© Сергей Королев, 2018

ISBN 978-5-4474-5632-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Принимай, бумага-повитуха,

моих грез крикливое дитя.

Не зови его ни Сном, ни Духом,

а возьми ты имя у Огня.

А возьми ты имя из пустыни

стынущих колодцев моих глаз.

Слышишь, ведрами звенят пустыми

детские мечты в рассветный час.

Час пробил

дыру в зонте небесном —

и полился свет в стакан души.

Мысли поднялись

душистым тестом,

душных слез хрипенье задушив.

Расплескались слезы в ржавой кружке.

Жажда зашипела на губах…

Не губи мое дитя, старушка!

Зачерпни воды в моих глазах!

Искупай мое дитя в купели

куполов, звенящих хрусталем.

Словно слезы, купола блестели

под соленым проливным дождем.

На роду написано народу

ждать дождя к заставе декабря,

в решете носить святую воду,

среди стрел искать поводыря,

чтоб пройти свой путь от Савла к Павлу

по ножу кипящих вешних вод

и принять от птиц, пройдя заставу,

с Древа Жизни смертоносный плод.

И принять от змей, пройдя заставу,

с Древа Смерти жизнетворный плод.

Аквамарин

Акромарин

 
Море сливается с небом.
А у меня же – все пополам.
Руки – направо – налево —
Ищут опоры, ищут тепла.
Но лишь холодное море под ними…
Если б не руки! Если бы крылья!…
 

«Существует только твое имя …»

 
Существует только твое имя —
из оправы вынутый рубин, —
из меня ж его никто не вынет, —
ни одна из всех живых Марин.
 

«Море, Смерть, Марина – троица моя…»

 
Море, Смерть, Марина – троица моя,
черным пилигримом я ищу тебя
среди лиц прохожих, подо льдом ручья
и – в игле под кожей, и – в петле дождя.
 
 
А садясь в машину, адрес назову:
«Море. Смерть. Марина». Пусть меня везут
черные колеса к черным берегам.
Все ведь очень просто: ты давно уж там.
 

«Перебираю …»

 
Перебираю —
твои струны.
Перенимаю —
твои звуки.
Но вместо песни —
прибой шумный,
такой известный —
как скрип скуки.
 
 
Ты все сказала —
я лишь эхо,
зажатый в стены
чужой голос.
Ты посмотри на
шута без смеха.
Прости, Марина, —
я мертвый колос.
 

«Дни и ночи, дни и ночи…»

 
Дни и ночи, дни и ночи
закружили колесом.
Впереди путь все короче,
сзади – дым и бурелом.
В буре сломанные крылья
грязным тянутся плащом.
Все покрылось серой пылью,
только в имени твоем
упоенье нахожу я:
как молитву, день и ночь,
день и ночь его шепчу я,
но я не прошу помочь.
Не прошу, не умоляю,
не взываю, не кляну.
Как морской прибой катает
бесконечную волну,
так же имя твое носят
мои сердце и уста
дни и ночи, дни и ночи —
да не будет им конца!
 
 
Только путь мой все короче
впереди. А сзади – пыль.
Дни и ночи. Дни и ночи.
Между ними я и жил.
 

Телефонная книга

«Позвонить?..»

 
Позвонить?..
Но во тьме телефона
не увидеть твои глаза.
Позвонить?..
Чтобы, снова и снова
говоря, – ничего не сказать?
По – зво – нить.
Звонкой нитью опутан.
Нет. Нет. Мне не дано выбирать:
Позвонить!
Сквозь гудки-незабудки
я покорно иду умирать.
 

«Позвонить и сказать хоть что-то…»

 
Позвонить и сказать хоть что-то,
ну хотя бы: «Привет. Как дела?»
Но потом – свое сердце мне штопать,
вспоминая твои слова,
вспоминая твое молчанье,
напряженное, как струна,
твое вежливое ожиданье
моего – как «аминь» – «пока».
 
 
Заклеймен мозг твоим телефоном.
Из всех чувств мне остался лишь слух.
Из рабов – я твой самый покорный.
Самый дерзкий – из всех твоих слуг.
 

«Сорванный голос с ветвей телефона…»

 
Сорванный голос с ветвей телефона
падает снова в твою темноту
и возвращается отзвуком грома
тихим, тревожным, как дождь поутру.
 
 
Ветви сплетаются странным узором,
тихо роняя росу голосов.
Плавится воск первозданного слова,
капая в омут несказанных слов.
 
 
Но – вот мелькают прощанья зарницы,
вмиг освещая пустыни углов.
И – улетают тревожные птицы
петлями душных коротких гудков.
 

«Я вызвоню тебя из темноты…»

 
Я вызвоню тебя из темноты.
Твой голос вспыхнет —
и меня расплавит.
Но вдруг гудков короткие круги
по сердцу разойдутся —
и пойдут на дно, как камень,
твои слова
«Вы не туда попали…»
 

В лабиринте

«Прежде, чем уходить…»

 
Прежде, чем уходить,
зацепи свою нить,
за астериев клык,
за дверной тихий скрип,
за оглохших звонок,
за ослепший глазок,
за затворный щелчок…
Оглянись!
 
 
Между нами струна
порвалась, зазвенев,
закрутилась в спираль.
Закружилась метель
в двух углах тупика
(для тебя и меня).
То ли свет, то ли тень…
Навсегда!
 
 
Слышу только шаги —
то вблизи, то вдали.
То ли сердце стучит,
то ли час наступил
перестать вспоминать
голос твой в темноте
телефонного сна…
Все – в тебе!
 
 
Рядом – но – за стеной
в целый век толщиной.
А гудков частый плеск
говорит, что ты есть,
но – с другой стороны —
не Земли, а – Любви.
Не со мной, не со мной…
Не со мной!
 
 
Прежде чем… Оглянись!
Между нами… Метель!
Мне нужна – твоя нить —
я живу лишь в тепле
твоих рук, твоих глаз,
твоих слов, твоих снов!..
 
 
Оглянулась, сказав:
– Все равно…
 

«Память о тебе зашью в подкладку…»

 
Память о тебе зашью в подкладку.
Пальцами нащупав – уколюсь.
Станет больно. А от боли – сладко.
С этой болью чаю я напьюсь.
И пропью я все с себя до нитки.
Нитку ж от подкладки сберегу,
чтоб исправить главную ошибку —
туго вокруг шеи к потолку.
 

«Что снилось – то ни вспомнить, ни забыть…»

 
Что снилось – то ни вспомнить, ни забыть.
Проснулся я «естественною смертью».
В руках осталась порванная нить
и петли лабиринта на конверте,
где адреса обратного уж нет.
А я пытался вывести обратно
тебя отсюда. Но двойной запрет
нарушил… Обернулся братом.
Ты подаешь мне нить на «этот» свет —
и в лабиринте мозга я петляю,
чтоб прочитать елабужский ответ…
И вот – проснулся. Значит – прочитаю.
 

Entre nous

«между нами был страх…»

 
между нами был страх
он сгорел весь к утру
пепел падал как снег
сны кружились листвой
разливаясь в туман
мы исчезли к утру
но остался огонь
просто чистый огонь
 

«Сидели рядом, но смотрели вдаль…»

 
Сидели рядом, но смотрели вдаль.
Тебе – не надо. Мне – не жаль.
Две параллельные прямые.
 

Конец ознакомительного фрагмента.