Пословица

Дом был кооперативным. Такая система получения жилья существовала при социализме, когда люди оплачивали строительство дома и получали в нем квартиры. А этот дом был еще и одноподъездным – шестнадцатиэтажная башня, в которой кооперативные квартиры получили в основном молодые семьи, коим родители помогли построить дом. И молодые пары тоже стали родителями, детишки рождались друг за другом, и постепенно многие семьи перезнакомились. Были тут и студенты, и люди постарше. И не только москвичи: кто-то купил себе жилье, приехав в Москву из других городов.

Молодые мамы вместе выгуливали ребятишек. Анна тоже выгуливала своего уже двухлетнего сына, но процесс этот не любила. Двора, как такового, не было. Прохаживались по старому яблоневому саду весной и летом, зимой катались с горки возле небольшого прудика. Но самое противное было гулять осенью. Ноябрь холодный, слякотный. В коляске ребенку скучно, а топая сам, он все норовил попасть в лужу. Иногда отвлекало появление других приверженцев свежего воздуха, но не надолго.

А ведь прогулку иной раз приходилось сочетать и с полезным делом – походом за хлебом или молоком. Не говоря уже о том случае, когда в магазине появлялось что-то дефицитное. А это могло быть что угодно – куры, колбаса, сыр. Магазин был недалеко от дома, но до него надо было идти пешком в горку.

И как-то Анна, узнав, что торгуют свежими огурцами и зеленым луком, резво потащила туда своего двухлетнего Илюшу, но тот уперся, заревел, а потом и вовсе повалился на холодную мерзлую землю, вопя на весь район. Анна сделала пару неудачных попыток поднять сына уговорами и пояснениями, тот продолжал свой непотребный крик, и Анна оставила его лежать на тротуаре, а сама двинулась в сторону магазина, не оборачиваясь.

Крик стал затихать, и когда Анна оглянулась, увидела, как ее сын, все еще всхлипывая и сопя, идет за ней. Пошли в магазин вместе. Анна поняла, что таким образом она справилась с детской истерикой, но впредь старалась не доводить ситуацию до конфликта.

Сегодняшним вечером они вышли с Илюшей просто погулять, походить, с кем-нибудь пообщаться. Выпавший недавно снег подтаивал, воздух был сырой, но ветер не сильный. Темнело рано, ведь снег еще не покрыл своим белым ковром вечерние улицы.

– Минут сорок подышим, и домой, – думала Анна, поглядывая на часы.

Скрипнула подъездная дверь, из нее вышла еще одна мама с девочкой. Это была Антонина с третьего этажа, с дочкой Аленой. Вот их семья приехала в Москву издалека, из Омска. Муж Антонины был крупным специалистом в области авиации, и его перевели в Москву. Дочка у них была единственная, долгожданная.

Женщины поздоровались, а дети заговорили друг с другом на своем пока еще не очень понятном языке. Алена была младше Илюши. Но у нее были с собой игрушки, а у Ильи машинка, и малыши возились со всем этим богатством, катая машинки по скамейке недалеко от подъезда.

Дверь подъезда время от времени хлопала: соседи то выходили кто зачем, то возвращались домой с работы. Со стороны магазина показалась Татьяна, нагруженная продуктами и новостями:

– Привет, девчонки! В «Продуктах» шпроты в банках завезли и майонез. Вам надо?

– Надо, да с ним тащиться, – раздумывала Анна.

– Да, ладно! – воскликнула энергичная Татьяна. – Одна пасет, другая сгоняет. Делов-то! Ну, я пошла, а то сумки тяжелые.

– Тонь, тебе нужны шпроты и майонез?

– Кому они не нужны?

Женщины посмотрели друг на друга, и Анна предложила:

– Давай, я оставлю тебе Илью, а сама сбегаю. Я быстро!

– А деньги у тебя есть? А-то я вышла на прогулку без денег.

– Хватит, думаю, – Анна вытащила из кармана кошелек, в котором светилась сиреневым 25-рублевая купюра. – Ну, беги.

Анна быстрым шагом отправилась к магазину. По дороге ей встречалась то одна, то другая соседка, сообщая о шпротах и майонезе. Добежала Анна уже в ажиотаже, что такие важные продукты могут кончиться. Конечно же, в этот отдел была очередь. Анна поплелась к хвосту, думая, сколько она тут проторчит, как ее схватила за рукав Лера с 7-го этажа.

– Становись передо мной.

– Так заорут.

– Я с дочерью стою, на тебя занимала, – довольно громко, чтобы слышали в очереди, сказала Лера.

– Спасибо, – шепотом ответила Анна.

Товар был штучный, и отпускали быстро. Анна купила по две банки шпрот и майонеза себе и Анне (больше бы и не дали, не положено!) и, поблагодарив еще раз Леру, собралась бежать обратно.

– Ань, – просящим тоном протянула Лера, – возьми с собой мою Ляльку, мне еще в хозяйственный за мылом надо.

– Конечно, возьму. Тебя у подъезда подождать?

– Подождите!

Лера скрылась за соседней дверью, а Анна, взяв за руку трехлетнюю Ляльку, пошла к дому. И хотя теперь дорога шла под уклон, идти быстро Анна не могла. Рядом с ней семенила послушная тихая Лялька.

Антонина с малышами не скучала. К ним вышли еще желающие погулять, ребятишек прибавилось, да и взрослым было чем заняться – поболтать! Антонина увидела приближающуюся Анну с Лялькой и громко сказала:

– Свинья грязь найдет!

Анна недоуменно посмотрела на нее.

– Ну, как же! Оставила ребенка, ушла, так из магазина чужого привела. Вот и пословица – свинья грязь найдет.

Соседки недружно захохотали. Анна отдала покупки. И пока ждала прихода Леры, и пока ждала денег от Антонины, которая поднималась за ними в квартиру, и пока сама с Илюшей поднималась в лифте на свой 11-й этаж, все думала: как же можно применить такую пословицу по отношению к детям?

Марина

О том, что она еврейка, Марина не знала. В стране, которая называлась Советский Союз, афишировать эту национальность было не принято, а интернациональное воспитание не позволяло и вовсе думать о том, какая у тебя национальность, особенно когда тебе 13 лет от роду.

Это незнание Марине ничего не прибавляло и не убавляло. Жила она в городе Харькове, на Украине, которая в те годы была неотъемлемой частью огромного СССР. Свой город Марина считала прекрасным. Она любила широкие проспекты и узенькие уютные улочки в цветущих весной деревьях. Любила грохочущие трамваи и пахнущие бензином автобусы. Любила свою школу, подружек, задиристых мальчишек и даже свою классную, Елену Борисовну, хотя, если честно, то она была вредная… Но не о классной речь, хотя свою роль она еще сыграет в судьбе Марины.

А больше всего на свете Марина любила свою семью. Маму, Софью Анатольевну, уютную, мягкую, в прямом и переносном смысле. Так приятно было уткнуться в ее пахнущее ванилью плечо, ощутить объятия добрых рук, хотя бы на секундочку, когда Марина влетала в квартиру. Она все делала на лету – скидывала туфли и плащ, надевала домашние тапки, влетала в свою комнату, при этом в дальний угол улетал портфель. И тараторила без умолку, рассказывая о своих одноклассниках.

Мама прекрасно знала почти всех. И это не удивительно, ведь одноклассники нередко забегали в гостеприимный дом Марины. Их тут не только приветливо встречали, но и угощали. А кулинаркой Софья Анатольевна была отменной!

Любила папу, Аркадия Вениаминовича, умного, спокойного, строгого. Эта строгость совсем не пугала Марину. Вся строгость расходовалась папой на двух старших братьев, а ей, единственной и долгожданной дочке, почти ничего от папиной строгости не оставалось. Да и зачем быть строгим к такой умнице и красавице? Училась Марина прекрасно, все уроки ей давались легко, учителя ее всегда хвалили на всех школьных собраниях. Да еще и активистка! На школьных вечерах Марина была первой – читала стихи, танцевала, пела. Правда, ее пение было очень домашним, но на фоне всех остальных достоинств это прощалось.

И шла такая прекрасная счастливая жизнь и дошла до 10-го класса. К своим 16 годам Марина не просто похорошела, а расцвела яркой красотой! И, конечно, мальчики на эту красоту отреагировали. Володя звал в кино, Павлик предлагал угостить мороженым, а с Андреем Марина гуляла по своему любимому городу часами. И все это было так приятно! Так эмоционально и радостно! Марина чувствовала себя сказочной принцессой, окруженной молодыми принцами, которые готовы биться за нее на рыцарских турнирах.

В школе шла подготовка к выпускным экзаменам. Заходили строгие женщины и мужчины из какого-то ГОРОНО. Марина толком не знала, что это за страшная организация, но прекрасно видела, как вытягиваются по струнке их учителя, разговаривая с очередным представителем этого учреждения. Хотя один представитель был очень симпатичным и даже, по меркам Марины и ее подружек, не старым. Звали его Юрий Алексеевич, как Гагарина!

1 июня, как и остальные школьники Советского Союза, писали сочинение. Марина выбрала свободную тему – «Любовь к своей Отчизне». Не захотелось ей углубляться в проблемы нигилиста Базарова и хитрости Чичикова. А тут цитируй, кого хочешь. Вот Марина и воспользовалась этим, взяв в помощники и Пушкина, и Твардовского, и Маяковского. Сочинения обычно проверялись несколько дней. И не только в школе, но и в этом самом ГОРОНО. Подружки маялись в неведении, а Марина уже знала, что у нее 5! Откуда? Юрий Алексеевич случайно встретил ее на улице и сказал. Это произвело впечатление. И на Марину, и на подружек, которые просто «попадали» от удивления и зависти.

А Марина стала гулять по городу с Юрием Алексеевичем. Только маршруты изменились. Совсем немного по улице, а потом – в кафе или ресторан, чтобы не маячить перед знакомыми, как весело комментировал Юрий Алексеевич. Но даже в таком большом городе, как Харьков, об их прогулках и вполне невинных посиделках стало известно знакомым. Марину это мало беспокоило, но очень удивил визит классной руководительницы, Елены Борисовны, к ней домой.

Что привело ее? Экзамены Марина сдавала хорошо. Она не претендовала на медаль, но по литературе получила 5, по математике 5, по физике и химии – четверки. Ни одной тройки! Послезавтра уже выпускной – и вот она, взрослая жизнь! Что делает классная в их доме? А Елена Борисовна довольно долго беседовала о чем-то с мамой, а потом и папа подошел и присоединился к ним на кухне. Беседа шла мирно и тихо, так что подслушать Марина не могла. Но на следующий день пришли родственники, мамины две сестры, папина тетя Роза, и опять все тихо о чем-то говорили на кухне.

Марина так и оставалась в неведении, только на прогулки ее отпускать перестали, и стали сопровождать. То один брат проводит, то другой, то папа. Это Марину не очень-то беспокоило и обременяло. Она ведь не была влюблена в Юрия Алексеевича! Ей просто нравились ухаживания взрослого мужчины. И все. Подумаешь! Но вдруг произошло такое, что круто поменяло всю жизнь Марины.

Папа получил новое назначение. Но куда! В Ташкент, столицу Узбекистана! В те годы отказываться от назначения было невозможно, и надо было ехать. Взрослые стали собираться, и их настроение изменилось, они словно вздохнули с облегчением, словно этот переезд решал какие-то проблемы, о которых Марине было неведомо.

* * *

Моя дочь Ариша училась в 8-м классе английской спецшколы, когда к ним пришла новенькая девочка. Отношения Ариши с одноклассниками были сложными, а новеньким входить в сложившийся коллектив всегда непросто, и девочки между собой подружились. Как-то Ариша привела новенькую к нам в гости и представила мне – Амина Норазбаева.

– Фамилия какая знакомая!

– Вы, наверно, знаете про Эльвиру Норазбаеву, балерину. Это моя тетя.

Мы разговорились. Семья Амины переехала в Москву из Ташкента. У Амины еще две старшие сестры. Папа ученый, мама не работает, а сейчас и вовсе гостит в Израиле у родственников.

Последнее меня удивило. Не то, что мама за границей, – в годы перестройки советские люди наконец получили возможность ездить по свету, – а то, что у узбекской девочки родственники в Израиле.

Девочки продолжали общаться и дружить, вместе бегали в кино, приходили и к нам. Однажды Ариша попросила:

– Мам, можно Амина с мамой придут к нам помыться?

– Можно, конечно, – ответила я.

Надо, наверно, объяснить, что горячую воду в Москве отключали весной и летом для каких-то работ довольно надолго – на три недели. Вот люди и ходили порой друг к другу мыться.

– Марина, – представилась мама Амины.

Она оказалась стройной симпатичной женщиной, еще вполне молодой, с роскошными вьющимися волосами, которыми до этого я любовалась у Амины. И после мытья я предложила своим гостьям воспользоваться феном.

– Что вы! – возразила Марина. – Это вредно для волос. Если вы не возражаете, мы немножко подсохнем и пойдем домой. Погода вполне летняя!

Я не возражала, а даже с удовольствием пригласила всех на кухню выпить чаю. Девочки быстро справились с чаем и убежали в комнату Ариши. Мы с Мариной беседовали на кухне.

– Давно ли ваша семья перебралась в Москву? – поинтересовалась я.

– Полгода назад. Мужу предложили работу и жилье, и мы переехали. Правда, жилье совсем маленькое – однокомнатная квартира!

– Как же вы все умещаетесь? С тремя девочками?

– С двумя. Старшая вышла замуж и живет отдельно.

– Все равно тесновато.

– С милым рай и в шалаше, – засмеялась Марина.

– Я знаю, что муж ваш узбек, а вы совсем не похожи на узбечку. Вы родились в Ташкенте?

– Я родилась на Украине, – ответила Марина и замолчала. А после паузы продолжила: – Мои родители, оказывается, сама узнала не так давно, очень боялись, что я выйду замуж за украинца.

– Почему? – искренне удивилась я.

– Я еврейка, и мою еврейскую родню страшно напугало, когда за мной стал ухаживать уже вполне взрослый украинец. Даже все вместе решали, что делать. И тут папе предложили новую работу в Ташкенте. Все так обрадовались: уж за узбека она точно не выйдет, а там и своего кандидата подберем.

– Не подобрали?

– Не успели. Я вышла за узбека. И вся родня от меня отвернулась.

Мне очень хотелось расспросить и про узбека, и про Израиль. Но заглянувшая в кухню Амина напомнила маме, что скоро придет младшая сестра, а она убежала утром без ключей. И мои гостьи отправились домой.

Поскольку девочки продолжали дружить, мы с Мариной тоже иногда перезванивались. От нее я узнавала новости о дочках, о муже, который часто бывал в отъезде, потому как был желанным гостем на различных научных конференциях. Как-то, уже весной, Марина пригласила меня на свой день рожденья и добавила, что муж будет дома. Редкий случай. Я с удовольствием согласилась.