Старый князь лежал на смертном одре. Душа медленно покидала одряхлевшее тело. Князь ни о чем не жалел. Картины прошлого проплывали перед его потускневшими очами. Он прожил трудную, но славную жизнь. Много воевал. Храбро отбивал набеги половцев, приумножая и защищая свои владения. Воевал с соседями, расширяя и присоединяя к своим владениям новые земли. Ходил в походы, сажал на свои земли полоненных смердов. Он заложил четыре посада, в которых теперь будут княжить его сыновья. Вокруг городов насыпаны огромные валы, стоят высокие частоколы, глубокие рвы защищают города. По четырем сторонам света стоят башни дозорные из вековых бревен.

Построил князь и хоромы, из которых в скором времени отправится в последнее путешествие. Вырастил четверых сыновей. Научил их: в бою не трусить, быть всегда впереди дружины. Ростом и статью трое сыновей пошли в него. Ликом же все трое удались в любимую жену. Четвертый не был похож на братьев. Этот средний сын был рожден от наложницы. Но князь воспитал его в своем доме. Учил всему, чему учились братья. Росли сыновья добрыми воинами, дружными между собой, почитающими родителей. Наложница, от которой родился сын, давно умерла, и княгиня не делала различий между братьями. Любила до последнего своего вздоха всех четверых. Княгини не стало три года назад, и теперь князь надеялся на встречу с ней, там, далеко… Четверо сыновей с хмурыми лицами сидели у его изголовья. Все они понимали, что ничем не помогут старому отцу. Не в обычае воинов лить слезы. Потому все сидели молча. Князь давно поделил свои владения, определив каждому сыну по городу. Старшие сыновья правили в соседних княжествах. После смерти отца самый младший и самый любимый сын Властимир останется князем в отцовской вотчине. Старшие братья не возражали против отцовской воли. Князь приподнял голову:

– Дайте мне свои руки!

Братья протянули правые руки к дряхлой трясущейся руке отца. Тот накрыл их второй рукой и тихо произнес:

– Живите, как жили при мне! Вместе вы – сила!

Высохшая его рука безвольно упала на покрывало. В глазах братьев блеснули слезы. Старший из них ладонью прикрыл отцу веки. По древнему обычаю, князя отвезли на санях запряженных волами в храм и захоронили рядом с любимой женой, под бледно-розовой мраморной плитой.

Глава 1

По лесной опушке, изредка нехотя натягивая удила, ехал князь в сопровождении верных дружинников. Сидел он на белом коне. Конь гнул лебединую шею, потрясая чесанной белоснежной гривой. Тонкие ноги его неспокойно топтали траву. Темный лес с густыми деревьями, шумящими высокими раскидистыми кронами пугал коня. Он прядал ушами и изредка фыркал, выражая свое неудовольствие.

Седок, покачивающийся в седле, высок, молод, в талии тонок. Двадцать шестая весна унесла свои воды, с той поры, как гордый отец вынес его, новорожденного, на высокое крыльцо терема и представил своей ликующей дружине. Под одобрение дружинников нарек он сына Властимиром.

Лицом пригож молодец, волосы светлые, вьются до широких плеч. Взгляд прямой, уверенный. Цвет очей его меняется; зависит их цвет от думок, что роем вьются в княжей голове. То туман осенний стелется в очах, то сияют они небесным огнем голубым, то дымом от костра обернутся ясные княжьи очи. Одет он в рубаху белую, из полотна заморского, перехваченную по талии пояском, кованным из червонного золота. Подол рубахи вышит узорами красными, да синими, угольчатыми. Не здешние те узоры. Не шьют таких узоров росичи. А шьют они узоры округлые, очам приятные, все больше цветы полевые, что на лугах звонким летом цветут. На плечи князя плащ накинут да фистулой заколот, под стать пояску. Один мастер выковал такие богатые, да тонкие украшения. По краям красного плаща узор вышит ниткой золотой, да тоже не простой. Видно, плащ шили в заморских странах. Не понять росичам таких строгих узоров.

Конь, под стать хозяину, покрыт красной попоной, по краям тож узор золотом. Узда на голове коня изукрашена бляхами золота червонного. Грудь белоснежная цепочкой из расплющенных золотых колец украшена. Любит, стал быть, князь своего коня, лелеет. Конь поводит по сторонам лиловыми выпуклыми глазами и норовит перейти на рысь.

Наездник узду держит твердою рукою: не ослушается ретивый конь. Ласково уговаривает его хозяин:

– Орлик! Чего ты боишься? Чай не впервой в лесу!

Устало клонится на плечо голова молодца. От чего устал князь? Какие думы нелегкие одолели его? На опушку эту он приезжал пировать да думы думать вдали от суеты. Сегодня князю надо думки воедино собрать да решение непростое принять.

Надо выбрать из трех невест жену.

Все три предполагаемые девушки пригожи да милы.

Но молодое ретивое сердце ни к одной из них не потянулось. На взгляды нежные не отозвалось, не забилось чаще.

Вот и тяготили князя думы.

Женщин в его жизни было много. Да и как не быть? Молод да собою хорош. Молодые вдовушки не отказывали ему в любовных утехах.

Но парню быстро надоедали они.

Напрасно потом выглядывали вдовушки в надежде залучить его еще на ночку. Он дорожку торил к другому палисаду.

Теперь, приняв после смерти отца княжество, следовало остепениться, чинно жить в тереме, завести жену, чтобы сыновей рожала, чтобы было и после него кому княжить в родном посаде, охранять его от набегов ворогов да от людей лихих.

Остановились около раскидистого осокоря, что обосновался могучими корнями недалече от темного озера, загадочно задумчиво перебиравшего свои глубокие воды. Осокорь этот, в три человеческих обхвата, был любим князем. Уж сколько лет, сколько зим он поверял старому дереву свои думы. Холопы, невдалеке, на сочно-зеленой полянке растягивали шатер.

Властимир с близкими дружинниками сегодня ночью пировать будет.

А пока он уселся на расстеленной дядькой под деревом попоне.

Орлика слуги стреножили и пустили на поляну. Конь щипал травку и ревниво косил глазом на хозяина. Слуги споро разводили костер из собранных в чаще сучьев. Свежевали убитую в лесу косулю, покрывали траву скатертями, расставляли яства да вино в кувшинах из серебра. В глиняных кувшинах подавали столетний мед.

Властимир окликнул своего верного друга – воеводу Андрея. Вместе они росли, вместе ходили в походы, доверяли друг другу самые сокровенные тайны. Андрей степенно опустился на попону. Он был наслышан о заботах князя.

– Ну, так подскажи по дружбе, – улыбнулся Властимир.

– Негоже в таких случаях совет держать, княже, – серьезно ответил друг – воевода.

– А я совета не прошу. Ты вот рассуди, какая из них больше подходит в княгини?

– Эх, друже, экий ты нерешительный в делах сердешных. В сечи не думаешь – рубишь направо и налево. Может и тут так: на кого глаз ляжет, на той и женишься? Тебя неволить некому. Выбирай.

– А я думаю, что Млада уж больно весела. Улыбается много, да и лицо у нее круглое…, – стал рассуждать князь.

Андрей спрятал улыбку в пушистых усах.

Властимир продолжал свои мысли, не обращая внимания на друга:

– Дросида – ростом высока, в кости широка…, – озаботился он, – а с годами состарится!…

Князь ненадолго замолчал, словно представляя себе Дросиду в преклонных летах.

Он вздрогнул и тряхнул головой:

– Нет! Вот – Милица! Красива и добра, а уж как кротка. Да и ростом она не слишком вышла. По плечо мне будет. Вот такая должна быть княгиня, – решил Властимир наконец.

– Воля твоя, друже. Милица тебя любит. Может сложиться счастье! – Андрей не стал перечить другу.

Властимир повеселел. Выбор сделан. Теперь можно пировать.

Дружинники весело придвинулись к накрытому столу. Верный дядька сначала сам испробовал медовуху из предназначенного Властимиру кубка и лишь потом протянул его князю. Все пили за здоровье князя, закусывали разложенными яствами. Двое холопов принесли на вертеле зажаренную косулю.

Дядька отрезал лучший кусок и подал князю.

Остальные сами резали от туши: кому, что понравится. Дружинники, сопровождавшие князя, были все близкими друзьями, проверенными в боях да в попойках, поэтому не церемонились и пили-ели от души. Медовуха развязала языки, стало веселее на душе. Властимир нашел взглядом гусляра и попросил сыграть на гуслях. Молодой темноволосый дружинник настроил гусли и запел, перебирая струны. Веселая песня понеслась по поляне. Голос певца, чистый и звонкий, заставил замолчать птиц лесных. Казалось, весь лес прислушивается к песне, звеневшей чище лесного ручейка. Голос то поднимался, улетая выше сводов старых деревьев, то опускался ниже озерных вод, то плыл над ними, перешептываясь с озерным прибоем. И даже когда певец замолчал, на поляне еще стояла тишина, словно все ждали продолжения. На лицах дружинников застыли добродушные улыбки.

Князь похвалил певца и сам налил медовуху в его кубок. Протянув кубок гусляру, князь так и застыл с протянутой рукой.

Серебристый смех остановил его. Смех был явно женский и доносился сверху. Взоры дружинников поднялись к вершине осокоря. Но в густой листве они никого не разглядели.

– Русалка, поди, шалит, – высказал предположение один из дружинников. – На этом озере их много.

– Эй, покажись! – звонко крикнул вскочивший на ноги певец. – Иди пировать с нами!

– А не обидите? – послышался сверху веселый и нежный девичий голос.

– Не обидим! А если не покажешься, стрясем тебя оттуда, – строго пообещал гусляр.

Вверху опять послышался веселый смех:

– Меня так просто не достать вам.

– Вот сейчас залезу к тебе, – пообещал Андрей, – быстро спущу.

– Не троньте ее, – вступился за русалку Властимир. – Сама спустится. Без воды долго не вытерпит. Давайте лучше еще медовухи отведаем – хмельна очень.

– А меня медовухой угостите? – весело спросили сверху.

– Не знал я, что русалки медовуху пьют, – усмехнулся князь.

Вверху зашелестела листва, и, тут же, из-за толстой ветки показалось девичье лицо. Девушка бесшумно заскользила по веткам и через мгновение предстала пред очи дружинников. Была она среднего роста, длинные волосы цвета спелой ржи обрамляли ее лицо, и такая тонкая, что, казалось, можно одной рукой обхватить ее талию. Щеки розовыми пятнами горели на лице, несколько вздернутый нос не портил ее, скорее, наоборот: прибавлял «дичинки» облику. А глаза русалочьи: глубокие и зеленые.

В первое мгновение всем показалось, что это действительно русалка выплыла из озера. Дружинники завороженно смотрели на красавицу.

Она, весело сверкнув белыми зубами, произнесла:

– Онемели, что ли?

Пришедший в себя Андрей протянул к ней руку и прикоснулся к ее ладони:

– Теплая! А говорят, что русалки ледяные!

Кругом, недоверчиво, засмеялись дружинники. Но приблизиться к девушке никто не захотел, мало ли: вдруг защекочет? Русалки они такие: защекочут, да в воду уволокут. И помочь некому будет, заворожит всех, заморочит.

Сомнения рассеял смерд из ближайшей деревни:

– Не русалка она. В лесу живет с бабкой своей. По деревьям вон лазает, да прячется, не угонишься за ней. А так – девка, как девка. Не любят только ее в деревне. Бабка ее – ведьма. Да и сама она – нелюдимка. Лесовинка, одним словом. Говорят, что они с бабкой с лешими да с кикиморами знаются. Недалече в лесу домишко их…

– Чего не утопите, раз ведьма? – спросил пожилой седобородый дружинник.

– Так она – безвредная ведьма. Деревенских лечит от хворей всяких. Роды у баб примает. Тем и кормится. Девчонка – не родная ей. Подкидыш. Весен шестнадцать-восемнадцать прошло с тех пор, как она нашла ее у себя на пороге ночью. Так и живут вместе. Женщина деревенская выкормила ее своим молоком; у нее, вишь, сын был маленький на то время. А так – пусть себе живут. Места немного занимают.

Властимир разглядывал сидящую на траве девушку.

Она была очень юная, было в ее облике что-то необычное. Русалочье…? Движения ее рук, поворот головы были плавными, как будто девушка привыкла плавать по водной глади и теперь ей тяжело без привычной стихии.

В душе князь подивился.

Он впервые видел такую необычную, полудикую красавицу, хотя и навидался красавиц не только русских, но и заморских…

…А тонка как. Кажется, повеет ветерок и унесет ее далеко-далеко, и никогда князь не увидит ее больше. Он очнулся от мыслей, в душе подивившись, что думает о девушке.

Андрей уже отрезал кусок мяса и протянул девушке.

– А ме-до-вухи? – разочарованно-протяжно произнесла она.

– Мала еще медовухой баловаться! – урезонил ее убиравший объедки холоп.

– Ты иди, иди себе, мужик, – проводил его князь.

Холоп, укоризненно оглядываясь и недовольно бурча, отошел сторону. Зачем понапрасну спорить с князем?

Властимир поднес недопитый кубок девушке:

– Вот, отпей.

Девушка, не жеманясь, отхлебнула из серебряного кубка и улыбнулась:

– Сла-а-дко как!

Она одним махом жадно допила остатки.

– Это, ты, зря, – заметил князь.

Он протянул девушке пирог с рыбой. Та откусила и закрыла глаза от удовольствия, раньше она не лакомилась такой пищей.

Подошедший снова холоп заговорил с девушкой осуждающе:

– Не след тебе тут находиться, отпила из княжеского кубка, дак и убирайся восвояси.

Девушка резко вскочила и тут же пошатнулась.

Дружинники заулыбались: непривычна девчонке крепкая медовуха.

Князь взмахнул рукой, подзывая к себе дядьку. Тот без слов понимал своего подопечного. Подхватив девушку, как пушинку, понес ее в шатер.

Холоп осуждающе глянул на князя, но перечить больше не стал.

Дружинники снова наливали медовуху, звенели кубки, лилась речь. Снова пел для князя да для дружины гусляр по имени Млад, разгоняя темноту то веселыми, то грустными песнями. Наконец, дружинники подустали от пиршества, некоторые клевали носом в остатки еды, некоторые храпели, растянувшись на траве. Холопы укрывали спящих попонами.

Поздней ночью Властимир, оставив пиршество, пошел, наконец, к шатру.

Луна освещала тихую ночь. Лес спал. Спали зверушки и птички, спали белки и медведи, лоси да олени; лишь вдали ухала сова, гоняясь за мышами.

Привычный к медовухе князь вовсе не был пьян. Шел по поляне твердыми шагами.

Едва различимый шорох заставил его оглянуться.

В зарослях кустарника, во тьме, князь увидел два светящихся огонька. Он подумал, что это глаза, но они не могут быть глазами животного. Князю даже на миг показалось, что он видел уже сегодня такие же или похожие… Взгляд был явно направлен на него.

Да, за ним следят!

Князь поднял с травы сухую палку и бросил в кусты. Зеленое свечение погасло, и тут же над Властимиром пролетела огромная черная тень. Князь успел пригнуться, потому тень не коснулась его. Бесшумно темное пятно исчезло в лесу.

Властимир усмехнулся, но будить товарищей не стал. «Может и правда привиделось? Уж больно крепкая медовуха!»

Откинув полог шатра, он вспомнил о девушке. Князю подумалось, что она давно убежала восвояси. Но, переступив порог, он обнаружил ее сидящей в середине шатра. Властимир вспомнил ее красоту, и хмель ударил ему в голову, заставив забурлить медовуху в крови. Князь, сдерживая себя, чтобы сразу не схватить ночную гостью в объятья, опустился рядом с ней на колени. Увидел блеснувшие зеленым огнем глаза. Значит, она ждала его.

– Почему не ушла? – прошептал Властимир.

– Ждала, когда ты придешь! – голос девушки дрожал от волнения.

Властимир опустил руки на тонкие плечи. Она всем телом подалась навстречу. Не помня себя, князь уже целовал ее в припухшие губы, руки шарили по ее телу, не встречая на своем пути никаких преград. Руки девушки обвили его могучую шею, она прижималась к Властимиру всем телом. Князь чувствовал, как трепещет ее тело от его прикосновений. Руки быстро стаскивали с нее одежду, ощущая горячее девичье тело. Князь коснулся ее маленькой груди и сильно сжал. Девушка застонала. А князь уже стаскивал с нее рубашку, целуя горячие плечи, грудь, опускаясь все ниже. Он расстегнул свой пояс, и тонкая рука девушки заскользила под его рубаху, в нетерпении стаскивая ее.

Наконец были сброшены мешающие одежды.

Властимир неистово целовал ее гибкое тело, а она, извивалась под ласками князя, пересохшими губами целовала его грудь, гладила спину, перебирала его густые волосы. Князь в нетерпении раздвинул ей ноги. Она застонала под его напором, но не отодвинулась, лишь крепче прижалась к горячему мужскому телу. Князь застонал от наслаждения.

Потом они лежали рядом, Властимир крепко прижимал ее к себе, боясь отпустить. Казалось: стоит только выпустить ее из объятий, как она исчезнет, раствориться в глубине озера и уже никогда не появится.

«Ведь она – русалка», – думал князь, хмельной от ее близости, – «а русалкам не место в тереме; да скоро и свадьба у него, женится он, все же, на Милице…»

Мысли князя перепутались, и он уснул, не выпуская из объятий горячее девичье тело.

Наступившее утро разбудило лес, наполнило его звуками, заря окрасила небо, траву и деревья розовым светом. На осокорь опустился соловей, расправил крылья и рассыпался звонкой трелью, заглушая все звуки кругом, видно из зависти хотел затмить ночные песни гусляра. Опушка замерла, слушая соловьиные переливы. Соловей, словно чувствуя, что окружающие прислушиваются к его пению, пуще старался, высвистывая сложные коленца.

Первый неуверенный луч заглянул на поляну, рассыпался на яркие слепящие крошки в ветвях осокоря, скользнул дальше, осветил траву под деревом, отразился от капли росы и пошел плясать по поляне, рассеивая розовую мглу, пробуждая птиц и козявок.

Поляна сразу оживилась, будто ее обитатели только и ждали, когда их обогреет солнышко. Зашуршали в траве змеи, уползая от запаха человека; отряхивались птицы, собираясь на охоту за букашками; где-то рыкнул медведь: наверное, солнечный лучик потревожил его крепкий сон.

В шатре просыпался молодой князь. Он открыл глаза и оглянулся.

После вчерашнего бражничанья с приближенными дружинниками, в голове его стучало, словно кузнецы били по наковальне.

Князь, не поднимая головы, кликнул своего дядьку. Тот опрометью, не смотря на преклонные годы, метнулся к лежащему, подал на серебряном подносе кубок с соком квашеной капусты.

Властимир пригубил питье и повалился на подушку.

– Домой пора, чадо, – заметил старый слуга.

– А русалка вчерашняя где? – приподнял голову князь.

– Русалка, русалка, – бурчал слуга, собирая одеяло из лисьих шкур, – помстилось тебе, княже, русалок давно в наших лесах нету. А про лесовинку вчерашнюю спроси у смерда: он всех в деревне знает, поди скажет, где она обитает. Только на кой она тебе? Пора ожениться да о детках помыслить.

Слуга собрал раскиданные вещи, помог Властимиру одеться, подал зеленые сафьяновые сапоги.

Наконец, князь вышел из шатра. Дружинники приветствовали его. Властимир сурово оглядел своих сотрапезников. Было видно, что и для них хмель не прошел бесследно. Хмурые, они седлали коней. Молча уезжали с поляны.

Проясняющееся от легкого ветерка сознание князя заполнялось думами о предстоящей свадьбе. Теперь, когда была определена невеста, нужно было готовить свадебный пир да созывать гостей на пиршество. Предстояло много забот.

Ночная встреча с незнакомой девушкой ничего не изменила в его сознании. Не первая и не последняя; сколько таких еще будет в его жизни? И будет ли такая, которая осветит всю его жизнь, заставив забыть о том, что существуют другие женщины? Станет единственной, которую он будет любить, и которая будет любить его беззаветно и преданно, пронеся любовь через всю отмеренную жизнь?

Ни о чем таком не думал князь.

«Он молод, полон сил и все у него впереди».

Так или приблизительно так думал Властимир, выезжая из леса.