Нашему другу Толику Ф. посвящается…

Введение

Борька и Сёмка Левины родились в Москве в обычной и-тэ-эровской семье. Это странное сокращение в давние совковые времена обозначало наличие у родителей высшего или, по крайней мере, специального технического образования, что позволяло их отпрыскам считать себя частью тонкого слоя городской интеллигенции.

Сёмка был старше брата минут на 20, хотя по всем параметрам: росту, весу и рассудительности, старшим должен был стать Борька. Но Сёмка уродился торопыгой и всегда забегал вперед в ущерб результату. Спустя 17 лет эта торопливость приведет его к провалу на устном экзамене по математике в не самый престижный институт связи, куда реалистически мыслящие родители попытались пристроить обоих братьев.

Из-за этого досадного эпизода Семён загремел в армию и, отбарабанив два года, стал поступать в тот же институт, который успешно окончил тремя годами позже брата. К тому времени Борис ужё успел сделать карьеру на Центральном телефонном узле, получив должность мастера смены с соответствующей зарплатой и квартальными премиальными. Справедливости ради, необходимо отметить, что его карьерный рост был достаточно быстрым только благодаря массовому уходу женского персонала станции в декретный отпуск. Так совпало.

Идти по стопам брата Семёну показалось скучным. В то же время на необъятных просторах СССР возник незначительный сквознячок в сторону Ближнего Востока, и Семён с готовностью откликнулся на его зов, оказавшись в первых рядах очередной когорты репатриантов на историческую родину.

На новом месте неожиданно выяснилось, что его непрестижная инженерная специальность пользуется в Израиле спросом, а природная пронырливость и приобретенный в армии цинизм в условиях непривычного капитализма служат необходимым катализатором успеха. В результате, спустя 10 лет Семён Яковлевич Левин уже был совладельцем небольшой, но солидной фирмы, поставляющей комплектующие части для бурно развивающихся цифровых сетей связи.

Борис к этому времени женился и получил уважаемую должность начальника цеха входящих связей. Хотя должность эта, несмотря на многообещающее название, была не так интересна, как хотелось бы. “Связи входили, связи выходили”, а проблемы в цеху оставались. И при существующем устаревающем оборудовании избавиться от них было невозможно. Борис горел на работе, заваливал начальство докладными, но “прогресс с процессом” стояли на месте.

– Боренька, не напрягайся, – остужала производственный задор, жена Бориса, Бася, – Всё равно никто не оценит, думай больше о семье! – стыдила она неугомонного производственника.

Борис понимал житейскую правду жены, пытался успокоиться, но результат был нулевой. И когда в очередной раз непредвиденная авария парализовала работу цеха, Борис не выдержал. Не снимая оранжевого спасательного жилета, который выдают всем начальникам цехов, и сжимая в руке разводной ключ на 60, Борис без стука вломился в кабинет Главного инженера Центрального телефонного узла.

Главный инженер, Абрамсон Иван Иванович, в миру, имевшего кличку – Ивансон, в это время пил чай. Видя оранжевую фигуру с гаечным ключом, он поперхнулся сушкой и непроизвольно схватился за большой деревянный циркуль, подаренный ему руководством Министерства Связи. Приняв жесткую оборонительную позицию в стиле ай-ки-до, Иван Иванович стал мгновенно готов к неожиданному разговору.

– Боренька, а зачем тебе разводной ключ? – задал он вопрос, не выпуская из руки острозаточенный циркуль, жало которого блеснуло в солнечном луче, пробившемся через зарешеченное окно кабинета, – Что-нибудь случилось? Что-то с Басечкой? Ты такой бледный…

– Я уже информировал вас, Иван Иванович, – непроизвольно дергая щекой, начал свою речь неистовый борец за производство, – оборудование в цеху старое, давно не ремонтировалось… вот сегодня магистрали и оборвались. Сколько можно экономить на старье? Давно пора было ставить оптику!

– Дорогой мой, Борис Яковлевич, ты ключ-то положи. Он тебе не нужен. Здесь нечего крутить, – Главный инженер пытался взять под контроль ситуацию, – садись-ка на стул, а я сейчас тебе чайку налью.

– Некогда мне чаи распивать, надо связи восстанавливать, – сопротивлялся Борис, – производство стоит…

– Ну, если стоит – тогда ещё не всё потеряно, – попытался пошутить Абрамсон, сверля Бориса внимательным взглядом, пытаясь разглядеть момент, когда станет не нужен дурацкий циркуль.

Очевидно, многоопытный Ивансон всё же что-то разглядел в затуманенных глазах начальника цеха входящих связей, так как отложил в сторону геодезический инструмент и потянулся к сейфу, который вплотную примыкал к его письменному столу.

– А давай по 50 грамм? У меня шикарный коньяк имеется, – и не дожидаясь согласия Бориса, достал из сейфа бутылку Мартеля XO и два граненых стаканчика…

…Борис с трудом разомкнул опухшие веки и посмотрел на часы, стоящие высоко на комоде. Это место было специально подобрано для подобных случаев – часы было видно сразу, стоило только открыть глаза. Не требовалось поворачивать голову или – ещё чего! – отрывать её от подушки. Часы показывали 12 часов дня. О том же настойчиво сигнализировал мочевой пузырь Бориса. Остальные органы были ещё не готовы к действию.

В голове смутно вибрировал какой-то неясный сигнал: то ли пожарная сирена, то ли театральный звонок. Оба перечисленных предмета никак не коррелировались с окружающей обстановкой. Взгляд упал на мобильный телефон, валявшийся на журнальном столике. Телефон молчал, но красный светодиод на нём подмаргивал, сообщая о наличии записанного сообщения. Натужно работающий мозг предположил, что звонок телефона и был истинной причиной пробуждения.

– Главное – не спешим, – промыслил Борис – нам с организмом нужно друг друга беречь.

Он медленно, щадя раскалывающуюся голову, поднялся и прошествовал в туалет. Hе спеша умылся… Затем, на кухне, хлебнул рассолу из открытой банки c малосольными огурцами и вновь отправился в ванную. Там он стал бриться, стараясь не встречаться взглядом с отражением в зеркале. Бодрость не приходила.

– Может, кофейку? – предложил Борис организму, но открыл почему-то бутылку “Балтики”. После пары глотков полегчало.

– Кто ж там звонил? – рука потянулась к мобильнику, но остановилась на полпути, нащупав пачку “Мальборо”.

Закурил. Жизнь потихоньку налаживалась.

– Кто всё-таки звонил? – жена с детьми были на даче. Может им чего потребовалось?

Борис дотянулся-таки до мобильника и набрал номер голосовой почты.

В телефонной трубке неожиданно зазвучал голос брата, – Борька, это я – Семён! Братишка, ты мне нужен! Я тут попал в странную ситуацию и боюсь, что один не справлюсь. Cрочно приезжай. Pасходы оплачу. Бери билет и дуй ко мне. Визы с Россией отменили, паспорт у тебя есть. Если меня не застанешь, ключ на обычном месте. Жду!

На этом сообщение закончилось.

– Сёмка… Брат… Давненько он не звонил, – заулыбался Борис, вспоминая последний звонок от брата, когда тот поздравлял его с Новым Годом почему-то в сентябре.

– С Новым годом, – кричал в трубку явно хорошо поддатый Семён, – C новым счастьем – тебя, жену, детишек… Радости… денег… здоровья…

Борис соглашался, кивал головой… Дополнительного здоровья и денег никогда не помешает даже и в сентябре, но когда Семён пошёл поздравлять его по третьему кругу, не выдержал и осторожно поинтересовался, – Сёма, а что это ты осенью Новый Год празднуешь? Вы что, производственный план перевыполнили?

Семён немного успокоился… по звукам в телефонной трубке было отчётливо слышно, что он что-то дополнительно хлебнул, и после минутной паузы популярно объяснил брату про еврейский новый год – “Роше-Шана”, не имеющий никакого отношения к его фирме, которая действительно вышла на достаточно высокий уровень продаж комплектующих.

Подробности этого сентябрьского поздравления Борис запомнил очень хорошо. Память припомнила все детали разговора. Но сейчас звонок был другой. И хотя мировосприятие было “ослаблено нарзаном” Борис понял – с Сёмкой что-то случилось.

– Странно, – думал Борис, стоя под холодным душем, колючими струями пытаясь вернуть себя в нормальное рабочее состояние, – брат очень осторожен, сомнительными делами не занимается, а тут такое… Даже расходы хочет оплатить. Значит всё серьёзно.

Душ сделал своё дело. Возвращённый к жизни, Борис наскоро проглотил плохо сваренный кофе и рванул на Фрунзенскую набережную, где в билетной кассе работала его дальняя родственница, Софья Ароновна.

– Кроме Софки никто с билетом не поможет, – рассуждал Борис, лавируя в уличном автопотоке на старом Жигулёнке, – надо спешить, а с Ивансоном я всегда договорюсь, отгулов у меня до чёрта…

1. Израиль

Рейс из Москвы приземлился в аэропорту “Бен-Гурион” вовремя. Пройдя паспортный контроль и выдержав, суча ногами, назойливые вопросы о цели приезда со стороны строгой, но смазливой офицерши иммиграционной службы:

– Какие вопросы? Брата навещаю! – Борис вышел из прохлады аэровокзала и, немедленно окутанный непривычной для москвича жарой, оказался на стоянке такси.

Там он увидел оживлённую очередь из прибывших и встречающих, более напоминавшую небольшой восточный базар. Разноязыкий гомон и возбуждённые взмахи рук, поцелуи и объятия, дети, требующие мороженого или газировки, чемоданы и баулы разных мастей – всё наводило на мысль о небольшом переселении народов. Но это была лишь обычная очередь на такси.

Очередью заведовал толстый потный мужчина в синей капитанской фуражке, околыш которой украшали черно-белые квадратики. Он выяснял у пассажиров адрес назначения, указывал на очередную подошедшую машину, о чём-то переговаривался с водителем, сообщал пассажирам стоимость проезда, внимательно наблюдал за процессом погрузки багажа, пропускал без очереди пассажиров с детьми, так, чтобы всем было понятно – насколько этот человек незаменим на своем ответственном посту.

Борису досталась белая, слегка потрепанная дорогами и солнцем машина, судя по эмблеме – “Опель”, украшенная непременными “шашечками”. Черноусый бритоголовый таксист чем-то напомнил ему батумских “бомбил”, набивавших курортниками свои гремящие “Волги” и “Лады”.

Приглядевшись в полумраке кабины, Борис заметил табличку на передней панели – “Vano Kalatoshvili, Driver” и понял, что с водителем вполне можно общаться на родном языке. Поэтому он поздоровался и спросил, долго ли ехать до Нетании? Ответ: “Минут 40-45” его вполне устроил. Он откинулся на спинку сиденья и принялся разглядывать мелькающие мимо одноэтажные складские строения, сады и современные жилые кварталы. На развилке недалеко от Тель-Авива они попали в небольшую пробку, вызванную какими-то дорожными работами, поэтому к дому брата машина подъехала минут на двадцать позже, чем планировалось. Борис расплатился с водителем, и, волоча за собой чемодан на колесиках, вошел в подъезд шестиэтажного дома с причудливо изогнутой крышей. Брат переехал в этот дом недавно, и в его новой квартире Борису бывать ещё не приходилось.

Сверившись с адресом на бумажке, Борис нажал в лифте кнопку верхнего этажа. Тихий современный механизм быстро доставил его наверх. Лифт открылся, и Борис оказался перед единственной на этаже красиво отделанной дверью. Он позвонил, но в квартире было тихо.

Борис нажал на кнопку звонка ещё раз. Было слышно, как в глубине квартиры вторично прозвучала соловьиная трель, но результат был тот же – никто не спешил открывать дверь. Борис рассеянно покрутил головой, потоптался на месте и вдруг вспомнил… “если меня не застанешь, ключ на обычном месте”.

– Интересно, какое у ключа обычное место? – подумал Борис, – у всех ведь места разные, а у некоторых… – и вдруг, к своему удивлению, отчётливо вспомнил высокую грудь своей московской соседки.

Совсем недавно, будучи в хорошем подпитии, Борис возвращался домой, и его извилистой путь пересёкся с соседкой Галкой, разбитной разведённой молодухой. Они обычно раскланивались при встрече, соседи есть соседи, но каждый раз, когда Галка, будучи одетой в блузку с огромным вырезом, наклонялась больше, чем позволяло её декольте, Борис краснел и отводил глаза.

В тот день Галка не теряла времени даром и в приподнятом настроении, как есенинский клён, возвращалась домой. Объект Б и объект Г встретились в пункте Д. Им оказалась общая лестничная площадка. Борис уже не помнил, кто первый предложил вместе попить чайку, всех деталей упомнить невозможно, но роскошную Галкину грудь он запомнил, и вот сейчас мысль об “известных местах” всколыхнула воспоминания.

– Какая-то хрень в голову лезет, – Борис под действием этой мысли заулыбался и тут же вспомнил, откуда Галка достала ключ – из под дверного коврика.

Он рассеянно пошуровал ботинком, коврик съехал с насиженного места, и ключ, большой металлический ключ с множеством пропиленных бороздок, приятно удивил Бориса своим появлением.

– Чудеса, – обрадовался Борис, – недаром говорят, что Б-г избрал Израиль своей землёй. Только приехал, а уже чудеса… А может это Галкины флюиды? Вот тут бы она развернулась…

Но времени на рассуждения не было. Борис наклонился, поднял ключ и открыл дверь. Он вошёл в квартиру и замер.

Bся квартира была залита солнцем. Солнечный свет из широких окон, усиленный двумя круглыми стеклянными фонарями, расположенных в потолке, создавал впечатление праздника. После загазованной Москвы, с серыми домами и дождиком, кусочек солнечного мира, втиснутый в квартиру брата, притягивал, завораживал. Борис попытался зачерпнуть солнечный свет ладонями. Но вскоре, после нескольких попыток рассовать солнечный свет по карманам, прекратил это занятие.

– Ладно, появится брательник, он объяснит, как братья-израильтяне с этим справляются. Как они солнышко приручили, – Борис снял пиджак, повесил его на одинокий стоящий в углу стул и принялся осматривать квартиру, – может Сёмка какое письмо оставил или записку?

Квартира представляла собой последнее слово израильского зодчества. Она занимала весь последний этаж дома и часть чердачного объема, из-за чего крыша здания и выглядела столь необычно. Из просторной прихожей открывалась внушительных размеров гостиная, оборудованная по последнему слову техники: девятиканальный домашний кинотеатр с огромным плазменным экраном, медиа-компьютер с “силвер-рэй” проигрывателем, а также планшетный персональный компьютер на столике в углу – всё как будто овеществилось из последних рекламных буклетов “Цэ-бит” – ежегодной ганноверской выставки. При таком техническом великолепии искать какую-то записку было-бы наивно.

– Наверное, Семён оставил мне инструкции на компьютере, – подумал Борис и, подойдя к включенной персоналке, пошевелил лежащей на столике “мышкой”.

Полупрозрачный экран засветился зеленоватым светом, из встроенного динамика раздался протяжный сигнал гонга и механический голос произнес, – Назовите своё имя для голосовой авторизации.

– Невежливый, однако, компьютер, – подумал Борис, – пожалуйста от него фиг дождёшься, – но послушно ответил, – Это я, Боря… Bот… приехал.

К удивлению Бориса, после небольшой паузы компьютер заявил:

– Вы успешно авторизованы, можете пользоваться системой!, – и сыграл бодрый туш.

– Ну и шутки у братца! – вздрогнул Борис.

Он увидел, как на посветлевшем экране, подобно осеннему листу, сверху медленно планирует изображение почтового конверта с его именем на лицевой стороне. Конверт, как по-волшебству, сам собой раскрылся, из него выполз сложенный в четыре раза листок бумаги, развернулся в полную страницу, и на ней начали появляться четкие черные буквы – не было никакого сомнения, что это почерк Семёна.

“Дорогой Борька! Извини, что я тебя не дождался! Мне пришлось срочно выехать в Канны, на кинофестиваль. Не думай, пожалуйста, что твой брат совсем спятил – это нужно по делу. Я должен проследить за двумя братьями Коганами. Ты же знаешь этих придурков-режиссеров из Голливуда. Они ещё сняли дурацкую комедию про якутов – скандал был на всю республику САХА – якобы якуты за патроны и спирт своих жен геологам подкладывают, а все алмазы по-дешевке на 100 лет вперёд уже загнали. К якутам им после этого ни ногой! Теперь стало известно, что Коганы готовятся снимать картину про наш Израиль – ничего святого у гадов нет! Мне тут одна местная организация поручила разузнать и принять меры – не задаром, конечно. Я в Каннах недельку покантуюсь, а ты у меня дома поживи, чтобы моё отсутствие в глаза не бросалось. Походи – погуляй, на телефонные звонки отвечай – у нас голоса похожи, а кому что говорить я в инструкции написал. Деньги в тумбочке. Обнимаю. Семён”.

На этом месте раздался легкий щелчок, и нижний ящик компьютерного столика открылся – в нем лежала пачка шекелей. Затем послышался стрекот принтера и перед изумлённым Борисом появился листок с инструкциями.

Не переставая удивляться, Борис осторожно взял листок, но вслед за первой бумагой выползла другая… Как неразорвавшейся бомбы Борис коснулся второй страницы, и в это время принтер разродился третьим листом.

– Подожду, не буду трогать, – подумал Борис, отдёрнув руку, – Как говорится – “не тереби лихо, пока лежит тихо”.

Но третий лист оказался последним. Борис подождал ещё пару минут, забрал распечатанные инструкции и потопал на кухню. Там он взгромоздился на высокий барный стул и бросил взгляд на бумаги, выплюнутые принтером.

– Молчи! Никому ничего не рассказывай! Враг не дремлет! – первая строчка, выделенная красным шрифтом, толстой швейной иглой кольнула Бориса в висок, а расположенная ниже общеизвестная фотография молодой советской девушки в красной косынке с прижатым пальцем к губам, повергла в шок.

– Какие-то шпионские игры, блин, – Борис заворочался на узком стуле, – Ничего не понимаю. Причём здесь Семён и братья Коганы? A в довесок – ещё и кинофестиваль? Ну, с Каннами понятно, я бы там тоже тусовался… Но “враг не дремлет”… Mожет это жара так действует?