Социокультурной общностью, которая послужила посредником, соединившим общинное крестьянство с социалистическими группами (в основном эсерами и большевиками), были молодые грамотные рабочие, недавно перебравшиеся работать в промышленности и не потерявшие связи с деревней. К моменту революции 1917 г. общая численность рабочего класса в России оценивалась в 15 млн. человек – примерно 10 % всего населения. Но к этой категории тогда причисляли и сельский пролетариат (около 5 млн. человек), и городскую бедноту. Историки пытались уточнить число рабочих, выделив разные его составляющие. В результате считают, что рабочих фабрично-заводской промышленности с семьями было 7,2 млн. человек, из них взрослых мужчин 1,8 млн.
В подавляющем большинстве они были рабочими в первом поколении и по своему типу мышления оставались крестьянами. В 1905 г. половина рабочих-мужчин имела землю, и эти рабочие возвращались в деревню на время уборки урожая. Очень большая часть рабочих жила холостяцкой жизнью в бараках, а семьи их оставались в деревне. В городе они чувствовали себя «на заработках». С другой стороны, много молодых крестьян прибывало в город на сезонные работы, когда в городе не хватало рабочей силы. Таким образом, между рабочими и крестьянами в России поддерживался постоянный и двусторонний контакт. Городской рабочий начала ХХ века говорил и одевался примерно так же, как и крестьянин, в общем, был близок к нему по образу жизни и по типу культуры[7]. Даже и по сословному состоянию большинство рабочих были записаны как крестьяне.
Эти рабочие еще не превратились в класс (пролетариат) и в общественном сознании причислялись к трудовому люду («Вышли мы все из народа, дети семьи трудовой»). Для того, чтобы класс возник, требуется, чтобы