Вступление к «Песням об Орфее»

Моё обращение к образу Орфея – личности уникальной, легендарной, источнику неисчерпаемого вдохновения для музыкантов, поэтов, певцов, художников всех эпох – было вовсе не случайной прихотью и не капризом поэта, который не знает, куда себя деть от скуки повседневности (жизнь бьёт ключом!)…

Но была глубоко осознанная душевная потребность не только новыми глазами прочесть старый миф, но и разгадать какую-то неведомую загадку, найти что-то такое, о чём, может быть, раньше не упоминалось явно, но что подразумевалось и было заложено в образе Певца и Мыслителя изначально.

Всё началось с «Рождения Орфея», о котором с древних времён практически ничего не написано.

Это целиком фантазия автора, но созданная на основе древнегреческих преданий.

Написав первую «Песнь», я решила на этом не останавливаться, потому что писать об Орфее и не упомянуть о том, кто такой Аполлон, было бы неправильно. А также хотелось передать взаимоотношения Аполлона и Орфея – не только как отца и сына, но и как великого наставника и почтительного ученика.

А параллельно естественно вырастали и переплетались между собой сказания о Дафне, Гере и Лето, Пане и Сиринге… и другие образы, которые занимают такое огромное место в искусстве прошлых веков, а теперь почти забыты.

Опираясь на древнегреческие источники, следуя содержанию мифов, я постаралась найти свой стиль и язык, и руководствовалась исключительно внутренним ви́дением, слы́шанием, следуя своему поэтическому воображению, стараясь ни с кем из моих предшественников не соперничать и никому не подражать.

Думаю, что пришло время реанимировать и вывести на другой уровень бесценные знания древних.

Античность – это настоящая колыбель, в которой поднималось, окормлялось и воспитывалось человечество, но также великая кузница, ковавшая основы всего мирового, особенно европейского искусства.

Но теперь, когда человечество считает себя солидным и взрослым, мы стали забывать о своих корнях, о героях древности, старины – вроде бы это несовременно!

Но без Античности не было бы ни Ренессанса, ни Классицизма… Не было бы преемственности культуры. Не было бы ни одного серьёзного творца ни в живописи, ни в скульптуре, ни в поэзии. Рискну предположить, что не было бы НИЧЕГО!

Весь или почти весь ранний Пушкин – это строки, основанные на классических (греческих и римских) образах. Как понять их современному человеку?

Классическое образование давно пора вернуть в школы! Но не в виде зубрёжки латыни и греческого языка (что тоже дело полезное!), а хотя бы в виде факультативного ознакомления с мифологическими образами, на которых держится вся мировая культура: от Гомера и Пиндара, Фидия и Овидия, Якопо Пери, Клаудио Монтеверди, Кристофа Виллибальда Глюка (даже Иоганн Себастьян Бах не избежал увлечения античностью – его знаменитая кантата «Состязание Феба и Пана» – тому пример!) – и заканчивая Игорем Стравинским, Львом Бакстом, Мариной Цветаевой, Сальвадором Дали, Осипом Мандельштамом, Иосифом Бродским, Владимиром Высоцким… и многими другими великими художниками, скульпторами, поэтами и композиторами.

И последнее.

Сам Орфей – удивительная, таинственно-притягательная, грандиозная личность, наделённая всеми человеческими слабостями, божественным огнём, даром великого музыканта и мыслителя.

Орфей, который был не просто уникальным певцом и композитором, создателем прекрасной Музыки (которая, увы, не сохранилась), но это был один из Учителей человечества, носитель новой Великой Идеи – и практически новой религии– Единобожия, то есть по древнегреческим понятиям – ниспровергатель основ религии отцов; богоборец – по отношению к культу многобожия и один из апостолов (не побоюсь этого громкого слова!) новой веры.

Апостол и мученик, которому не простили его убеждений и его уникальности, который погиб за своё учение и навсегда вошёл в Вечность.

Я не ставила себе задачи красочного изображения путешествий и приключений Орфея, кроме Самого Главного Путешествия в его жизни, а именно – сошествия в Аид, чтобы возвратить к жизни любимую жену – Эвридику. Мне думается, что тема любви и верности гораздо важнее и значительнее всего остального, что происходило в жизни великого Музыканта. И, к тому же, доподлинно неизвестно – был ли это один и тот же человек – тот, что отправился в Аид, чтобы вернуть Эвридику, и тот, кто участвовал в увлекательных путешествиях аргонавтов? Или же это были разные певцы, имевшие одно и то же знаменитое имя?

Думаю, что суть не в этом! А в том, что в душе гениального человека, после мучительных страданий, борьбы с судьбой, с самими богами, со своим роковым одиночеством, наступает перелом, ведущий к перерождению, к становлению новой личности, к рождению новой веры, созданию целостной системы учения, ставшего, наряду с верой ветхозаветных израильских пророков, провозвестником Монотеизма – учения о Едином Творце Вселенной.

Личность Орфея притягательна удивительной Гармонией Красоты, Любви и Веры.

И пусть же наша любовь позволит ему навсегда остаться в Вечности.

ПЕСНЬ ПЕРВАЯ

РОЖДЕНИЕ ОРФЕЯ

Дозвольте, великие боги,

Живущие в светлом чертоге

На склоне зелёном Олимпа,

Достигнуть вершины мне Пинда¹,

Вскарабкаться мне на Парнас² –

Восславлю тогда в тот же час

Великого сына Эллады,

Жреца не Афины Паллады³,

Но сына Эагра⁴ и музы,

Которому львы и медузы,

Деревья, и птицы, и лани

В великом восторге внимали.

Ведь даже бездушные камни

Послушны твоей были гамме,

Орфей мой, великий Орфей!

Сердца вдохнови, отогрей,

И звуками сладкими лиры,

Которые людям так милы,

Меня осени, дерзновенный,

Твой путь отыскать сокровенный!

Душе не вели отдыхать,

Все тайны хочу разгадать –

Тогда воспою твой приход,

Твой гений, любовь и исход.

Герой, где твоя колыбель?

Открой эту тайну, доверь!

Явись же, откликнись во тьме,

Ко мне прилетай ты во сне –

Румяный ли ты, златокудрый,

Печален ли, бледнолик –

Ты в звуках возвышенно-чудных

Сияние духа постиг…

Вот Фракия⁵ вся предо мной

Раскинулась горной грядой:

Холмы и долины, и рощи

Так радуют зеленью очи,

Искрятся, петляют здесь реки,

Растут и цветы, и побеги,

И злаки умножат поля;

Роскошная дышит земля

Мечтательно-сладостной негой,

Царит безмятежный покой,

Простор для души здесь такой,

Как будто нога человека

Сюда не ступала ни разу;

И если позволено глазу

Увидеть цветущий сей край,

То сразу понятно – здесь рай,

Жилище богов вдохновенных!

В расщелинах там потаенных

Присутствие их не пугает,

Но благостью всё умиляет.

Мы слышим журчанье Эагра:

Средь скал неприступных, как Шакра⁶,

В долины он путь устремляет

Иль ввысь свои волны вздымает;

Шумят они бурно, сверкают,

В низовья потоки стекают;

И радугой светит от них –

От струй изумрудно-златых.

Здесь горы стоят исполины,

Покрыты снегами вершины,

Касаются края небес,

И тёмный скрывает их лес

От злого иль чуждого взора;

Румяная блещет Аврора

Над их благодатной главой

И путь освещает такой,

Что видим и Понт мы Эвксинский⁷,

И горный хребет Фессалийский⁸,

Где гордо сверкает Пеней⁹,

Где в путь устремлялся Эней¹⁰…

Родопские¹¹ горы так дики,

Лишь зверя доносятся крики,

Пугают шакал и медведь,

И долгое эхо реветь

Так страшно, мучительно будет,

Что криками нимф перебудит.

Вспорхнёт их трепещущий рой,

И вот они здесь, над рекой –

К Эагру свой путь устремляют

И в воды себя погружают;

Кружатся, танцуют, шалят,

Их брызги искрятся, летят…

И слышится пенье наяд,¹² –

От звучного их хоровода

Вдруг вся пробудилась природа.

Разбужен сердитый Эагр,

Свиреп он, как древний кентавр,

На лбу его выступил пар,

Глаза его влагой налились:

«Зачем же вы так расшалились? –

Надувшись, он нимфам сказал, –

Меня рассердить вы решились?»

Никто старичку не внимал:

Наяды проказят, шумят

И слушать его не хотят:

То плещутся струями волн,

То плясками их окружён

И пением их оглушён,

Покорен их воле Эагр,

Крутится в воде он, как шар.

Но лишь у одной из наяд

Глаза так волшебно горят

И голос поёт вдохновенно,

Так сладостно, столь сокровенно…

Он сердце Эагра пленяет,

И в душу его проникает.

«Кто эта прелестная фея?» –

Плывёт старичок к ней скорее,

И хочет он ту разглядеть,

Кто сердцем сумел овладеть.

Пред ним не простая наяда –

Хватило единого взгляда

Узнать её – муза с ним рядом,

В улыбке – парнасская весть.

«Какая мне выпала честь –

Бессмертную в водах принять,

Тебя я желаю обнять!» –

Промолвил в восторге старик,

И сразу же к ней он приник.

Умом старичок был хитёр,

Внимателен, цепок, остёр,

Он сразу в ней ту распознал,

Кто смертных собой превышал!

То дочь Мнемозины и Зевса…

Прекрасная скрыла завеса

Всех муз от нескромного взгляда,

Но слышите? Вот они, рядом:

Ей сёстры – Эвтерпа и Талия,

А также Эрато, Урания¹³

(Им прадедом – синее Небо,¹⁴

А сводной сестрицею – Геба!¹⁵);

Добавим ещё мы сестёр:

В великий бессмертный шатёр

Попали Клио¹⁶, Мельпомена¹⁷

(Для драмы она сотворенна);

И слышится голос из хора:

«Воздушная где Терпсихора?

Ведь ею был создан балет,

Приносим мы в этом обет!»

За нею идёт Полигимния,

То муза возвышенно-дивная:

Её вдохновенные гимны

Торжественны, пылки и мирны,

Затейливая пантомима

Так образна, неутомима…

Но мы героиню забыли!

Сестёр перечислить спешили,

А старшая где, Каллиопа?¹⁸

Скромна она как Пенелопа,¹⁹

Но статью пленяет чудесной,

Душою высокой, небесной;

А созданный ею мотив

Так строен, и строг, и красив…

Расскажет о самом высоком,

О мире прекрасном, далёком,

Куда устремившийся взгляд

С земным разлучится бы рад.

И даже сам бог Аполлон²⁰

Напевом её был смущён,

Он слушал её со вниманьем,

Глядел на неё с обожаньем,

Любуясь прелестною девой,

Внимал её чистым напевам;

И чудные песни зажгли

В нём пламень небесной любви,

Которую знать не могли

Живущие в лоне земли –

Она неподвластна закону

Земному, всему суетному,

И мук её всех не сочли

Лежащие в низкой пыли.

Им вместе идти не дано –

Вот горе какое одно

Терзает влюблённых сердца –

Вдвоём им не быть до конца…

Им Зевс-громовержец не внемлет,

Объятья сурово разъемлет;

Жесток их судьбы приговор!

Ни стон не поможет, ни спор –

С любимою Феб разлучён,

Ведь Зевсу покорен и он:

Не должен отдаться порфире

И браку поющий на лире,

Свободен быть должен певец,

Лавровый его ждёт венец.

Зевес²¹ повелел Аполлону

Над музами быть вознесённым:

Учить, надзирать, вдохновлять…

И вот он свободен опять,

И нежной своей Каллиопе

Наставником будет, не боле…

Вот песни её с той поры

Такою печалью полны,

Такое в них слышалось горе,

Что стало тоскливым и море!

Так волны печально и хладно

Катились на брег безотрадный…

Вмешалась сама Мнемозина!²²

Ей жаль и Зевесова сына,

А более – дочери милой ‒

Чувствительной, кроткой, ранимой…

Летит Мнемозина к Эагру

Трясти его старые жабры,

Приятеля чтобы пронять –

Спасти её дочь и принять

В объятья свои, стать ей другом,

Поддержкой, любимым супругом.

Зачем же просить ей Эагра

С его ревматичной подагрой?

Эагр – не владыка Небес,

А речки своей только «Зевс»;

Но лишь увидал Каллиопу,

Её благодатную стопу,

Головку, сияние глаз –

В неё он влюбился тотчас,

На всё ради девы готов!

А мы понимаем без слов,

Что жёстких, суровых оков

У времени он не свободен –

Беспомощен он и бесплоден…

Но мысль промелькнула иная –

Шальная весьма, озорная:

Быть может, кто знает, а вдруг

Такой ей и нужен супруг?

Как часто мы знаем примеры,

Где верность берётся на веру,

Где слепо семейства отцы

Рогатые носят венцы;

Иль в милой и юной супруге,

Её уподобя подруге,

Они обретают лишь дочь,

Пока не сумеет помочь

Какой-нибудь друг благодатный,

Любезный и очень приятный,

Который берётся за дело,

Где всё бы бурлило, кипело,

Рыдало, смеялось и жгло,

И всех забавляло б оно –

Как вдруг появлялся и плод

От долгих приятных "щедрот"!

Участия милого друга

Дождалась Эагра супруга,

И другом ей стал Аполлон;

Здесь выполнен Зевса закон –

Учится ведь нужно у Феба²³!

И в том помогала им Геба:

Укромное место найти,

Где мог Аполлон снизойти

К любимой иль быть к ней поближе:

Теснее, повыше, пониже…

И в каждой из тысячи поз

Искусство изящества внёс, –

То ручек касаясь, то талии,

То ножки её обнимая ли,

В лобзаниях жарких пылая ли,

Но в музыку всё превращая

И пеньем созвездья пленяя.

Любовь превратилась в Мелодию,

Мелодия стала же – плотью!

Вот сын её – дивный Орфей²⁴

Гармонией явлен своей.

Преданье гласит, что не криком

Он Мир огласил – нежным кликом…

И слог его первый был "ЛЯ" –

Ему улыбнулась Земля.

Вторым его звуком был "РЕ" –

И замерло всё на Земле.

А третий был отзвук "ДО-СОЛЬ";

Проснулся Уран²⁵ тут: «Постой! –

Он молвил, – окрепни, мой внук,

Весь мир обратишь ты во слух,

И будет покорно тебе

Живущее всё на Земле!»

Луч солнца и звёзд песнопенье

Приветствуют Чуда рожденье.

Дары обретает небес,

И даже суровый Зевес

С улыбкой глядит на Орфея,

Его бесконечно жалея, –

Предвидит его он судьбу…

Единственный, кто в ту пору

Их радости не разделял,

Кто злился, безумно страдал –

То был рогоносец-Эагр.

Он не был совсем как Икар²⁶

И на небе звёзд не хватал,

Но всё он и всех проклинал.

В болотной трясине погряз,

Не кажет оттуда и глаз

От злобы, стыда, отвращенья –

Младенца на свет появленье

Никак ведь его не касалось,

И всё ему мерзким казалось!

Вот старческой ревности жар

В кипящей воде будто пар

Над волнами вверх поднимает;

Он пенится, с рёвом кидает

На берег волну за волной

И вдаль уплывает с тоской.

Идея безумная – «мщенье!»

Его заполняет мышленье:

Замыслил Орфея убить,

Волною своей утопить.

Но зорко следит Каллиопа,

Чутка она, как антилопа,

Орфея сама охраняет,

Младенца к реке не пускает.

Коварен и злобен Эагр,

Ревнив он, как мстительный мавр;

Затих под скалою, звеня,

И, в зарослях дух затая,

Хотел поглотить он Орфея,

Коварное мщенье лелея

В упрямой своей голове,

Её уподобив змее.

И дух роковой Немезиды²⁷

К нему прилетел из Колхиды²⁸;

Кружит над Орфеем Геката²⁹ –

Она чародейством богата;

И мыслят свершить злодеянье,

Готовя певца в растерзанье

Для бешеных, страшных эриний³⁰ –

Слетелись к Орфею богини:

Вот спит он – такой безмятежный,

Прекрасный, невинный и нежный,

Не чает беду пред собою,

Проснись же, Орфей, над тобою

Простёрлись уродские хари,

Тебя поглотить предвкушая,

И в жертву младенца принесть,

Отмстив за Эагрову честь,

Вот-вот уже бросятся слопать!

Дыхания мерзкого копоть

Обдала саму Каллиопу,

Подобна стоит эфиопу –

Черна, и в тоске каменея,

Несчастной во след Ниобее³¹,

Геката во образе змея

Вокруг её всю обвивает,

Дыхание перекрывает!

Но слышите грома удар?

И весь содрогнулся Эагр…

Могучий и грозный Зевес,

Сверкая всей мощью небес,

Предстал перед ним, гнева полный,

Явился в сиянии молний:

«Прочь, мерзкие, злобные духи,

Я внука беру на поруки,

Не смейте к нему приближаться

И вон поспешите убраться!»

Так ветром и сдуло чудовищ,

Как будто и не было полчищ –

В пространстве они растворились,

Бесследно исчезли иль скрылись.

Сияющий славой Зевес!

Все ждут твоих правых словес,

И ждут с замиранием духа:

Воспряла Эагра супруга,

Свободна от мерзкого плена;

Смущаясь, журчит потаенно,

Бормочет и вьётся Эагр –

Беспомощен, жалок он, стар.

А милый, прелестный Орфей?

Сильнее он стал и взрослей,

Рук матери он избегает

И песни свои распевает…

И вот всемогущий Зевес

Решенье своё произнес:

«За злобные поползновения