Читать книгу «Скорбящая вдова» онлайн полностью📖 — Сергея Алексеева — MyBook.
image
cover

Сергей Алексеев
Скорбящая вдова

1

От духоты июльской и дыма смрадного, который по ночам затягивал Москву до куполов церковных и, поднимаясь к небу, туманил звезды, Скорбящая страдала: ни век сомкнуть, ни придремать с открытыми очами. Все окна в тереме, а вкупе с ними двери давно уж запечатали, как в стужу, и без нужды не отворяли. Однако запах гари сочился отовсюду – чрез стены, потолки или вовсе из подвалов, и вместе с жаром заполнял весь дом. Чудилось, сей дым не от болот горящих, и зной не от земли, днесь раскаленной солнцем, – все от пожара, и стольный град в огне. Служанки простыни мочили и вешали в палатах, переодевали в мокрые сорочки и прыскали водой. У ног и в изголовье стояли девки с полотнами в руках, махали, поднимали ветер – все напрасно!

– Зевайте же, зевайте! – боярыня просила. – Авось и сон придет.

Натужно иль с охотой зевали девки. Рты разевали токмо или с подвывом, сладко, до хруста челюстей, и потягивались, с ленцой и томностью. Бывало, и дремали стоя, роняли опахала, но сон ее не брал. Напротив, становилось жарче, и от пота сорочка липла к телу. Не радость и покой она вкушала, не благостную тишь опочивальни – суть омерзение!

Тогда Скорбящая гнала всех прочь, вставала с ложа и молилась пред образами, при одной лампадке, поскольку жар свечей казался нестерпимым. И так в молитвах и поклонах зарю встречала, глаз не сомкнув ни на мгновенье, однако при сем испытывала бодрость и силу вдохновенья весь Божий день.

Но с сумерками и наступленьем ночи все повторялось вновь.

Однажды за полночь, когда сквозь смрад пробился шум и шелест и ветер заиграл дубравой по Басманной, почудилось – студеный он, как будто бы зимой! То ль свет смутил неверный, то ль синий хладный дым… В тот миг окошко распахнула, подставилась, раскинув руки…

И ощутила зной.

– Помилуй, Пресвятая! – воскликнула с надеждой. – Душа изнемогла, нет боле мочи…

– Сними одежды, – ей голос был. – И почивать ложись.

Смущаясь и с собою споря, Скорбящая стянула плат с волос, шнурочки распустила и обнажила плечи, веригами обложенные.

Чуть уж сорочку не сняла, ан спохватилась и прикрыла грудь.

– Возможно ль без одежды? Стыд какой…

– Возможно, преблагая.

– Да я же в скорби! Грех…

– Не плоть томится от жары и смрада – душа терзается. Ее и обнажи, избавь от рубища, ложись и спи. Я храню тебя.

– Но кто же ты?

– Я ангел твой. Ужели не признала? Да вот он я, позри.

Горячий ветерок тихонько вплыл в окошко и засветился вдруг, как нимб иль полумесяц. Прохладой опахнуло, духом весенних трав, и вместе с ними утраченный покой пришел в опочивальню. И не колеблясь, боярыня спустила вниз сорочку, оставила ее, как выползок змеиный, и шагнула к ложу.

– И вериги сбрось, – снова голос. – Вон как истерла тело…

– Нельзя мне без вериг, – промолвила она, ощупавши рукою суровые узлы. – Телесный жар, томленье, грезы…

– Поелику душа живая. Ужели хочешь, чтоб на ней рубцы и язвы были, что на плоти?

– Нет, не хочу… Да и боюсь сего!

– Сними и брось.

– Но как одолею искус? Чем потушу огонь, палящий вдовью душу? И существо?..

– Владыка мой! – печалуясь, взмолился ангел. – Ратуя за Тебя и святости ища, сия жена становится безбожна. Твой промысел, огонь животворящий ей чудится греховным! Так вразуми ее, дай знак. Не то с водою грязной и чадо выплеснет…

В тот миг крепчайшие узлы распались, и сеть из вервей конских осыпалась к ногам. И стиснутая грудь, изъязвленные перси расправились, но сквозь коросты, будто млеко, кровь просочилась…

Ей устрашиться бы, да к образам – она же вздохнула вольно, рукой коснулась ложа, подломилась и, повалившись томно, мгновенно облачилась в сон.

Однако сквозь веки ей неотступно зрим был тот золотистый свет – суть ангельский, а к нему, подобно нити серебра, приплелся звук пастушьей дудки, глухой и чуть печальный.

– Кто так играет чудно? – как будто бы спросила.

– Се не игра – душа твоя воспела, – шепнул на ухо ангел. – Се глас души…

– Вот если б не во сне, а наяву послушать… Однажды ночью ко мне явился странник… На дудочке играл…

– Ужели помнишь? Минуло столько лет…

– Шесть лет и двадцать пять недель…

– Ну что ж, добро. Коль жаждешь наяву – услышишь скоро. А в сей час внимай всему, что сон тебе принес.

Скорбящая не ведала, сколь долго продолжалось диво: минуту-две иль день-другой. Когда же очи отворила, увидела восход и серый дым, и в тот час вкусила гарь и душный зной – все то, что прежде было. Но ощутила не свет сияющий – горящий взор.

– Кто здесь? – спросила и замерла. Взгляд был мужской, пытливый, недовольный…

– Как ты посмел войти? Ты кто?

– Я – твой отец духовный…

– Помилуй Боже!.. Откуда ты? И кто впустил в опочивальню?!

– А сам вошел! – Тень Аввакума в изголовье чуть выросла и расплылась. – Лежишь тут… Вид срамной! Вериги!.. Где власяница?

– Право, не знаю. Вросла, должно быть, в тело…

– И окошко настежь! Вон дыму напустила!.. Кому открыла? И кого ждала?

Скорбящая в сей миг приуныла, но гордость не уняв, со вздохом обронила:

– Мне душно сделалось. И чудилось, пожар…

Словно забыла, что ангел ей являлся.

– Когда довлеет плоть – молиться след! Не тело баловать, но душу.

– Молилась я…

– В сем образе молилась? Вериги снявши?.. Тьфу, стыд какой! Хотя бы срам прикрыла!

– Никто ж не зрит. – Она чуть потянулась. – А ты – суть призрак… Сон.

– А ежели я есть? Стою живой?

– Да полно… Когда ты снишься, я все гадаю: к добру ли, к худу… И вот в сей час… Ты с чем ко мне явился?

– Накинь покрывало! – взмолился он. – И не ввергай во грех! Блудница…

– Ужель под своим кровом?.. В опочивальне?.. Ужель я в доме не хозяйка? – Боярыня, однако, натянула простынь и укрыла плечи.

Скуфейку сняв, отец духовный огладил волосы, привычною рукой хотел поправить цепь на шее, однако не было ее. Лишившись сана, он не отвык еще от знака власти – суть креста.

Взор Аввакума стал смиренным.

– В сем доме?.. В сих стенах ты хозяйка. А я – в душе твоей. Не ты ль, Скорбящая, просила слезно – будь мне водителем духовным? Не дай погибнуть, осиротела я и слепну!..

– Просила…

– И что же, дочь моя? Так укрепилась в вере? Прозрела, обрела покой и ныне я не нужен?

Боярыня укуталась плотнее, сжалась, почувствовав озноб.

– Слаба я, отче… И без тебя мне боязно. Как будто бы в лесу, одна и мрак ночной… Все время жду: придешь и выведешь. А нет тебя, духовник. Ты муки терпишь в Пустозерске… Может, отмучился? Явился мертвый?

– Открой глаза-то!.. Ужель не зришь– живой!

– Живой вошел бы через двери, а то в окно залез… Не в первый раз твой дух является, и образ… Влетит вот так в окно и сядет. И мы беседуем подолгу, всласть… Бывает, спор меж нами, ссора, да все добром кончается. Я рада…

– Но что-то радости не зрю!

– Да как всегда застал врасплох… Я же в своей опочивальне.

– Тем паче! Как учил тебя? Идешь ко сну – вериги не снимай, три рубища надень, да не шелковых, кои ласкают тело, а холстяных иль вовсе из поскони. И ложе устели не пуховой периной и полотном – рогожей лыковой, полено в изголовье… А прежде помолись и положи поклоны, сот пять ли, шесть. Измучай тело! – Отец духовный всхмурил бровь и, посохом достав сорочку, брезгливо отшвырнул – как будто впрямь змеиный выползок. – Вошел в окно! На то причины есть… Но что позрел? Позор и срам греховный! Тьфу! Почто изрезала вериги?

Она вдруг просияла и, забывшись, приспустила простынь, крест наложила двоеперстный.

– Святая Богородица!.. Се ангел был! Ей-ей, ко мне являлся мой ангел! Вначале глас его раздался – сними одежды…

– И ты послушала, сняла?

– Нимб засветился, желанная прохлада… И звук пастушьей дудки!

– Се искус был, чумная!

– Да нет же, Аввакум! Откуда тогда истинная радость? Отдохновение и сон божественный?.. Как будто бы летала! И всюду зрела свет золотистый. Вот токмо пробудилась – тут и ты явился.

– Что зрела ты, слепая? – Отец духовный застонал и стал молиться в угол. – Спаси ее, Христос… Заблудшая овца…

И тотчас Скорбящую обуял страх, душа птенцом бесперым свалилась из гнезда и пала в пропасть.

– Неужто бес прельстил?..

– Во ангельском обличии явился!..

– А мне сдается, ангел приходил. При мне он помолился Богу, и власяница спала, рассыпалась в куски.

– Ох, чадо несмышленое! – загоревал духовник. – Не разлучили б нас – наставил, уберег, предупредил! А ныне как?.. Далече я!

– Да полно, Аввакум! Ужели я не зряча? Суть, ангел мне явился!

Убитый горем Аввакум встал на колена, навзрыд заплакал и взмолился:

– О, Боже правый! Когда б в потемках смрадных не жила душа, посмел бы диавол к ней явиться? Моя во всем вина! Ведь я отец духовный, а дщерь моя во мраке! Увы, увы мне! Не протопоп я суть, не душевидец – червь недостойный. И ныне я – распоп!

Скорбя и негодуя, она оделась в рубище, плат повязала и собрала остатки власяницы – веревки конские с узлами.

– Прости меня, слепую! Не разглядела я… И даже в миг сей глазам своим не верю: ты чудишься, подобно ангелу? Иль тоже прелесть бесов?..

Духовник не внимал, слезами обливаясь, каялся со страстью, и взор его мертвел.

– И не овца в грехах погрязла, но пастырь грешен! Я блуд творю! Геенна огненная мне! Меня казни, Господь, – ее помилуй!

– Ну, полно, батюшка! Мой грех – мне и ответ держать. Я беса не признала, смутилась светлым образом, пастушьей дудкой… Ну, полно убиваться! Встань… Да встань же, наконец. Я недостойная и червь земной. И ведомо: отец духовный дочерние грехи возьмет на свою душу… И замолит. Но мне позволь! Сама очиститься желаю. Не разглядела искуса – мне наказанье должно. Приму…

По тысяче поклонов еженощно, суровый пост, вериги новые сплету… Все, что положишь мне.

– Гордыня мучает…

– Не скрою… Случается, болит. В сей миг мой нрав щекочет, жалит… Не забывай, я суть – боярыня, и род мой древний уходит в глубь веков…

– Известно мне! Соковнины! Бояре!.. – Тут Аввакум привстал. – Когда-то были во славе, в соку… да ныне кто? Простолюдины…

– Не смей меня порочить, – глас ее жестко зазвучал. – Да, я вдова… Но чья – не забывай. И кто мой деверь был – кормилец государя!

– Сие я слышал…

– Ты хоть и поп, и мой духовник, да место знай!

– Не поп я ныне, а расстрига, – вновь всхлипнул Аввакум. – Насилие свершили, крест сняли и лишили сана… Лютуют дети блядины! Жену, того гляди, заморят с голоду, детей моих в узилищах запрут…

Скорбящая смирила нрав, откликнулась с душой:

– Уж слышала, отец… Да зрит Господь! Мучителям воздастся!.. Скажи-ка мне, к добру ли к худу ты приснился?

– Я не приснился, а пришел. Из Пустозерской ссылки!

– Ужели государь вернул?

– Отай[1] бежал и по своей охоте! Все более лесами, без дорог. Тонул, чуть токмо не замерз, зверями дикими едва не съеден был. К разбойникам попал и чудом токмо спасся. Духовник мой, блаженный Епифаний, остался в срубе. Горюю я о нем, молюсь, дабы свершилось чудо. Сему святому старцу отсекли язык и два перста…

– Ох, Матерь Пресвятая! Чего во имя сии муки? И страсти лютые?

– Сие ли муки, дочь? Все страсти впереди, крепись, страдалица. Мне было откровенье. Россия на краю стоит, разверзлась бездна! Да ты сама позри! Где видано, чтоб в государстве православном отай молились, по пещерам, как первые наследники Христа? Сие в Святой Руси?! Суть, в Третьем Риме, при государе православном?!.. Иль имя ему – Ирод? Навуходоносор?

– Молва идет – тишайший…

– Мне жаль царя. Так грех велик, что лучше б не умирать ему. Не будет вечной жизни ни в этом мире и не в том… Погубит Третий Рим!

– Да Бог с ним, с Римом. Хоть нас бы не сгубил…

– Безмудрая овца! – застрожился духовник. – А ведаешь ли ты, что есть суть Третий Рим?

– Я слышала, красот необычайных сей град и государство. Когда читаю в книгах, бывало, мыслю – вот бы позреть!..

– В свое окно позри! После паденья Византии Москва суть Третий Рим!

Она смутилась ненадолго.

– Добро, коль так. Должно, ты лучше знаешь, чем я… Весьма прелюбопытно узнать бы вот, зачем ко мне явился? Сижу, гадаю… Кормилица все сны мне толковала, а ныне нет Агнеи и некому утешить… На что ты мне приснился? Ну, ежели в образе твоем и в самом деле сатана пришел? Чтоб искусить?.. Кормилица моя б узрела и распознала сразу, а я не вижу, должно, душа слепа.

– Да как ты смеешь?! – ахнул Аввакум. – Подозревать меня?.. Ума куриного, а спеси и гордыни!.. Старуха темная б узрела! Да ты и впрямь слепа и растеряла ум! Отверзни очи: се есть я!

– Что есть во мне – все от тебя: вериги, разум, крепость веры, – покорно молвила она. – Агнея лишь вскормила млеком и взрастила плоть. Она не книжница, однако же мудра и с ведома. Поставить рядом – вот бы потягались… Далече ныне все, все бросили меня: Агнея в Кострому ушла, тебя услали в Пустозерск… Добро, хоть дух твой иногда приносит с дымом. И коли принесло, что тут ворчать на дочь? Сердечною беседой бы потешил…

Он стал послушным и блаженным.

– И впрямь! Ты уж прости меня. К царю бежал, замыслил упредить и слово ему крикнуть, а прокричал тебе… Уж не сердись, а лучше расскажи, как сын твой, Глебович Иван?

– Помалу подрастает…

– Который год ему?

– Тринадцатый пошел…

– Да, мал еще, чтоб оженить… А часто ль в сенях, при дворе бываешь? Зовут иль не пускают?

– Зовут, да что мне сени? Как Марфа примерла, там суета. Всяк норовит сродниться с государем. Княжен, боярышен полно, по дням стоят…

Духовник на минуту замер, и четки в пальцах задрожали.

– Невесту ищет царь?.. И что, нашел? Избрал кого?

– Избрал, да сие держит в тайне.

– И знаешь, кто она? – Духовник чуть дышал. – Известно имя?

– Нет тайны на дворе, кою б придворные не знали… Известно всем, Нарышкина Наталья, суть, Кирилла дочь.

Согнулся Аввакум и опустил главу.

– Увы, увы мне! Опоздал! – Стащил шапчонку и заплакал. – Коли избрал, то не отступит. Беда, беда идет! Скончанье света! Ой, лихо!

– Но в чем беда?

– Слепая ты, не зришь – царь ведьму выбрал!.. И женится теперь… Жена ему родит… – навзрыд духовник плакал, – наследника престола – отродье сатаны!.. Врожденная болезнь корежить будет тело. И изверг сей!.. Сам назовется император! И станет править Русью… Заморский утвердит порядок, все обратится в тлен. И рухнет Третий Рим!

– Свят-свят-свят! – Ей сделалось знобливо. – Чудно ты говоришь… И страшно.

– Провидцу и моему духовнику было видение…

– А кто твой духовник?

– Да старец Епифаний.

– Чудно… Мне мыслилось, духовник твой, суть, сам Господь. А вышло – смертный…

– Прости ее. – Распоп перекрестился. – Хоть и боярыня, но баба!.. Ужель о старце не слыхала? Воистину святой!

– Коль ты сие изрек, знать, так и есть, – покорно молвила она. – И что же сему старцу привиделось?

– Руины зрел и басурман. Московия в огне… Ужель не чуешь дым?

– Да, право, чую… Но сказывают, се болота горят окрест.

Не удостоил взглядом, лишь слезы вытер и тяжко так вздохнул:

– Увы, увы мне… Адский пламень! Покуда он в земле, дымок один курится… Но час придет, и вырвется наружу…

– Избавь от сих речей! Я вдовая жена и мать – не богослов и не философ. Мне сына следует растить, боярина и мужа государю. Вот мой удел. Сие и подвиг.

– Прости же, Господи, ее! Не ведает, что рещет. – Он к образам пошел и крикнул гневно: – Сейчас же прикуси язык поганый! Антихрист в дверь стучится! – Он поднял перст. – Ужель не слышишь и не зришь? Дверь отворят и впустят… Кому растишь ты сына? К кому служить пошлешь? Какому государю?.. Помысли же, боярыня: бывая при дворе, кого ты чаще зришь? Боярство думное? Стрелецких воевод? Мужей, прославленных на деле государя?.. Или попов заморских? Митрополитов греческих и прочих? Кто ныне по утрам толчется в царских сенях? Кроме невест для государя?

– Пожалуй, что попы с иных земель…

– Или своих не вдосталь? Приходы оскудели, монастыри, и некому молиться в алтарях и требы воздавать?

– К чему ты клонишь?

– Годи, Скорбящая, поймешь… Есть среди них митрополит один, с копытом и рогами. А именем Паисий Лигарид…

– Знавала… Богообразный он и кроткий нравом. Тремя перстами крест кладет… Иного же не зрела.

– Поелику слепая!.. Да в том ли суть, как сложены персты? Что два, что три… Коль вера истинна, сие не важно! Хоть мысленно крестись, как старец Епифаний… Я о другом толкую. А ведомо тебе, какой товар привез сей кроткий старец и чем торгует?.. Тебе, наперснице придворной, должно бы знать. Травою бесовскою – табаком! Сам зелье в трубке жжет и дымом дышит… вот эдак-то пускает – фу да фу!.. И паству учит! Суть, причащает огнем и смрадом!

– О, Господи, прости!..

– Ты же глаголишь – сей огнь и дым с болот… А это знак! Нам, слепошарым и в грехах погрязшим! Да кто же ныне внемлет? – Отец духовный затворил окно и обернулся. – Все разбрелись. Кто смерть принял, дабы не ведать мук, кто предал, с сатаной смирившись, а иные многие в пустынях спрятались, уединились… Нас двое ныне – ты и я.

– Авось минет беда, – без веры и надежды произнесла она. – Случалось, басурмане набегали, шведы, шляхта… И Никон! Да где все ныне?

– Се были слуги, коих сатана послал. Виденье старцу было, скоро сам придет! Недолго ждать осталось, коль царь невесту выбрал. Во чреве девы сей антихристово семя! Кто у нее родится?.. И помянуть грешно. А скажут – император!.. Детей от Марьи изведет, кого во гроб, кого в обитель…

– Помилуй, Боже!.. Но что же делать нам?

...
6

На этой странице вы можете прочитать онлайн книгу «Скорбящая вдова», автора Сергея Алексеева. Данная книга имеет возрастное ограничение 16+, относится к жанру «Историческая литература». Произведение затрагивает такие темы, как «средние века». Книга «Скорбящая вдова» была написана в 2004 и издана в 2008 году. Приятного чтения!