Глава 1. Рамиль

– Где тебя носит, идиот?! – гремит голос отца из наушника.

– Я занят, – отвечаю ему в тон, мысленно молясь о том, чтобы он не услышал звуки сирены машины ДПС, что, за каким-то чертом, увязалась за мной.

Бросив беглый взгляд в зеркало заднего вида, вдавливаю педаль газа в пол. Движок ревёт. Затылок вжимает в подголовник. Кровь кипит в ушах вместе с батиным голосом.

– Чем ты там занят, сопляк?! Опять тебя потом из ментовки выкупать после твоих «занятий»?

– Продлишь абонемент в комнату в клеточку. Тебе не привыкать.

Воспользовавшись тем, что машина инспекторов, наконец-то, значительно отстала, сворачиваю в первый же попавшийся поворот на этой пустынной дороге за чертой города и бедности.

Тачку заносит, зад ведет в сторону, но я выравниваю ее и еду по колее, продавленной колесами проезжающих здесь иногда машин.

Предусмотрительно вырубаю фары, чтобы «друзья» из ДПС не смогли меня заметить в высокой траве с главной дороги.

– Абонемент?! – напомнил о себе отец в моем ухе. – Для тебя это шуточки, что ли? Думаешь, мне весело каждый раз кланяться перед пузом со звездой и класть ему на лапу, чтобы она не похудела?

– Ну, да, – хмыкаю я. – Гораздо веселее склонять девушку сына под своё пузо.

– Рамиль! – почти на визг переходит отец.

– Мне некогда. Пока, – сбрасываю вызов и швыряю наушник на пассажирское сиденье.

Сжимаю руль обеими руками и снова давлю на газ, надеясь на то, что это пшеничное поле никогда не закончится. Очень хочется, чтобы эта дорога была взлетной полосой, которая позволит мне улететь от опостылевшей реальности подальше и на максимально долгий срок.

Я только что из клуба. В крови кипит злость, смешанная с алкоголем и адреналином после погони. Не стоило, наверное, показывать ребятам из ДПС пачку презервативов вместо прав. А еще не стоило говорить им, что это их персональные зеркала, которые попросил им передать Санта.

Машина на скорости вязнет в чем-то мягком и безрезультатно молотит колесами. Продолжая давить на газ, открываю дверцу и смотрю вниз, где вижу, как под светом луны блещет лужа грязи.

Бью ладонями по рулю. Жму на газ снова и снова, пытаясь в раскачку выбраться из черной жижи.

Безрезультатно. Тачка лишь сильнее вязнет колесами и вовсе встает колом.

– Зашибись, твою мать!

Хлопаю дверцей и беру телефон с панели. Набираю номер Влада, который сейчас должен быть в том клубе, из которого я уехал около получаса назад.

– Рам! Ты чё так рано свалил? Туса в самом разгаре! – вопит в трубку друг.

– Слушай, Влад, – стараюсь перекричать музыку, что бьёт в самое ухо. – Я тут за городом встрял в грязь. Можешь меня вытащить?

– А чё ты хотел? – ржёт парень. – За городом только грязь и есть.

– Это точно, – невесело смеюсь и вновь пытаюсь надавить на педаль газа. – Приедешь, нет?

– Не, Рам, сорян. Тут такие тёлочки рядом! Не могу их оставить. Сам понимаешь…

– Ясно, – сбрасываю вызов и набираю номер другого друга, который тоже в этом же клубе. – Алик, ты на ногах еще можешь стоять?

– Рамик, брат! – восторженно кричит он. – Что случилось? Для тебя, что угодно сделаю.

– Я тут за городом в поле застрял, прикинь?! Можешь приехать и вытащить. Тачка по пороги в грязи.

– Брат, прости, – горько выдыхает Алик. – Я обещал отцу, что за руль больше бухой не сяду. Иначе без тачки и денег останусь. Он же только неделю назад меня от срока отмазал.

– Ясно, – снова сбрасываю вызов и швыряю телефон на пассажирское сиденье.

Отцу звонить уже не вариант. Да я бы и не стал. Выслушивать нотации понимать, что он чувствует себя при этом победителем – ну, уж нет.

Включил свет фар. Две колеи накатанные прямо передо мной. Две позади. И я в луже.

Классный вечерок получается.

Делать нечего. Нужно попытаться хоть как-то вытащить себя из этой ж… жижи и вернуться в город, в клуб.

Белый кроссовок увязает в грязи и наполняется теплой грязью, едва я выставляю ногу из тачки.

– Твою мать! Три тысячи баксов в дерьмо!

Вторая нога в белом кроссовке повторяет тот же путь.

– Чёрт!

Озлобленно хлопаю дверью и захожу за машину. Зная, что ни к чему это не приведет, упираюсь ладонями в крышку багажника и пытаюсь вытолкнуть тачку из грязи, но она не сдвигается ни на сантиметр.

– Класс! – выплевываю иронично и, выпрямившись, озираюсь по сторонам.

Ни одной машины поблизости. Только удаляющийся вой сирен по главной трассе примерно в километре от меня.

Остались только я, тачка, лужа, грязь и пшеничное поле, часть которого, либо сожрала саранча, либо уже кто-то скосил.

Луна над башкой чётко подсвечивает единственного идиота на этом поле – меня.

Резко хлопаю ладонью по шее, когда остро ощущаю на ней укус.

Еще немного и меня сожрут комары, рожа покроется волдырями, а на опознании, когда меня, наконец, найдут у этой лужи, меня смогут узнать только по кроссовкам и красной тачке.

Очень плохая была идея – выпустить пар, проехавшись по городским улицам.

Нервно дёрнув плечами, вновь прыгаю в машину и жму на газ, возможно, наивно веря в то, что если очень сильно захотеть и не сдаваться, то можно выбраться из сложившейся ситуации.

В итоге – машина сдаётся раньше, издав напоследок странный захлёбывающийся звук.

– Чтоб тебя!

В сердцах бью по рулю ладонью. Тупая боль от удара зарождает в голове вспышку необъяснимой ярости, из-за которой я начинаю бить кулаком не только по рулю, но уже и по панели, по соседнему креслу и даже по потолку машины, которая служит сейчас для меня, ничем иным, как боксёрской грушей. Бью больше уже не из-за досады или злости на сложившуюся ситуацию, а от ненависти ко всему, что меня привело в эту грёбаную лужу посреди поля.

Кажется, я слишком долго терпел и держал в себе обиды и травмы, показательно сверкая выбеленной улыбкой. Может, оно и к лучшему, что всё это дерьмо выплёскивается сейчас в поле, а не среди тех, кто привык видеть меня с улыбкой, которая стерпит всё.

Когда кулак начинает саднить, обхватываю руль руками и утыкаюсь в него лбом. Закрыв глаза, пытаюсь усмирить дыхание и заходящееся бешеным ритмом сердце, которое, похоже, тоже решило отыграться за всё, стуча по рёбрам.

Когда не остаётся сил даже на злобы, выхожу из машины, уже не заморачиваясь о том, что по щиколотку в грязи. Смотрю по сторонам, взвешивая решение просто пойти пешком до города. И плевать, что до него тащиться около семидесяти километров. Ночь длинная, луна яркая…

Хлопаю дверью и краем уха улавливаю тарахтящий звук, который, очевидно, приближается ко мне.

Вскидываю подбородок и смотрю туда, откуда доносится звук. Оттуда я приехал и сейчас оттуда же едет что-то, что, наверное, является трактором или подобного рода сельскохозяйственной техникой.

Приходится ждать и надеяться на то, что приближающееся «чудо» техники выдернет мою машины из грязи и, хотя бы, оттащит с проезжей части, чтобы её не смогло переехать другое подобное «чудо» техники.

Опираюсь задом о багажник, скрещиваю руки на груди и просто смотрю вдаль, ожидая появления техники.

Вот появляется свет прожекторов. Так ярко фары в глаза не лупят и они точно не должны находиться на крыше.

Хотя, кто знает, как тут на селе у простолюдинов всё устроено?

Слегка сощурившись, наблюдаю за приближением трактора. Очень громкого трактора. В таком, наверное, нужно сидеть в специальных наушниках или в шлемофоне, либо молиться о том, чтобы барабанные перепонки не полопались.

Вот трактор оказывается передо мной полностью и, кажется, не торопится сбавлять скорость, когда до меня остается несколько десятков метров. Руки скрещенными на груди уже не получается держать. Ноги напрягаются, а взгляд сам собой лихорадочно мечется по сторонам в поисках направления, в которое я вот-вот прыгну, чтобы меня не переехало этой махиной, за рулем которой, походу, какой-то бухой придурок.

Но, когда я уже почти прыгнул в ту сторону, где пшеница еще не скошена, с мыслью о том, что, в случае чего, в ней же и спрячусь, как трактор останавливается, а громоподобный движок постепенно затихает и вовсе глохнет. Только свет прожекторов на его крыше всё так же бьёт в глаза.

По блику сбоку трактора понимаю, что кто-то открыл дверь. По глухому короткому удару о землю понимаю, что этот кто-то с него спрыгнул. В свете прожекторов, от которого уже начинают слезиться глаза, замечаю силуэт щуплого мужика в висящей на нем рубахе и в кепке, что сидит на его башке как тазик.

– Слушай, мужик, – обратился я к нему первый, силясь определить, где у этого силуэта могут быть глаза. – Оттащи меня на трассу. Или, хотя бы, из этой грязи дёрни.

– Мужик? – фыркает недоразумение в кепке, и я понимаю, что голос у него очень даже женский. – У тебя глаза грязью закидало или городские мальчики, разъезжающие на красных машинках, не знают, как выглядят девочки?

– Я думал, ты мужик, – опешил я на секунду.

– А сейчас что думаешь? – спросила она, подойдя ближе.

Теперь под козырьком кепки мне стало видно её лицо. Обычное. Сразу видно, что деревенское: чуть пухлые щеки, будто ещё с утра не дожевала взятый с печи пирожок; губы – нижняя пухлее; нос чуть вздёрнут, будто бы надменно; и глаза, что смотрели на меня со злостью и раздражением. В общем, на любителя тёлка.

– Может, водителя позовёшь, и я с ним переговорю? – кивнул я в сторону трактора.

– А я смотрю, ты не сдаешься, – хмыкнула колхозница. – Тупишь до последнего.

– В смысле?

– Трусы свисли, – бросила она резко и вздохнула так, будто её уже утомил этот разговор. – Я и есть водитель этого трактора.

– Ты?! – выплюнул я скептически и окинул её оценивающим взглядом.

– Я, – ответила она беспристрастно и тут же скрестила руки на груди, смерив меня взглядом, в котором чётко читалась угроза. – Что-то не так?

Походу, она чёкнутая. Не уверен, что с такой стоит связываться, особенно тогда, когда на часах почти полночь.

– Да не, – качнул головой. – Всё нормально.

– Ну, и? – спросила девка с нажимом, а я рефлекторно напрягся, ожидая возможного нападения неадекватной.

– Что, и?

– Мне переехать твой красный обмылок или, всё-таки, выдернуть из грязи? Ты ведь об этом просил мифического мужика или передумал?

– Можно и выдернуть. Только моя тачка не заводится.