Серия «Аллея»

Иллюстрация на переплёте Евгения Чижевского

© Издательство «РуДа», 2024

© Стас Нестерюк, 2024

© Е. Г. Чижевский, обложка, 2025

Часть первая

1.1. Вступление

Роман этот никогда не был написан. Всё, о чём вы сейчас читаете, – игра вашего собственного воображения.

Это были первые слова, произнесённые Владимиром Мальцевым, после того как он открыл глаза. Видимо, в них отразился последний перед пробуждением сон.

Главный герой осмотрелся. Он лежал на кровати в собственной комнате, раздетый и даже частично под одеялом. За окном уже рассвело, и предметы вокруг имели привычные бытовые очертания. Квадратный стол у стены с клеёнчатой скатертью и монитор на нём; напротив, у другой стены, старый диван с откидными валиками, высокой спинкой к стене и подушками в голове на случай оставшегося на ночь гостя; в ногах дивана небольшая этажерка с книгами, за которой платяной шкаф с небольшим зеркалом на уровне лица; а напротив кровати окно с тюлевой занавеской и дверью на балкон… Два кресла, два стула и табуретка – всё это стоит на своих обычных местах. Хотя всего несколько мгновений назад в этой комнате была драка. Стол был сдвинут, клеёнка с него сдёрнута, монитор свалился в кресло, занавеска оторвалась, стулья опрокинулись, табуретка отлетела в сторону после того, как враг пытался ударить ею Мальцева по голове…

Последнее, что он помнил, это как, изловчившись, схватил противника за шею и, резко повернувшись, в падении на кровать изо всей силы треснул головой о стену, желая убить. Громкий хруст, и сразу за этим – полная, могильная тишина. Сквозь которую вдруг доносится стук клавиш и голос, словно в фильме за кадром: «Роман этот никогда не был написан. Всё, о чём вы читаете, – игра вашего собственного воображения».

– Никогда не был написан… – медленно повторил Мальцев вслух, словно пробуя произносимые слова на вкус. – Хорошая фраза для того, чтобы начать с неё роман! Жаль только, что я никогда не писал романов…

«Значит, сон, – подумал он, оглядев комнату. – Ну, хорошо…»

Откинул одеяло, поднялся, нащупал ногами тапочки и прошлёпал в совмещённый с ванной туалет, где остановился напротив большого зеркала. Помятое лицо выдавало усталость от затянувшегося пьянства.

– А не написать ли тебе, действительно, роман? – спросило отражение, шевеля губами. Первая фраза есть – считай, что полдела сделано! Он открыл душ, настроил температуру воды и залез в ванну.

Владимир Семёнович Мальцев уже лет десять считался подающим надежды молодым писателем. Но романов не писал. Сочинял небольшие рассказики, которые относил для прочтения в литстудию «Тритон», обсуждался на местных семинарах и изредка публиковался в городском журнале «Параллель». И один раз, четыре года назад, имел успех. Его опубликованную сказку тогда сразу же адаптировали для постановки в местном кукольном театре. Затем приглашали на телевидение, брали интервью, устроили авторский вечер, хорошо освещённый в прессе… Словом, дали почувствовать себя звездой. После чего ни один его новый рассказ даже отдалённо не имел успеха, сопоставимого с прежним. И это затянувшееся ожидание нового луча славы внесло тревогу в прежде наполненное радостью течение жизни Мальцева.

…Намылившись, Владимир потёр мочалкой левое плечо и ощутил внезапную боль. Скосив глаза, увидел отчётливый синий след зубов. «Вот те раз, вампиры!» – подумал, и тут же память о вчерашнем дне включилась, словно по нажатию невидимой кнопки.

* * *

Вчера, придя с работы на час раньше обычного, он сразу сел за компьютер, хотел набросать свежий рассказик, но успел набрать всего несколько строк, когда в дверь позвонили…

– С наступающим Днём защитника Отечества тебя, дорогой товарищ!

На пороге стояли Матвей Зайкин с женой и Юрка Пирогов. Зайкин – бывший одноклассник Мальцева, лучший школьный друг, а Пирогов – однокурсник Зайкина по техникуму электроники, куда тот поступил после восьмого класса. С Галиной Зайкин познакомился на заводе, и все трое работали в одном цехе, откуда после смены и шли. Завод их находится в двух кварталах от дома, в котором живёт Мальцев, вот они и заглянули; у них тоже был предпраздничный короткий день. Принесли с собой бутылку водки и кое-какую закуску…

Присели. Выпили достаточно быстро, после чего, невзирая на протесты Галины, мужчины возжелали продолжить. Тогда-то Зайкин и предложил поехать к Полковнику.

– У Черкашиных наверняка столы накрыты; поехали, Юра, к нему!

Мальцев успел подумать, что посидит ещё немного за клавиатурой, но тут уже Пирогов возразил:

– Некрасиво получается, товарищ прапорщик! Пришли к человеку, душу ему растравили, а теперь бросаем? Нет уж! Поехали с нами, Володя!

Прапорщик – это Зайкин, прослуживший пятнадцать лет на границе большой Родины вдали от малой. Так его в шутку, в противовес полковнику полиции Олегу Черкашину, их третьему однокурснику, называл постоянно Юрка. Мальцев же всегда называл Зайкина на немецкий лад: Матеус – по старой школьной привычке. (Был во времена их юности такой футболист – Лотар Маттеус.)

С Пироговым Мальцев всегда общался через Матеуса, но сейчас, когда тот позвал его лично, Мальцев решил, что отказываться неудобно…

Чуть позже в полупустом троллейбусе Зайкин занял высокое место «на колесе», громко запел «Баньку» Высоцкого и отказался платить за проезд:

– И ты не плати, Владимир Семёныч! Сегодня за мой счёт!

Обычно он звал Мальцева просто Семёнычем, но сейчас не смог устоять, чтобы не подчеркнуть совпадающее с поэтом имя друга.

Мальцев в этот момент подумал, что товарищи его, похоже, начали праздновать ещё на работе, потому что для одной бутылки были слишком весёлые.

– Я на государственной службе и выполняю важное задание! – кричал прапорщик, показывая удостоверение, когда подошла кондукторша. Красные корочки резко отбивали у многих желание продолжать прения. Однако кондуктор, кивнув на Мальцева, всё же спросила:

– А второй кто? Тоже из органов?

– А это американский шпион, – не моргнув глазом ответил Зайкин. – Я его в управление везу. Ему теперь срок мотать лет двадцать, так что имеет право в последний раз бесплатно проехать!

Доехали до хорошо знакомой Мальцеву остановки: здесь неподалёку жила его бывшая жена. Когда проходили мимо её дома, он ещё подумал: «Маловат городок!» Потом шли, плутая какими-то дворами, позвонили в домофон и поднялись на четвёртый этаж… Черкашин открыл дверь и, как ни странно, сразу сдавил Мальцева в объятиях:

– Вовка! Сколько ж мы не виделись-то?

Зайкин познакомил Мальцева с однокурсниками, ещё когда учился с ними, но, честно говоря, до этой минуты Владимир и не подумал бы, что Полковник его вспомнит, половина жизни ведь прошла с тех пор!

Оказалось, что столы здесь действительно накрыты, и почему-то в квартире, кроме хозяев, находится ещё и Юркина жена, причём вместе с детьми. Которых, таким образом, оказалось четверо: два мальчика Пироговых и мальчик с девочкой Черкашиных.

Взрослых же оказалось семь. Три семейных пары и среди них Мальцев – единственный неженатый.

Потом дети ушли в другую комнату… И рюмка понеслась за рюмкой… Какое-то время гости пели под субтитры караоке, ползшие по экрану телевизора, но быстро переключились на видеоклипы…

И вскоре Мальцев заметил, что остался с тремя женщинами один: все три мужика, словно по заказу, свалились в ряд поперёк дивана и заснули.

Вот тут-то и начались настоящие танцы! Перед глазами, словно в продолжение клипов, замелькали постоянно меняющиеся глаза, на губах по очереди оказывались чьи-то губы. И ироничный, с лёгкой хрипотцой голосок: «Девчонки, не волнуйтесь! Завтра дяденька ничего не вспомнит!» В перерывах между песнями исправно подносят рюмку и дают закусить…

– Ты кто? – растерявшись, спрашивал он всякий раз каждые очередные глаза.

– Ты меня уже спрашивал!

Почему-то все три были одинаковые. То есть все разные: одна фигуристая блондинка, вторая русая пышка, а третья худенькая и темноволосая. По именам – Валя, Галя и Женя, но всё равно одинаковые, и от этого кружилась голова. Жену Матеуса он ещё идентифицировал, остальные две слились в нечто неразделимое. Вот в какой-то момент одна из них и пометила его плечо укусом. Кажется, он позволил себе в танце чуть больше, чем разрешали правила игры. «Увлёкся!..» – поморщился сейчас с помесью насмешки и стыда Мальцев, вспомнив этот эпизод.

– Я где? – был второй вопрос, который он не меньше десяти раз задавал всем трём.

– У Олега! – отвечали все три.

– У какого Олега?.. – недоумевал он, а глаза и губы продолжали кружить его в танце.

Дальше – смех и снова те же слова: «Завтра дяденька ничего не вспомнит!»

Помнится, разгорячившись, он предложил одной из дам уйти от мужа к нему. «В понедельник пойдёшь на работу, тогда вернёшься. А пока – поживёшь со мной!» Наверно, это была всё-таки Галя, двух других он видел первый раз в жизни и вряд ли осмелился бы. Глаза в ответ смеялись, губы старались заткнуть рот…

Потом внезапно всё прервалось; Мальцева вытолкнули на балкон.

– Хватит: муж проснулся! Постой здесь, освежись чутка́!

Февральский воздух, да ещё ночью, был не слишком тёплым. Владимир захотел вернуться в комнату, но дверь балкона оказалась запертой. Он постучал. Одна из женщин вышла к нему.

– Чего шумишь? Успокойся, тебя не забыли. Нюхни морозца, сейчас в комнату пойдём.

– А я где? – снова спросил он. Прямо напротив балкона стоял ещё один дом, закрывая собой всякий обзор.

– У Олега! Сколько раз тебе говорить? – женщина засмеялась.

– Это я уже понял! А где мы все? Это хотя бы Кудойск?

– Кудойск! Заречный!

«Один из районов города, – мысленно обрадовался Мальцев. – Не самый дальний от дома, если что…»

– Правда?! А ты у нас кто?

– Я – Женя!

Дальше воспоминания снова размывались. Впрочем, дальше ничего интересного и не было… Выпили ещё по чуть-чуть и, кажется, разбрелись по домам. Во всяком случае, он ушёл. Забавно, что, очутившись на улице, легко сориентировался и добрался без приключений, хотя путь был не близок, и топал он более получаса. Впрочем – какие могут быть приключения зимой в два часа ночи? Все хулиганы в это время спят…