Гой, еси, вечный Велесе!
Да рога твои злато-серебро!
Да бела путь-дороженька
В трех мирах время звездное!
Ты не дай свернуть с пути верного
Освящи ты нам душу Светочем
Наполняйся ты нашей благостью
Что останется в мире вещности
Да пребуди ты в сердце каждого
Стань надеждою человещества
Гой, еси, ясный Велесе!
Гой, еси, славный в трех мирах!
Да прибудешь ты с нашей верою!
Да прибудешь ты в вечной благости!
Гой, еси, вечный Велесе!
Пред тобой мы все преклоняемся…
 

Предисловие

Души, словно большие светлячки медленно парили в междумирье, плавно опускаясь вниз. Они покорно выстраивались в ряды и бесконечным потоком тянулись к Калинову Мосту.

Влас тряхнул золотыми кудрями, пытаясь взбодриться. Он добросовестно выполнял свой священный труд, отправлял прибывшие души – кого в Навь через Калинов Мост, а кого по щелчку растворял в эфире Нави, словно никогда и не было. Время от времени свет, исходящий от волос Стража междумирья тускнел, а это значило, что на него в очередной раз нахлынули опустошение и грусть. В такие моменты Влас со всей силы ударял о берег Смородины своим Посохом и останавливал течение времени. Вокруг все замирало и он, глубоко вздохнув, поднимался в Явь, обретая человеческий вид. Но не в этот раз…

«Сын мой! Я призываю тебя! Явись ко мне, Велес!» – рассерженный голос божественной Матери Амелфы отозвался в нем тяжкой повинностью. Нет, он не мог не явиться, потому, как недавно пообещал себе быть сыном, достойным своей Матери. Он слишком много себе позволял, и многое натворил, пойдя против ее воли: служил Прави по велению сердца, а не по наказам Светлых Богов, умер и переродился в Нави из-за несчастной любви, ну, а, по Яви он позволял себе шататься простым мужиком Власом, заглядывась на красных девок. Одним, словом – повеса.

В покоях Матери Влас пробыл недолго. Он получил приказ, что впервые касался его жизни и был настолько безрассудным, что Влас засомневался в его исполнении. Дело в том, что божественая Амелфа Зимуновна обожала собирать вокруг себя доносчиков и предателей, чтобы владеть положением дел во всех трех Мирах. Вот и на этот раз пригрела она у себя во Дворце Навку самой Морены, что поведала ей о грядущей беде – в Темной Нави против ее сына готовился заговор, что будет стоить ему жизни. Влас молча выслушал Мать, не вступая с ней в споры, потому как дал себе обет – быть послушным сыном и следовать советам Матери.

Он вышел из покоев Матери и облегченно вздохнул, нет, не любил Влас всей этой высокопарной суеты – приспешников, обслужников и прочих Небесных особ, следящих за соблюдением божественных правил и канонов, величающих и возвышающих Светлых Богов. Одно радовало Власа, что по приказу Матери дорога ему заказана прямиком в Явь, а значит, он свидится с родными душами.

Глава 1

Влас полной грудью вдохнул сладкий земной воздух и с силой вытолкнул его из себя, крякнув от удовольствия. Голова его блаженно кружилась, а по телу растекалось благодатное тепло. Хорошо тут, в Яви! Он окинул взглядом зеленые леса, опустился на колено и погладил горячей человеческой ладонью мягкую траву. Таков был ритуал его приветствия чудного, простого, прекрасного, страшного, нежного, грубого и непредсказуемого Явного Мира. Посидев на нагретой солнцем поляне, и пощурившись, глядя на солнце, Влас недовольно хмыкнул, помахал головой и нехотя поднялся на ноги. Да, не простое на этот раз у него дело в Яви, очень тяжелое для его сердца, но ничего не поделаешь – приказ Матери.

Он медленно шел по невзрачному, заброшенному селу, где в жуткой бедности доживали свои несчастные жизни старики да смерды, нашедшие себе пристанище в брошенных домах. Местные власти давно забыли про это затерянное в глухих лесах поселение и не появлялись здесь много-много лет.

Влас неспеша вошел в сырой грязный приют и бросил кошель с монетами на стол. Из-за старой разваленной печи показалась неопрятная старуха в серой измятой рубахе, сверху которой был надет дырявый тулуп. Смотрительница Агата, все еще несла службу в этом забытом Богами месте, в основном собирая брошенных детей, что изредка подкидывали приезжие, и отдавая их в услужение местным земледельцам да кузнецам.

– Мир дому твоему. Веди мне сюды Меземировых. Забираю!

– Хммм… Мил человек, зачем тебе чужеядь немощная? Вижу, людина ты добротный! Хошь подсобейников себе взять – вона возьми братьев Еремеевых. Ей-,огу, два крепыша растут! – худощавая смотрительница с землистым цветом лица доковыляла до Власа и схватила за локоть.

– Мне не надобно Еремеевых. Я сказал Меземировых – значить Меземировых!

– Кровь там грязная, бесовская! Мил человек, ты послушай меня… Их сюды люд сердобольный подкинул да сказал мне чии оне! Мать у них ведьма-отшельница, в лесной берлоге жила и нарожала невесть от кого! И померла-то она страшной смертонькой – молния ее убила. Спалила заживо…За грехи ее! Енти дети – бесовье отродье, лучше б с нею померли. Ан нет! Притащили убогих сюды, на страх мне и на мучение! Всё одно они не жильцы. Больно хилые…

– Я их забираю. Ты хошь, что бы я сам их нашел? Веди сюда детей!

– Очень бы не советовала…Но.. – скривилась смотрительница и высморкалась в грязный платок. – Анашка! Анашка, где ты, пустоплётка?

Где-то справа послышался звон и бряканье, а потом неторопливые шаги. Из-за угла показалась скрюченная девушка в драной душегрейке.

– Да, матушка Агата…Чего изволите?

– Меземировых сюды тащи.

– Дык они …, дык они же наказаны… Вы же сами приказали их…

– Молчать! Кому сказала – веди?! Без оговорок! – матушка Агата засверкала глазами и ударила по столу кулаком.

Дети пятый день сидели втроем в грязной сырой конуре. Старшему из них, Сашке, шел шестой год, младшему, что звали Тришкой – четвертый, а маленькой крохе, еще и года не было. За это бесконечно долгое время им кинули две сухие корки хлеба и бутылку воды. Сашка прижимал к себе маленький сверток, в котором уже почти не плакала маленькая девочка. У нее не было сил. Он поил ее изо рта и кормил разжеванным хлебом с водой. И тихо пел ей колыбельную, что пела их матушка: «Звезд небесные покровы топчут Велеса коровы, льют на землю молоко, очень сладкое оно. Поскорее засыпай, Сон возьмет тебя в свой край, он напоит киселем и омоет под дождем…». Тришка всё время скулил и колотил кулачками стенку конуры в надежде, что их выпустят оттуда. Сашка молился, чтобы они все вместе быстрей померли. Чтобы не мучились.

Буух! Сашка вздрогнул от грохота упавшего замка. Конура открылась, и чьи-то руки стали ощупывать затворников.

– Живы еще, бесы? – Анашка заглядывала вовнутрь конуры, где уже не было слышно ни единого шороха.

– Подохли что ль? – она нащупала Сашкино плечо и больно ущипнула.

– Айййй!!! – Сашка взвыл и вцепился ей в руку.

– Выходи, бесовщина! А то водой окачу!

Сашка подтолкнул Тришку вперед, а сам, прижав одной рукой малышку, пополз на четвереньках, с облегчением думая о том, что наконец-то к ним пришла смерть.

Анашка схватила плачущего Тришку за шиворот и потащила вглубь коридора. Сашка с малышкой засеменил рядом. Скоро они вышли в большую просторную комнату. Дети щурились от солнца, закрывая глаза грязными ладошками.

– Вот они Меземировы. Смотрите-ка живы! Другие бы уже давно подохли, а эти – нет, живучие бесы! Ну, что, забирай, мил человек, свое «добро»! Живи да оглядывайся! – смотрительница Агата с отвращением смотрела на детей. Лицо ее скривилось, верхняя губа припонялась, явив взору Власа гнилые остатки зубов.

– Вы Меземировы? – грозно спросил Влас у изнеможённых детей.

– Мы… – Сашка прижал к себе голову Тришки, который еле стоял на ногах, и, со сверкающими, как родниковая вода слезами, посмотрел на пришедшего по их души гостя. – Дяденька, прошу тебя… Ты умертви нас всех вместе. Сразу. Веданка уже пошти мертвая. Тришка больно орать будет. Что б тебе не хлопотно было. Всех нас разом…Прошу…

– Какой он тебе дяденька, нежить бесовская?! Господин он твой, хозяин! Не смей на него даже зенки пялить! Шас как возьму, да зубы тебе повыбиваю! – смотрительница, схватившись за увесистый деревянный половник шипела за столом. Сашка опустил глаза и ещё сильней прижал к себе сверток и Тришку.

– Старшой, иди ко мне… – Влас, пришедший сюда свершить ужасное дело, вдруг почувствовал необъяснимое тепло от всей этой троицы, которой был подписан смертный приговор его всемогущей матерью.

Сашка взял за руку Тришку и подошел к незнакомцу. Влас захотел рассмотреть поближе старшего брата. Он присел на корточки и взял за плечи Сашку. Вдруг луч солнца упал на лицо мальчонки. Влас сосредоточено смотрел в его глаза и недоумевал – откуда у подменыша такие живые искорки в глазах? То зажигаются, то гаснут, будто глаза живут своей собственной жизнью, как будто в небе одновременно солнце и звезды. И сила. Влас видел и чувствовал ее маленький, но очень сильный росток.

– Младшого покажи на свет! – Влас посмотрел на испачканное личико маленького Тришки. Те же глаза, живые, чудные. Тришка вдруг схватил своими маленькими ладошками огромную ручищу Власа, поцеловал ладонь и тихо сказал: «Пить, тятя, пить…». Сашка одернул брата и снова прижал к себе.

– Не надо пить, Тришка! Не надо! Скоро уж…Нам потом и не зачем…

– Эй, хозяйка! Воды неси! – Влас поднялся во весь рост, головой под самый потолок, а Сашка стоял и думал о том, какой же этот пришлый огромный. Как богатырь. Или витязь.

Напоив детей водой, Влас махнул рукой, мол, идите за мной, распахнул дверь, наклонился и вышел во двор приюта. Сашка вывел младшего на улицу и улыбнулся – он не мог надышаться свежим воздухом. А солнце! Какое оно горячее!

– Дыши, Тришка, дыши! Воздух сладкий… Как мёд, сладкий! – Сашка высунул язык и дышал.

– А, ну, не отставай! Быстро в телегу! И чтобы ни шороха! Смекаете? – Влас грозно посмотрел на детей и двинулся отвязывать коня от изгороди.

Сашка усадил брата в телегу, положил ему на коленки сверток с младенцем, чтобы хоть немного отдохнуть. Он сел рядом с Власом и принялся растирать онемевшие руки. Конь тронулся с места и они, вчетвером, поехали по дороге, мерно потрясываясь на кочках. Сашка опустошенно смотрел на удаляющийся сарай приюта и думал о том, сколько боли и слез он там оставил.

Ехали они долго и молча. Тришка сладко спал на мягком зипуне, накинутом на сено, Сашка расслаблено кивал головой, глаза слипались от дрёмы. Ближе к полудню малышка зашевелилась и жалобно запищала. Сашка тронул за плечо Власа:

– Она кушать хочет. Голодная…Мы с Тришкой потерпим, а вот она и помереть может, маленькая… – Сашка смотрел на спину новому хозяину, а тот даже не повернулся.

Влас свернул к крайнему дому и привязал коня.

– Сидите тихо. Шоб никуды! – Влас погрозил Сашке пальцем, тот кивнул и схватил брата за руку.

Чуть погодя Влас вышел из дома с кувшином молока, хлебом и яйцами, а на плече нес мешок с овощами и мукой.

– На, напои молоком. Да не сам, вот соломину возьми! – Влас протянул кувшин Сашке, а Тришке дал сырое яйцо и кусок хлеба. Дети молча ели, переглядываясь друг с другом, Тришка улыбался, да и Сашке на душе стало спокойней, а в животе – сытнее.

Дорога все дальше уходила от поселения, заворачивая в лес. Когда совсем стемнело, Влас остановил коня и приказал устроиться в лесу на ночлег. Положив спящую девочку в телегу, Сашка с Тришкой побежали собирать хворост, чтобы разжечь костер. Они уходили все дальше, вглубь леса. Сашка озирался по сторонам, слушая, как мерно скрипят стволы вековых кедров. Тришка вдруг резко вырвал свою ручонку из ладони брата и мгновенно исчез в темноте.

– Тришка! Тришка, ты где? А ну иди сюды! Найду, выдеру! Тришка! – Сашка удалялся вглубь леса, цокая зубами от страха. Вдруг впереди показалось свечение, лучи которого пробивались сквозь стройные ряды деревьев, и он со всех ног бросился туда. Добежав до поляны, которую окружали кедры, он увидел сидящего на коленях брата. Прямо над поляной висела огромная полная Луна и освещала брата перламутровым светом.

– Тришка, Тришка! Ты не слышишь чтоль? Я зову тебя, кричу! Что у тебя в руке, покажи! – Сашка вырвал из руки Тришки черный кусок материи.

– Мама… – пролепетал малыш.

– Где ты это взял, Тришка? – Сашка узнал на ощупь эту ткань. Он поднес к лицу кусок черной материи и вдохнул её запах.

– К маме хочууу… – тихо заплакал меньшой, вырывая кусок ткани из рук брата.

– Мамы нет, Тришка, не плачь…Нельзя теперь… – Сашка прижал к груди брата, а у самого на глаза накатились слезы.

– А, ну, бегом обратились к телеге!!! – дети вздрогнули от громогласного крика Власа. – Хошь порку? Я быстро с вами управлюсь! – Влас размахивал в темноте большой веткой.

Сашка схватил брата, и они стремглав понеслись обратно к лесному пристанищу. Рядом с телегой уже горел костер. Языки пламени танцевали друг перед другом, осыпаясь все вокруг искрами и пеплом. Братья сели у костра и смотрели на кипящий котелок.

– Каши сварю. Откушаете и спать. Под телегой сено постелил. Покрывалом укроетесь.

– А можно чуточек теплой воды? Мне б кроху помыть… – Сашка вспомнил, что малышка замарала все тряпки, в которые он ее завернул в приюте.

– Вон черпаком возьми. Меньшой, чего сидишь? Помоги брату! – Влас улыбнулся где-то там в своей густой кудрявой бороде, видя, как забавно братья моют малышку.

– Вот рубаху мою возьми, заверни в чистое! – Влас извлек откуда-то из глубин телеги белую рубаху.

– Так жалко же… – Сашка держал в руках белую рубаху, от которой пахло подсолнухами. Влас посмотрел на Сашку и кивнул, мол, бери и всё тут.

Маленькая девочка не издавала ни звука. Ее помыли, завернули в чистое и накормили молоком через соломинку. Сашка внезапно осознал, как он сильно устал, тело болело, ноги гудели и он, не помня себя, «погас» на мягком, ароматном сене.

Влас собрался духом и подошел к спящим детям. Пора избавиться от беды, которую они принесут. Рука поднялась над детьми… и застыла. Влас мысленно стал перебирать разговор с матерью, выстраивая логику – если они подменышы, которых создали, чтобы черпать его силу, то почему это не работает? Или они пока не «подключились»? Может их просто выращивают для этой миссии? Тогда почему их оставили погибать в приюте? Кто стоит за этой историей? А может быть это очередная интрига с целью запятнать честь Власа? Детоубийство… Кто за этим стоит? Не складывалась у него в голове эта история. Надо подождать, разобраться. Убивать детей без доказанной вины нельзя, даже если это приказ Матери. Влас выдохнул от облегчения.

Дети сладко дремали под телегой, не зная, что им ночью даровали жизнь. На время…

– Вставайте, сбираться пора! – Влас сдернул с детей попону, малышка зашевелилась под боком у Сашки и сладко потянулась. Влас скользнул взглядом по младенцу.

– Сколько ей от роду?

– Не знамо. Мать принесла ее недавно. Совсем кроха. Сказала, как на ножки встанет – считать, что ей година.

– А тебе?

– Мне пять, шештой пошел, так мать сказала…Тришке – года четыре ужо, а мож чуток больше.

– Отец есть?

– Матушка нас не рожала. Приносила с Капища. С Велесова капища… Она меня туда один раз водила, показывала…

Влас резко переменился в лице, сжал кулаки. Мгновенный порыв ветра чуть не повалил братьев на землю.

– С Капища, говоришь, приносила…

– Да. Сказывала, что Боги ей даровали. Только она нас всегда прятала. Спать укладывала в землянке, запирала на ночь…

– Тааак…Говори ещё!

– Матушка у нас рукодельница была. Смастерила чучела, на нас схожие. Они в доме хранились, только играть нам с ними не давала. – Сашка посмотрел на Власа, помолчал, а потом тихонько продолжил.

– В ту ночь, когда матушка погибла, я видел в щелочку…

– Что ты видел?

– Как она с чучелами выбегала из дома, потому что он в пламени был. А потом в матушку огонь ударил и спалил дотла. Мы долго сидели в землянке, дрожжали… Я стал рыть палкой землю у двери, сделал дыру, мы вылезли и пошли, куда глаза глядят. А потом нас пастухи нашли в лесу, на смертоньку в приют упекли… И вот ты нас забрал, не дал нам помереть… – голос мальчонки дрогнул. Влас затряс головой. Мерещится ему что ль? Сашкины глаза словно подсвечивали лицо несказанным светом, а слезы блестели что роса на солнце.

– Называй меня Влас… – новый хозяин пристально посмотрел на найденыша, и протянул свою ладонь.

– А я думал звать тебя иначе – «благодетель наш». Можно? – Сашка смотрел на него своими чудными глазами «с подсветкой».

– Нет. Зови Власом. Загружай телегу, ешо день пути до дому.

Сашка быстро убрал кострище, уложил в телегу вещи, усадил детей. Влас поглядывал на шустрого мальчонку, и на душе его всё больше теплело.

Солнце припекало, младшие спали, а Сашка боролся с дремой. Влас оглянулся и тронул его за плечо.

– Умеешь чего? Мать учила?

– Я много чего умею! – всполошился Сашка. – Могу дрова собрать, наколоть, печку натопить. Всё по дому могу! По ягоды, по грибы, зайца могу поймать, глухаря словить… или рыбку… Песнь могу спеть. Мать хвалила, говорила – хорошо пою…

– А, ну, спой! – усмехнулся Влас. Сашка радостно засверкал своими небесными глазами и запел:

Леший бродит во бору,

Распуская бороду!

Я под кустиком сижу,

Не боюсь и не дрожу!

Ежли Леший мя найдет -

Ему Велес надаёт

Шишек полные штаны,

Мухоморов в карманыыы!

А я из лесу приду –

Сладких ягод принесу! Эххх!

Сашкин голос лился легко и до того благостно, что Влас невольно улыбнулся. Веселая песня мальца пришлась ему по душе.

– Влас, а ты веруешь, что бог Велес ходит среди нас, людинов? – Сашка положил щуплую ладошку рядом с огромной ручищей благодетеля, и Влас ощутил, как от нее идет жар.

– Верую. Иди к мальцам, не толкись тут…

Отослал его подальше, ибо чувствовал смятение. Жаль их! А вдруг Матушка права? Он мысленно представил, как поведет их души через реку забвения. Влас грустно вздохнул. Эхххх… А, ведь действительно, было что-то особенное в этой несчастной троице. Может это искушение? Обманка бесовья? Влас тряхнул кудрями и натянул поводья на себя.

Сашка с сестрой дремал в телеге, Тришка, выспавшись вволю, мотал головой по сторонам:

– Сашааа… Просыпайся… Не спи, Саш! – Тришка пытался растолкать спящего брата. – Смотри, дом! Красотаааа!

– Что? Тришка, где мы? – Сашка резко приподнялся на локте и потёр глаза.

– Дома! – сухо бросил Влас и повел коня к стойлу.

Мальчишки не скрывали восторга и радости.

– Саш, это дворец, да? – не унимался Тришка, бегая туда-сюда с узелками, которые брат подавал из телеги.

– Да, Тришка, да, царские хоромы… – у Сашки тоже перехватывало дух от такой красоты.

Влас выделил детям дальнюю горницу. Светлая, просторная, с двумя окнами, которые выходили во двор. У теплых бревенчатых стен стояли лавки, на каждой лежало сено, укутанное в дерюгу. Дети расселись на лавки и не дышали от счастья. Сашка положил сестренку на мягкую подстилку, укрыл зипуном и подошел к окну.

– Тришка, а Триш… А ведь еще вчера мы сидели в конуре…

– Саш, не надо! – Тришка зарылся в дерюгу с головой, не желая помнить ни минуты тех ужасных дней.

За окном Сашка увидел маленькие домики и сразу вспомнил, как матушка рассказывала ему про мед и показывала полосатую пчёлку на цветке. Он так долго мечтал почувствовать вкус этой пищи богов… Мальчик сглотнул слюну и понял, что в животе пусто и голод пробирает его до самых костей.

– Голодьба, иди за стол! – громкий голос Власа раздался откуда-то из глубины дома.