© Сергей Фомичёв, 2016

© Наталья Торопова, дизайн обложки, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Гребцы устало работали вёслами. Давно смолкли их песни, и даже уханье больше не вылетало из пересохших глоток. Верста за верстой толкали они против течения тяжёлый корабль. Сперва вверх по Волге до Нижнего Новгорода, где остановились всего лишь на день, теперь по Оке. Вот уже месяц пути. Почти без передышки…

На корме, под лёгким полотняным навесом, хозяин ладьи ханьский купец Чунай угощал своего гостя и попутчика Варунка, младшего из сыновей мещёрского князя. Угощал чаем, редкой диковинкой не только на Мещере, но и во всех землях окрест.

Облачённый в линялый плащ юноша сидел, скрестив ноги, и слушал купца, изредка касаясь губами бело-глиняной чашки. Привычному к ягодным отварам да пиву Варунку чай не нравился. Слишком горьким и терпким казался напиток, хотя жажду и правда утолял неплохо. А Чунай, чудак, утверждает, что и усталость чай снимает. Не поверил купцу Варунок, но чашку каждый раз брал, не желая обидеть хозяина.

Тот говорил не переставая. Описывал спутнику свою далёкую родину и страны, что лежат между ней и Мещерой; рассказывал о всяких чудесах, встреченных в странствиях, о брате своём, по имени Чунба, ушедшем в монастырь. За месяц совместной дороги Варунок услышал от купца много занимательного, больше даже, чем довелось ему узнать в Сарай-Берке.

Чунай коверкал русские слова то на ордынский лад, то на свой, ханьский. Получалось иногда смешно, и не всегда понятно.

– Кинязья не купцы, канечна. Много дома сидят, народ стерегут, города. Слышать больше, чем видеть сами. Но ты молодой. Встретить ещё не такой…

Раздался глухой треск. Одно из вёсел преломилось и ударило гребца потерявшей тяжесть реки рукоятью. Тот схватился за скулу и, что-то промычав, сполз со скамейки.

К навесу поспешил ладейный старшина.

– Четвёртое весло за два дня теряем, – хмуро сообщил он. – Запасных не осталось больше. В боку течь, парус в лохмотьях. Не дай бог ветер волну поднимет, потонем…

– В Муроме вистанем на три диня, – распорядился Чунай и повернулся к княжичу. – Извини, кинязь. Люди отдых нужен. Ладья починка. Никак не выходит в сроки тебя доставать.

– Ничего, – улыбнулся юноша. – От Мурома дорогой пойдём.

– Опасно дорогой, – поцокал купец. – Муромский леса, не дубравушка.

– Я вырос в них, Чунай, доберусь. Князь Юрий не откажет, поможет лошадьми.

– Как зинаешь, кинязь.

Муром показался уже через час. Тепло попрощавшись с корабельщаками, Варунок и сопровождавшие его мечники соскочили на берег, едва ладья зацепила днищем песок.

– Лучше твой пождать, – опять возразил купец.

– Спешу я, – ответил юноша. – Да тут всего ничего остаётся. Сотни вёрст не будет. Лошадями два дня пути. Пока ты ладью починишь, я уже дома буду. Спасибо за всё и до встречи!

– Ах, кинязь… – покачал головой Чунай, провожая взглядом куцый отряд Варунка.

Глава первая
Даньщики

Окрестности Коломны. Октябрь

Сентябрь в этом году не удался. Как зарядили в конце лета дожди, так и лили не переставая. И только к началу октября небо просветлело, допустив до земли запоздавшие тёплые деньки бабьего лета. Дороги, однако, так до конца и не просохли. Люди, когда возможно, пользовались речным путем, но большей частью по сёлам сидели.

Старый Яндар обосновался в Березовом Логе недавно. Бросил ветхий свой дом в Туме, переехал жить к сыну. Оно, конечно, помирать на чужбине нехорошо, но куда деваться, коли один остался. Старуха померла, дети давно разъехались, кто в Мещёрск, кто – вот как Мичу – на московскую сторону. Сын с женой и детьми потеснился, пустил жить: не велик от старика и убыток, а отцов почитать надобно. Впрочем, сам Мичу и уговорил его переехать.

Звали сына здесь, правда, не Мича, а Миша, Михаил то есть.

Мещёрцы среди селян встречались редко, в основном русские жили. Вот они всё на свой лад и переиначивали. И как сразу понял Яндар, не только имена переиначивали – вся жизнь здесь устроена по-другому. Непривычно. А ведь, вроде, та же Мещера, только сторона московская. Нет, конечно, народ трудолюбив – полей разворошил столько, сколько ни в одном мещёрском селе никогда не поднимали. Да только что за радость работать на тех полях беспросветно. Зёрнышко бросишь, три поднимешь. И так всю жизнь. В лес ходят мало, зверя не знают, травы – одна знахарка местная только и ведает.

– Тут, отец, люди богаче живут. И удачи больше, – серьёзно ответил на расспросы сын.

Яндар не стал спорить о богатстве и удаче. Каждый по-своему это видит.

***

Жизнь на новом месте оказалась тихой и спокойной. Народ заходил, знакомился, но особого любопытства Яндар у людей не вызывал. Другое дело, когда сам Мичу селился. Первым делом он, ещё до того как семью перевозить, один приехал – вопрос с миром решать. Староста, мужики собрались тогда, говорили с ним долго, присматривались. Сколько в тот вечер выпили, Мичу вспоминать не любил. Наутро место под дом определили, поле мерили. Дом всем селом ставили – небольшой сруб для почина. Дальше уж самому предстояло обживаться, расстраиваться. В следующий вечер к Миче парни переведаться пришли. Посмотреть, что за овощ такой, как удар держит. Мича все испытания прошёл. А тогда уж и семье время пришло в село перебраться – жене, то есть, с детьми. Сыну-то мальчишки сельские свою проверку устроили, поваляли малость в пыли. Ничего. Жену с дочерьми бабы испытывали каким-то их бабьим чином. Не подвели и они. Ну а с Яндара какой спрос – старый отец к Мишке жить переехал, ничего особенного. Не на кулачках же со стариком биться.

А недавно село будто подменил кто. Сперва занялись разговоры: дескать, гостей ждем. Потом суета разгорелась, беготня. Мича вдруг принялся вязать в узлы вещи, долго выговаривать что-то жене, старшей дочери. Старик, ничего не понимая, поначалу испугался, не из-за него ли весь сыр-бор? Может, глупость какую сморозил против здешних обычаев?

Сын успокоил.

– Даньщики едут. Село готовится.

Но подробно ничего не объяснил. Мол, и так всё понятно.

Более или менее прояснилось, когда в дом заглянул сельский староста дед Кузьма. Дедом его прозвали рановато – Кузьма выглядел ухватистым и крепким ещё мужичком – из тех, которых в старосты непременно и выбирают.

– Предупредить зашёл, – сказал он Миче. – Завтра быстрее всего приедут. Где схроны – знаешь. Баб своих да добро лучше с вечера отвези. От греха подальше. Даньщики, ёпть.

– Отвезу, дед Кузьма, – кивнул Мича.

Несмотря на сугубую занятость, староста воспользовался случаем и присел поговорить с Яндаром. Мудрости стариковской перенять никогда не бывает лишним.

Посидели, поговорили. Кузьма рассказал про свои края. Яндар о Туме, о Мещере, о том, что понравилось ему здесь, что не понравилось. Потом, к концу разговора не выдержал, спросил – отчего суета такая.

– Даньщиков ждём княжеских. Слышал, небось? – ответил Кузьма.

– Были же они месяц назад? – удивился Яндар.

– Теперь вот другой раз ждем, – пожал плечами староста.

– Частят что-то. А чего так? – допытывался старик

– Да в прошлый-то раз обычные подати брали, а теперь – выход ордынский.

Староста вздохнул.

– Ордынский выход? – удивился Яндар. – Это что за зверь?

– Дань в орду, – пояснил Кузьма.

– В орду? – пуще прежнего удивился Яндар. – А почто вам дань орде-то давать? Не свой князь на Москве разве? Или степи у вас завелись вместо лесов?

Теперь удивился уже Кузьма. Да так, что утерял на время всякую к старику почтительность.

– Ну ты, старый, сказал… Видать сразу, что недавно из лесу вышел, – староста развел руками. – Князь сидит, как не сидеть. Князь платит хану ордынскому. А мы князю. Уразумел?

– Эвон как хитро, – нисколько не обиделся на грубость Яндар. – Да нечто у вас два хозяина на одной земле? Чудно как-то. Один хозяин должон быть. Один только. Не то понабегут – где двое, там и трое. Ужель кормить всех их?

Яндар почесал ухо и добавил.

– Нет, у нас орде дань не платят.

– Да ну? – не поверил Кузьма. – У всех платят, а у вас, значит, нет?

– Не знаю как у всех, но у нас не платят, – упёрся Яндар. – Не веришь, вон сына спроси, небось, не забыл он ещё родных-то мест.

Мича, сидевший в отдалении и разговору старших не мешающий, кивнул головой, подтверждая правоту отца.

– Да, дела… – протянул Кузьма.

Потом, хитро сощурившись, добавил:

– Вот и мы не больно-то платим. Оттого и суета.