Цитаты из книг автора «Сьюзен Макклелланд»

То, как какая-нибудь из них стояла или держала голову, вызывало во мне желание броситься к ней, схватить в объятия, крича мама, Лия… А потом она оборачивалась… И это был кто-то другой. Я ни разу не увидел никого знакомого. Ни разу.

Жизнь, думал я, наконец-то налаживается. Но что-то подтачивало меня изнутри – что-то, чего я не осознавал. Я знал, что истина пытается достучаться до меня, заставить услышать ее и принять. Она стремится выбраться наружу. На самом деле я овладел лишь искусством притворяться.

Между ними были нежность и искренность, настоящее понимание. Этим парам не нужны были слова. Все выражалось во взглядах, румянце и мягком смехе. А потом я осознал, что папа смотрел на меня точно так же… даже в HASAG, даже в гетто. Он смотрел на меня с любовью. Я заплакал.

Папа! – закричал я, потому что он не отвечал. – Папа! Я принялся трясти его изо всех сил, но папины глаза смотрели в пустоту. Он превратился в одного из Muselmann, ходячих мертвецов. Он как будто не видел меня, не знал, не хотел замечать. Как будто его больше не было с нами. Пожилой мужчина из нашего барака подошел ко мне и заговорил мягким тоном, объясняя, что папе нездоровится, но через пару дней он придет в себя. Но я знал, что это не так. В тот день он пропал. Исчез навсегда.

Лия написала мне из Палестины. Им там приходилось очень нелегко. У них с Абрамом совсем не было денег, и они целыми днями гнули спины на полях. Временами, писала она, еды у них не больше, чем в концлагерях.

Все свое свободное время Мотл посвящал учебе и был не только одним из лучших, но самым лучшим и в нашей школе, и во всех ближайших, вплоть до самой Варшавы. В ту осень, когда нацисты вторглись в Польшу, Мотл должен был поступать. Но нацисты ввели новые правила, а по ним евреи не могли учиться в университетах.

«Там, где есть монстры, – говорил Яков, – есть и ангелы, ведущие нас за руку. Никогда не забывай об этом». Вот как получилось, что я принял предложение Жанны.

Я понимал, что начинаю верить в то, что мне говорят. Я – крыса, пища для червей. Пока я могу работать, моему сердцу еще позволено биться.

все мы, кому удалось выжить, сейчас разбиты на миллион осколков. Бывает, я целый день не понимаю, что реально, а что – нет. Но если мы так и будем горевать и думать о прошлом, это нас уничтожит.

Эти дети, мои одноклассники, мои друзья, никогда не нападавшие ни на меня, ни еще на кого-то, стали совсем другими людьми. Наконец они бросили меня там, рыдающего, в синяках и ссадинах, сказав напоследок, что мой народ погубил Иисуса. Я похромал домой. Там мама схватила меня в объятия, а Хаим отвел к врачу, который сказал, что у меня сломана рука.