Отзывы на книгу «Остров обреченных»

19.09.2024. Остров обреченных. Стиг Дагерман.1946 год
Пустынный остров становится последним прибежищем для тех, кто выжил после кораблекрушения. Вдали от цивилизации люди оказываются в ловушке бесконечной борьбы с самими собой и окружающей пустотой. Каждый шаг на этой земле напоминает о том, что надежды нет, а любые попытки сохранить порядок и человечность обречены на провал. Лица героев, некогда скрытые под масками, обнажают глубокие страхи, отчаяние и осознание бессмысленности существования. Остров становится символом изоляции и неизбежного конца, где единственными постоянными величинами остаются смерть и абсурд.
«Остров обречённых» — это мрачное и философски насыщенное произведение шведского писателя Стига Дагермана. В центре романа — группа людей, оказавшихся на необитаемом острове после кораблекрушения. Эти персонажи представляют разные социальные классы и взгляды, что позволяет автору воссоздать модель общества, помещённую в экстремальные условия. Остров становится символом замкнутости, изоляции и неизбежности страданий.
Роман можно сравнить с другими произведениями, исследующими тему изоляции и замкнутого общества, например, с «Повелителем мух» Уильяма Голдинга. Однако, в отличие от Голдинга, который концентрируется на деградации человеческой природы в условиях дикости, Дагерман рассматривает более абстрактные вопросы: смысл жизни, социальные механизмы и смерть.
Плюсы романа связаны, прежде всего, с его глубокой символикой и мастерством в создании атмосферы изоляции и отчаяния. Место действия — это не просто пространство, а символ экзистенциальной пустоты, в которой персонажи теряют связь не только с внешним миром, но и со своим внутренним. Это позволяет автору через образы героев показать процесс постепенного срывания масок и деградации человеческой природы, что помогает раскрыть сложные психологические аспекты личности. Напряжённость усиливается благодаря динамике взаимодействий между героями, отражающей их внутренние страхи и метания.
Также стоит отметить философскую глубину произведения. Вопросы жизни и смерти, смысла существования и человеческой борьбы с абсурдностью бытия создают многослойную структуру повествования. Это не просто история выживания на отдалённом острове, как в классической робинзонаде, но и размышление о природе человеческой сущности. Каждый персонаж представляет собой определённый архетип, отражающий разные стороны человеческой натуры, а их поведение — это столкновение этих архетипов с необратимой катастрофой.
Однако в романе бросаются в глаза и минусы. Произведение чрезмерно мрачно и тяжеловесно. Постоянное погружение в состояние отчаяния, где нет места надежде или позитивным переменам, может утомлять. Книга словно затягивает в бесконечную, вязкую тьму, где любая попытка найти хотя бы проблеск света оказывается бессмысленной.
Кроме того, символизм и философские размышления перегружают роман. Автор вводит большие объёмы абстрактных размышлений и метафор, что замедляет действие и отодвигает сюжет на второй план. Герои кажутся зацикленными на своих внутренних переживаниях, что придаёт повествованию монотонность и однообразие.
Наконец, один из ключевых недостатков произведения — его ощутимая мизантропия. Пессимистичный взгляд на человеческую природу и неизбежное разрушение всех общественных и личностных устоев кажутся чрезмерно циничными. Отсутствие многогранности в изображении человеческой натуры (которая показана только в тёмных тонах) создаёт впечатление, что роман сосредоточен исключительно на негативе, упуская важные детали, которые могли бы сделать картину более реалистичной и сбалансированной.
Несмотря на глубокий символизм и философские размышления, книга оставляет после себя угнетающее пессимистично-депрессивное послевкусие.6 из 10.

К середине книги я узнала, что автор шизофреник, но это никак не повлияло на восприятие текста, как наркоманского. Так как от меня одинаково далеки и мышление шизофреника, и мышление наркомана. Ну, здоровая я. Дико извиняюсь.

К концу романа там появились более внятные мысли, но они всё равно сильно разили модернизмом, постмодернизмом и гнилыми ящерицами. Опять же я слишком унылая и здравомыслящая для таких выкрутасов. Не интересно, скучно, не трогает. Правда, это с возрастом пришло. В студенческие года искренне считала, что постмодернизм это круто и понятно, и прям вот я тоже так чувствую. "Всё проходит. И это пройдет".
Сейчас читаю и только одна мысль - я воспринимаю мир иначе. А вот это болезненное, обострённое и вопящее, гнетущее и гниющее мне не близко совсем.

Умные люди увидели в романе глубокое исследование темы одиночества и чувства вины. Исследования не заметила. Копания в болезненном для автора - много, собственно, весь остров про это. И вроде бы там 7 разных персонажей и 7 вариантов мировосприятия предполагается. Но это иллюзия. Там один герой и его разрывает внутриличностным конфликтом. Части его личности меряются одиночеством, совершенно не замечая, что их толпа и вот это "мы одиноки" звучит нелепо. Либо мы, либо одиноки. Я вообще заметила, что чем больше у человека внутреннего чувства, что он одинок/оригинален/неповторим/уникален, тем настойчивее его желание оказаться в толпе и качественно всем объяснить, что он один. Более того, он пестует своё одиночество, гордится им, но при этом в социум его тянет со страшной силой. И вот книжку хочется издать и в комментариях к сообщениям незнакомых людей отметиться - высказаться. Вбросить своё одиночество, чтоб было позаметнее, как он одинок. У меня стойкое чувство, что это театр - и не столько одиночество, сколько истеричность. По-настоящему одиноких людей не слышно и не видно.

По поводу чувства вины мне тоже не особо близки страдания автора. Я слишком чёрствая. И для норм современного (или даже человеческого) мира это означает, что я нормальная, в смысле здоровая, соответствую стандартам. У Дагермана чувствительность к некоторым аспектам бытия намного выше. Он (или его альтер-эго) испытывает не конкретное чувство вины, а вообще. Капец с такими тонкими настройками жить. Он же вроде покончил с собой? Не удивляет. Но и не очень трогает. Сложно думать, когда у тебя нервы оголены. Мы поэтому с ним не находим общих точек. Он с болью устами одного из персонажей восклицает: "нельзя же слушать всех, кто плачет в этом мире". Полагаю, что Дагерман как раз слышит и испытывает чувство вины за то, что кому-то плохо. Но так действительно нельзя жить. У человеческой психики нет такого резерва, чтобы вывезти все беды мира. "Лично я считаю, что невиновен лишь тот, кто либо еще не родился, либо уже умер". Дагерман своими же действиями доказал, что жить с таким мировоззрением невозможно. Но ему зачем-то надо втянуть меня, читателя, в свой бред.

И теперь вам так страшно, что и я уйду от вас, что вы пытаетесь удержать меня, сделав таким же больным, заразив меня вашей жуткой болезнью.

Не читайте шведских шизофреников модернистов до полного становления вашей личности. Мало ли что.

Позарилась я на красивую обложку и интригующее описание, раскатила губу на сюжет о выживании людей после кораблекрушения на острове, похожем на Галапагосы (голод, жажда, убийства, ох и размахнулась же моя фаетазия), прочитала миф о Кадле и змее, окунулась в чтение. На первой главе я еще не поняла всей беды, но потом пришло озарение - это просто мысли сумасшедшего человека, завуалированного под сюжет о кораблекрушении, это просто сюрреалистический сумбур, творящейся в больной голове, в которой и вина без вины, бегство от чего-то, чувство рабства, одиночества, интимных переживаний и ЛЕВ. А еще много слепых птиц и бесчувственных ящериц.

После прочтения я полезла в интернет ознакомиться с биографией автора и всё стало на свои места. Как говорится, автор, не перекладывай с больной головы на здоровую.

P.S. Искренне пытаюсь понимать скрытый смысл и значение мифов, но пока безрезультатно. А то, что более-менее поняла, вроде Эдипова комплекса, через какое-то время забываю. Люди которые разбираются в мифологии - вы гениальны.

"Остров обреченных" Стига Дагермана оставляет очень сильное и глубокое впечатление. Мощное эмоционально, постепенно затягивающее в себя произведение, долго не выходящее из головы после прочтения и возвращающее к осмыслению. Плотно написанное, через которое поначалу приходится пробираться медленно и с особой внимательностью, как потерпевшим кораблекрушение персонажам самой книги приходится продираться через заросли на необитаемом острове. Сначала мы понемногу узнаем персонажей одного за другим, потом, совершив круг, возвращаемся к ним всем. Так же, как и герои не знают, чего ожидать друг от друга, так и читатель не всегда понимает, кто перед ним, но почти все непонятное скоро прояснится.

При этом не уверен, как и кому стоит рекомендовать эту книгу, такой мрачной и гнетущей оказалась она для меня самого. В ней нет никакой манипулятивности, чувствуется, что она написана очень искренне и ощущения персонажей — это чувства самого Дагермана и от этого книга местами ужасно похожа на предсмертную записку, написанную молодым шведским автором за пять лет до суицида. Грань между сумасшествием и нормальностью стирается. Утоление вечного голода и жажды — если не смысл, то двигатель жизни, жизнь — страдание, и это страдание — маркер настоящести и мерило истинности. "Чего стоит твой мятеж, если, когда ты сыт, мысли о нем даже не приходят тебе в голову?"

Что точно можно похвалить без опаски и раздумий, так это издание — красивый томик уменьшенного формата, не книга, а маленький кирпичик тьмы.

Шведская проза с высоким интеллектуальным посылом, полная аллюзий и философских метафор, просто не могла пройти мимо меня. Хотелось осилить, но получилось ли, не знаю. Это чтение, конечно, было очень своеобразным, и мне даже трудно облечь свои впечатления в слова, не скатываясь в авторскую манеру выражаться. Легким его не назовешь ни в каком смысле слова: символическое и обыденное слишком переплетено в нем от макушки до корней, чтобы через него можно было просто продраться и увидеть свет. «De dömdas ö» - вот интересно, по-шведски это читается так же сложно, как и в переводе?

Начать с того, что здесь очень мощный образный ряд, фактически, каждый раз образующий новую реальность каждого персонажа. Чтобы в ней разобраться, ее надо вместе с ним проживать, находясь одновременно как бы и снаружи, и изнутри, а это не всегда удается. Идентификации ни с кем из мятущихся персонажей не возникает, уж слишком они «вещи в себе», да если бы и возникло, это бы ничего не изменило. Мне не приходилось читать «Песни Мальдорора», поэтому, видимо, меня обошли стороной обещанные автором предисловия «ураган образов, необузданная, ликующая и бурлящая фантазия, саморазрушительный юмор» - произведение, скорее, оставило во мне мрачные, тягостные, сумеречно-навязчивые впечатления, сродни потерянному блужданию по разветвленному лабиринту пещер с крошечным и постоянно гаснущим фонариком. Зато меня почти измучил психоаналитический контекст, отяжеляющий и без того вязкий и громоздкий текст. Вот интересно, сам автор осознавал это или нет?

В этом тексте чувствуешь себя запертым так же, как и герои, выброшенные из жизни на остров, где судьба несет их к смерти, подавляя все мужество жить. Недоговоренность и биполярность каждого образа, опора на патологическое неразличение внешнего и внутреннего, текучие переходы от одного к другому, тематическая сверхнаполненность без особой сюжетной структурированности – все это невероятно тормозило понимание и, как дождь костер, гасило эмоции, но от текста было не оторваться, как бывает невозможно выбраться из дурного сна – в нем можно было только пребывать, выслушивая все эти исповеди - очень нуарный сюр, образуемый экзистенциальной виной перед жизнью и страхом перед смертью. Вот интересно, в какие моменты собственной жизни такое писалось, на какого читателя было рассчитано и сколько в этом тексте личного опыта?

Сама по себе такая книга – безусловно, неординарное событие в читательской жизни. Вопрос лишь в том, вынесет ли читатель читаемое, удержит ли мотивацию к его пониманию, или ему придется долго зализывать раны от попадания в травматическую авторскую ловушку. Почему-то кажется, что такой же сложнопонимаемой эта книга была и для 1946-го года, когда была написана, хотя, возможно, послевоенное читательское пространство было рассчитано на более оголенные нервы, резонансно и живо отзывающихся на экзистенциальные данности смерти, одиночества, опустошенности, взаимодействия с Другим. Сейчас, видимо, это по-любому читается иначе. Вот интересно, если бы я жила в 1946-м, отличалось бы мое собственное впечатление от сегодняшнего?