. Утехи тела оставляли меня холодной и отстранённой. Я не почувствовала ничего большего, чем было прикосновение его горячей руки к моей руке в ту, первую ночь, словно вся сила моего желания ушла в это рукопожатие.

Однако моя холодность хранила меня от слухов: все считали меня девственницей, даже самые близкие, никто не подозревал, что я и мой жених переступили дальше, чем обсуждать, как два равных йофура (правителя), дела вскоре объединяемых наших земель. Но и это сослужило мне потом свою службу.

Вот так прошёл этот траурный год, и было объявлено уже, и началась подготовка к свадьбе, намеченной на Зимний Солнцеворот – лучшее время в году для свадеб и любых начинаний. Но… за два месяца до назначенного дня во фьорды Сонборга вошли ладьи разорителей с Востока. Эйнар с алаями отбили их нападение и отправились нагнать и наказать, чтобы неповадно было впредь.

Вот, когда я поверила, что злой рок преследует меня.

Накануне похода мы увиделись с Эйнаром. Год у власти изменил его, сделал взрослым, решительным, даже резким иногда, но ко мне он был по-прежнему добр и ласков, хотя возражений и сетований на новую разлуку и слышать не хотел.

И он вернулся из похода…

Прошло всего пять с половиной недель, но этого хватило ему, чтобы не только нагнать наглых разбойников и разбить их на их земле, но и… жениться там, на дочке местного конунга…

Он приехал ко мне тайно, чтобы поговорить. Этим, конечно, он выказал уважение, что не отвернулся равнодушно, не снизойдя до разговора с оставленной невестой и возлюбленной. Но было ли это уважение ко мне, как женщине, или всего лишь, как к линьялен дружественного йорда?

Я не верила никаким слухам и ничьим словам, пока он не прискакал с Гагаром в тот самый Охотничий хус, на границе наших йордов. Здесь, при свете факелов и жарко пылающей жаровни, тепла от которой, впрочем, мне совсем не хватало, из-за чего я сидела, кутаясь в мех чёрной лисицы близко-близко от огня, так, что лицо моё начало гореть, но, может быть, оно разгоралось от обиды и злости?

– Что это такое… ты говоришь?!.. – задыхаясь от непонимания и нахлынувшей в сердце боли, всё ещё не веря, всё ещё надеясь проснуться и понять, что всё это всего лишь кошмар, проговорила я. Но… в сердце втекала боль. Эта боль, переполнив моё сердце, вот-вот разорвёт его навсегда…

– Прости меня, Рангхильда, – тихо проговорил он, садясь напротив, дальше от железной чаши жаровни – он не мёрзнет, у Торбрандов горячая кровь.

– А свадьба?.. – я цеплялась за то, чего уже нет… Или не было никогда

– Будет свадьба в Сонборге, как была уже там, на Восточном берегу Нашего моря.

– Но как ты мог жениться на другой? На какой-то… славянке, не зная её, не любя? Как ты мог, если обещал мне?! – бессмысленно восклицала я, дрожа от холода и гнева и понимания, как глупы мои возражения сейчас.