Пролог

Мейвилл – крошечный городок, затерянный где-то посреди среднего запада, словно забытая в книге времени закладка. Его улочки, вымощенные потёртой брусчаткой, петляют мимо домов с облупившейся краской и заборами, обвитыми диким виноградом, к центральной площади, где жизнь течёт лениво, предсказуемо – как сон под шёпот ветра в кукурузных полях. Здесь всё будто застыло в янтаре повседневности: скрип старой калитки, запах выпечки по утрам, ржавый велосипед, навечно прислонённый к стене почтового отделения.

Здесь каждый знал каждого, и каждый знал, чего ждать от завтрашнего утра.

До того самого дня.

Ничто не предвещало перемен. Солнце светило не ярче обычного и ветер не нёс никаких необычных запахов. Но в воздухе, как позже скажут, витала странная дрожь – невидимая, как перед грозой.

Том Брукс, владелец антикварной лавки на углу, привычно распахнул жалюзи, протёр стекло тряпкой, бросил взгляд на площадь… и замер, увидев её.

Дверь.

Она стояла прямо в центре площади, словно вырезанная из самой реальности. Массивная, тёмная, почти чёрная, с переливами металлического блеска и тонкой патиной, как на старинной иконе. Её поверхность была испещрена узорами: завитками, символами, знаками, от которых порой щемило в висках, будто в них таился смысл, знакомый душе, но ускользающий от разума.

Том вышел на улицу. Сделал несколько шагов и остановился в двух шагах от неё, щурясь от утреннего солнца. Сердце стучало неровно, будто подсказывало – это не просто дверь. Это что-то инородное. Он протянул руку и коснулся металла. Холодный, как лёд. Реальный. Не мираж, не видение.

– Джордж! – крикнул он через плечо, не оборачиваясь. – Иди сюда… Ты должен это увидеть.

Из дверей бакалеи на другой стороне вышел Джордж Уилсон – долговязый, с редкими волосами, зачесанными назад, и усталыми глазами человека, много повидавшего, но не утратившего здравого скептицизма. Он вытер руки о поношенный фартук, взглянул – и остолбенел.

– Чёрт возьми, – пробормотал он, подходя ближе. – кто-то над нами издевается?

– Думаешь, это розыгрыш?

– Или арт-объект. Хотя… – Он провёл пальцами по резьбе. – Это… слишком… – он замолчал. – Слишком по-настоящему.

Первые зеваки появились уже через пару минут. А потом толпа начала собираться, как летние тучи перед грозой. Старушки с сумками, подростки на велосипедах, школьный учитель, репортёр, мать с ребёнком на руках – люди стекались к Двери, влекомые неизвестностью и возможностью чем-то разбавить унылые будни.

Они не знали на что смотрят. Но не могли отвести глаз.

Вскоре вся площадь гудела, как потревоженный улей. Кто-то выкрикивал теории про порталы пришельцев, кто-то с пеной у рта доказывал, что это рекламная кампания нового сериала. Мужчина в шапке из фольги, завсегдатай собраний местных конспирологов, уверял, что видел подобное в архивных снимках Зоны 51. Женщины переглядывались, перешёптываясь о древнем зле. Пахло леденцами, жареным беконом и тревогой.

Шериф Джон Ривз, невысокий, крепко сбитый, с лицом ковбоя, который слишком долго смотрел на солнце, вышел вперёд. Его ботинки глухо стучали по плитке, а рука привычно тянулась к рации.

– Разойдитесь! – хрипло скомандовал он, сурово глядя на толпу. – Не трогайте её. Мы пока не знаем, с чем имеем дело. Это может быть опасно.

Но никто не уходил.

Джек Харпер, молодой инженер, стоял на краю толпы, вглядываясь в Дверь, словно пытаясь решить сложнейшее уравнение. Его разум отказывался принимать её как физическую константу. Материя не ведёт себя так. Она не появляется из воздуха. Но эта Дверь… она есть. И с каждым взглядом Джек чувствовал, как в нём шевелится нечто большее, чем логика – тревожное, иррациональное предчувствие.

И тут вперёд вышла Лиза Беннет.

Журналистка. Упрямая, дерзкая, с диктофоном в сумке, привычкой задавать неудобные вопросы и взглядом, умеющим видеть то, мимо чего другие проходят мимо.

Её шаги были решительны, хотя сердце и сжималось от страха. Всё её нутро кричало, что это – не просто заголовок, не просто история. Это реальность, которая может быть очень жестокой. Но если она не сделает шаг первой – кто тогда?

– Лиза, стой! – крикнул кто-то из толпы, но её рука уже тянулась к ручке.

И повернула её.

Скрип – долгий, гулкий, как плач умирающего дерева – разнёсся по площади. Наконец Дверь открылась… в густой туман. Он клубился и переливался, будто живой. Внутри него мелькали тени – силуэты, лица, формы, которых не должно быть. И всё это затягивало, манило, пугало.

– Невероятно… – прошептала Лиза. – Это что-то… иное.

***

С тех пор Мейвилл не знал покоя.

В течение нескольких дней он превратился в точку притяжения вселенского любопытства. Учёные, блогеры, исследователи паранормального, репортёры – все ехали, чтобы увидеть Дверь. Хештеги заполонили соцсети. Местные кафе не справлялись с потоком посетителей, гостиницы бронировались на месяцы вперёд.

Забытый всеми городок посреди кукурузных полей стал центром новой реальности.

Но никто так и не решился войти в туман.

Пока.

Глава 1

Центральная площадь Мейвилла, некогда шумная и оживлённая, теперь словно затаила дыхание. Её, также как и прежде, окружали скамейки, облупленные фонари и выцветшие вывески лавок, но звуки – смех, шаги, музыка – исчезли. Вместо них тут царила тишина. Нетерпеливая, плотная, как перед поднятием занавеса первого акта долгожданного спектакля. Среди потрескавшейся плитки, там, где весной цвели клумбы и резвились дети, стояла она – Дверь.

Высокая, под два с половиной метра, с матовой металлической поверхностью, словно бы вплавленная в пустоту. Она казалась чужой – фрагмент иного мира посреди тихой провинциальной обыденности. Её обрамляли странные узоры: витиеватые линии, символы – напоминающие одновременно и древние письмена и электрические схемы. Они пульсировали в глазах, будто жили собственной жизнью.

Джек Харпер стоял в полуметре от Двери. Молодой инженер, вечно растрёпанный, с запятнанным блокнотом под мышкой и глазами, в которых смешались расчёт и растерянность. Он вглядывался в структуру металла, надеясь заметить шов, трещину, подсказку. Но не находил ничего. Только безупречная поверхность и едва уловимое ощущение, что тебя изучают в ответ.

Он не верил в чудеса. Его воспитывали числа, формулы, логика и здравый смысл. Но Дверь ломала все правила, будто сама материя нарушила договор с реальностью. И чем дольше он смотрел, тем сильнее становилось ощущение, что перед ним – не загадка, а приглашение.

– Всё ещё не осмелился войти? – раздался знакомый голос.

Он обернулся.

К нему шла Лиза Беннет – спокойно, будто действительность перед ними не дала трещину. Светлая рубашка развевается на ветру, взгляд сосредоточен, губы сжаты, но в глазах – тот же свет, который он заметил в первый день. Не просто журналистский азарт, а жажда проникнуть в самую суть.

– Я думала, ты уже вскрыл её отвёрткой, – сказала она, улыбнувшись.

– Всё ещё пытаюсь понять, с какой стороны подступиться, – ответил Джек, кивнув на Дверь. – Она не похожа ни на одну конструкцию, которую я когда-либо видел. Она… существует вне нашей логики.

Лиза остановилась рядом. Камера покачивалась у неё на боку, как дополнительный орган восприятия. Она уже записала десятки интервью с очевидцами, сделала сотни снимков. Но с Джеком она позволила себе быть просто наблюдателем.

– А может, это и есть её задача – сбивать нас с толку, – прошептала она. – Пугать. Манить.

Их взгляды встретились, и на мгновение тишина между ними стала глубже. Это был не просто разговор двух знакомых – это был заговор двух душ, вставших плечом к плечу перед неизвестностью.

***

Он помнил, как всё началось. Лиза подошла к Двери в самый первый день, когда толпа ещё не осмеливалась приближаться. Не сказала ни слова. Просто подошла… и коснулась узорчатого металла. И ничего не произошло.

Именно этот жест, смелый, почти детский в своей наивности, изменил всё. Он увидел в ней не просто репортёра, а исследователя, как он сам.

Когда же она открыла Дверь и смело заглянула в неё он понял, что нашёл родственную душу.

С тех пор они изучали Дверь вместе. Он – с расчётами, чертежами и приборами. Она – с интуицией, камерой и чутким сердцем. Он видел структуру, она – смысл. Он искал ответы в уравнениях. Она – видела подтекст. И вместе они чувствовали зов.

И теперь, стоя рядом, они оба знали: Дверь изменит всё.

И если кто-то и должен войти в неё первым – то, возможно, именно они.

***

Ночью Джек не спал.

Сон, если и приходил, был зыбким, беспокойным, словно тонкая вуаль, сквозь которую просачивалось нечто иное. Он брёл по беззвучному, молочно-серому туману – плотному, дышащему, внутри которого медленно проступали миражи: горы, светящиеся изнутри, будто сделанные из стекла, наполненного молниями; города, нависающие над звёздной бездной, с башнями, которые изгибались под невозможными углами; и фигуры – высокие, невесомые, без лиц, но с глазами, в которых отражалось ночное небо, полное чужих созвездий.

Каждый раз Джек просыпался с резким вдохом, будто выныривал из глубины; с пересохшим горлом и стуком сердца, отдающемся во всём теле, как набат. Он садился на край кровати, закрывая лицо ладонями, и долго сидел в тишине, ощущая только одно: неодолимую тягу вернуться к Двери.

Утро наступило внезапно. Серое, плотное, безветренное.

Джек не стал завтракать. Плеснул в потрескавшуюся кружку дешёвый растворимый кофе, отпил – как лекарство, от которого ждёшь не вкуса, а эффекта, – и вышел.

Воздух, густой как кисель, накатывал волнами зноя, но Джек этого не чувствовал. Всё его внимание, всё его существо было направлено на одно: дойти до площади.

Лиза уже была там.

Она стояла у старого фонаря, в тени, тонкая, сосредоточенная, словно нарисованная углём на выцветшем небе. Камера свисала у неё с плеча, но взгляд был направлен прямо на Дверь – пристально, неотрывно, будто она пыталась заглянуть сквозь поблёскивающий в утреннем свете метал, узоры на поверхности которого сплетались в рябящую в глазах мозаику: спирали, руноподобные символы, линии, напоминающие контуры неизвестных карт. Стоило отвести от них взгляд и казалось, что они движутся.

– Ты снова здесь, – сказала Лиза, не поворачивая головы.

– Я не мог иначе, – Джек подошёл к Двери и провёл рукой по её поверхности – осторожно, почти интимно. Металл был таким же холодным, с еле ощутимой вибрацией под пальцами. Будто в её недрах работал неведомый механизм.

– Я думаю о ней всё время. Даже во сне. Будто она срослась со мной.

Лиза тоже подошла к Двери и повернула голову к Джеку. В её глазах была тревога – тёмная, как морская глубина, – но и решимость. Та, что толкает людей плыть на край света, забегать в горящие здания и выходить за грань известного.

– Мне кажется, мы стоим на пороге чего-то великого, – сказала она. – Не просто открытия, не просто сенсации. Это – граница. И если мы её пересечём… назад пути не будет.

Она говорила тихо, почти шёпотом, словно боялась, что Дверь услышит.

– Может быть, – ответил Джек, вглядываясь в ускользающие от разума узоры. – Но если за ней что-то есть… если это не просто артефакт, а вход в другой мир – мы должны знать.

Они замолчали. Над площадью пролетел ветер – тёплый и сухой, как дыхание раскалённой печи. Дверь отозвалась низким звуком. Даже не звуком – вибрацией в костях, как аккорд органа, гудящий на грани слышимости.

– Мы должны подготовиться, – сказала Лиза. – Я хочу войти… но не без плана. Мы не знаем, что нас ждёт.

– Мы соберём команду, – кивнул Джек. – Людей, которым можно доверять. Готовых ко всему. И вернёмся. Обязательно.

Он посмотрел на неё, впервые по-настоящему. Не как на коллегу, не как на журналистку, а как на спутницу, с которой можно идти хоть за край мира. И увидел в её глазах отражение того же огня, что жил в нём.

А Дверь… молча ждала. Но в этом молчании слышалось ожидание. Будто она знала, что её скоро откроют.

***

На следующее утро Джек и Лиза отнесли в редакцию местной газеты короткое, но будоражащее воображение объявление:

«Требуются добровольцы для участия в исследовательской экспедиции. Цель – изучение недавно появившейся аномалии. Ищем специалистов, готовых к неизвестности. Храбрость, рассудительность и командный дух обязательны».

Объявление, к их немалому удивлению, произвело не меньший эффект, чем выстрел в тишине. И отклик оказался мгновенным.

С самого утра в небольшое кафе в двух кварталах от затаившей дыхание площади, потянулся людской поток. Здание с облупленной вывеской, пахнущее корицей и жареным сыром, ещё вчера было местом разговоров о погоде, урожае и налогах. Теперь же оно стало вратами в мир решимости, храбрости и надежды.

Люди приходили парами и поодиночке. Садились, озирались, словно потеряли свою тень, вытаскивали из сумок, рюкзаков, карманов помятую страницу с объявлением. Некоторые держались спокойно, другие не могли скрыть дрожи в голосе или напряжённого блеска в глазах. Молодые и старые, уверенные и потерянные – они приходили, чтобы сказать: я готов.

Джек и Лиза сидели у окна, за угловым столом, откуда было видно половину улицы. Их блокноты заполнили торопливые записи, на полях пестрели наброски и пометки. Они пили кофе – уже не ради вкуса, а чтобы держаться на плаву, и раз за разом всматривались в лица. Ища не просто помощников, а тех у кого есть внутренний стержень, кто не отступит, когда за туманом откроется бездна.

Некоторые приходили ради славы, другие – ради бегства от самого себя, были и просто любопытствующие. Но среди множества пустых лиц время от времени появлялись те самые: Люди, в чьих голосах слышалась не бравада, а глубинное, тихое согласие встретиться с неизведанным.

Первым, кто по-настоящему поразил их, стал доктор Эрнест Хэнсон.

Высокий, с густыми седыми волосами, в твидовом пиджаке с заплатами на локтях и тяжёлой сумкой, он походил не столько на учёного, сколько на одержимого исследователя, пережившего десятки экспедиций. Его глаза были ярко-голубыми, живыми, и в них горел юношеский восторг, будто он всю жизнь ждал этой встречи.

– Джек. Лиза, – сказал он, усаживаясь за их столик. Голос – мягкий, но уверенный. – Я всю жизнь искал выход за границы привычного. Я изучал земные разломы, вулканы, движения плит, но теперь понимаю: самая важная граница – не под ногами. Она здесь. Прямо перед глазами. С детства мечтал об открытии, которое изменит всё. И теперь я чувствую: этот момент настал.

В Хэнсоне ощущалась не только мудрость прожитых лет, но и жажда открытий, с которой редко сталкиваешься даже в самых юных – мудрый наставник, уставший, но не разочарованный.

Джек переглянулся с Лизой.

– Доктор Хэнсон, мы искренне рады. Нам нужен не просто учёный. Нам нужен человек, способный увидеть то, чему не учат в университетах.

Хэнсон польщённо улыбнулся.

– Благодарю. И за добрые слова и за эту возможность.

Они пожали друг другу руки и в этот миг экспедиция обрела своего первого участника.

***

Следом в кафе буквально ворвался Майкл Рид.

Молодой, с вечно лезущей в глаза чёлкой, из рюкзака которого торчали провода, линзы и какие-то странные детали. Он не сел – он разложился: на столе оказались планшет, схемы, миниатюрные маячки и устройство, похожее на игрушку пришельцев.

– Вот что я предлагаю, – сказал он, ни на секунду не сомневаясь что его выберут. – Компактные разведывательные дроны-трансформеры. Продвинутые маячки навигации. Шифрованная локальная сеть, способная работать без внешнего сигнала. Система автономна, адаптивна. И если там, по каким-то причинам, не будет связи – я создам свою.

Он был из тех, кто говорит быстро, думает ещё быстрее, а живёт – будто одновременно в нескольких измерениях.

Лиза усмехнулась, слегка откинувшись на спинку стула, глядя на него сквозь пар над чашкой.

– Ты как будто уже был по ту сторону, – сказала она. – И просто вернулся за оборудованием.

– Я люблю загадки, – просто сказал он. – А эта… самая великая в моей жизни. Я не мог пройти мимо.

Джек рассмеялся – коротко, искренне.

– Добро пожаловать в команду, Майкл. Мы их тоже любим.

***

Третьим стал Том Венс.

Тишина вошла вместе с ним. Та, что наступает там, где появляется кто-то, чья тишина значит больше, чем слова. Его осанка, взгляд, разворот плеч говорили сами за себя: ветеран, привыкший к тому, что жизнь и смерть – просто варианты реальности. Он вошёл не как человек, которого выбирают. А как тот, кто уже выбрал.

Тёмная футболка в обтяжку, военная выправка, глаза, в которых меньше эмоций, чем в дуле автомата, но куда больше спокойствия.

– Я не ищу приключений, – сказал он после пары минут молчания. – Я ищу смысл. После службы всё кажется слишком мирным, слишком… обыденным. Если за Дверью действительно нечто иное – я хочу быть там. И если будет нужно – сделаю всё, чтобы мы оттуда вернулись.

Он говорил правду, и это чувствовалось сразу.

Джек посмотрел на него с уважением. В этом человеке он увидел стальной стержень, то чего не достичь изучая теорию. То, что можно выучить только там, где ошибка – это смерть.

– Том, – тихо сказал он. – Ты именно тот, кто нам нужен… если всё пойдёт не так, как мы планируем.

– А оно точно пойдёт не так, – отрезал тот с лёгкой усмешкой.

***

Появление Сары Ардайл было словно глоток прохладной воды после долгого, пыльного дня. Она вошла в кафе тихо, почти незаметно, разливая в воздухе вокруг себя спокойствие. Тонкая, собранная, с медсумкой через плечо. Волосы собраны в нетугой хвост, лицо слегка уставшее, с едва заметными тенями под глазами. Но взгляд – живой, ясный. И в этом взгляде – не только опыт, но и сострадание, которое не стёрлось даже после того, как жизнь многократно показывала ей свои худшие стороны.