Сергей Есенин. Фото 1922 г.

Предисловие
Национальный поэт с трагической судьбой

В основу настоящего издания избранных произведений великого русского поэта Сергея Есенина (1895–1925) «Анна Снегина. Поэмы и проза» легло его «Собрание стихотворений» в трех томах, которое он сам составил в 1925 г. и которое ему так и не суждено было увидеть выпущенным в свет. Включенные в книгу поэмы «Пугачев», «Анна Снегина», «Повесть о великом походе», «Поэма о 36», «Страна негодяев» и «Черный человек» – это вершина поэтического творчества «певца русской деревни», без которых нельзя представить историю отечественной поэзии XX века. Составляя свое собрание произведений, поэт целенаправленно отделил эти «большие поэмы» от своих «маленьких поэм», которые по жанру представляли собой не что иное, как просто «длинные стихотворения». И представленные читателям в настоящей книге б поэм поэта прекрасно показывают и эволюцию «поэтического голоса» автора, и масштаб его творчества, а также то, как Есенин отразил в этих поэмах свои собственные жизненные коллизии, выпавшие на трагическую эпоху революционной смуты в России.

Немаловажно, что к жанру «настоящих поэм» поэт подошел только в 1921 г., накопив к тому времени огромный жизненный опыт. К работе над поэмой «Пугачев» поэт приступил в феврале – марте этого года, когда происходившие в России смутные времена все больше напоминали эпоху пугачевского бунта, который поэтому-то и привлек внимание поэта. Написание поэмы совпало с поездкой Есенина в Среднюю Азию, во время которой он смог побывать в пугачевских краях, в том числе в Самаре и Оренбурге. Поэт не мог не вспоминать при этом А. С. Пушкина, который тоже побывал в Оренбурге и тоже занимался изучением пугачевского бунта, написав и его историю, и «Капитанскую дочку».

Есенин в итоге, воспев Пугачева как выразителя народных, крестьянских чаяний, не мог не вступить в скрытую полемику с автором «Евгения Онегина». Своему другу И. Н. Розанову Есенин выразил это такими словами: «Я несколько лет… изучал материалы и убедился, что Пушкин во многом был не прав. Я не говорю уже о том, что у него была своя, дворянская точка зрения… Например, у него найдем очень мало имен бунтовщиков… Многое Пушкин изобразил просто неверно. Прежде всего сам Пугачев. Ведь он был почти гениальным человеком, да и многие из его подвижников были людьми крупными, яркими фигурами, а у Пушкина это как-то пропало».

Есенин мечтал поставить свою поэму в театре Мейерхольда, но постановка тогда не состоялась (это осуществилось намного позже в Театре на Таганке с выразительной игрой актера Владимира Высоцкого). Однако он очень часто публично читал свою поэму, и она производила на слушателей неизгладимое впечатление. Так, М. Горький отмечал, что поэт «читает потрясающе, и слушать его стало тяжело до слез… Взволновал он меня до спазмы в горле, рыдать хотелось. Помнится, я не мог сказать ему никаких похвал, да он – я думаю – и не нуждался в них».

Поэма «Анна Снегина» была написана Есениным в 1924–1925 гг. преимущественно на Кавказе, и в ее основу легли впечатления поэта от его поездок в родное село Константиново в 1917–1918 гг., в период самых острых революционных событий. Оторвавшись от родных мест, поэт никогда не забывал о них. После своего отъезда в Москву он возвращался в Константиново 16 раз, в том числе и в революционные годы, когда кругом кипели невиданные страсти и рушился старый мир. И эти коллизии поэт прекрасно отобразил в поэме «Анна Снегина», пожалуй, единственной поэме в мире, которой посвящен целый музей, находящийся в Константинове.

В основу поэмы легла судьба последней константиновской помещицы Лидии Ивановны Кашиной, в усадьбе которой и расположился уникальный музей, воссоздающий картины дворянского быта. Сергей Есенин с 1916 г. подружился с Кашиной, и он сыграл важную роль в сохранении ее усадьбы, когда в революционную эпоху высказался на собрании сельчан за ее использование для нужд села, а не за ее снос или уничтожение. Потом поэт не раз встречался с Кашиной, в том числе в Москве, и неоднократно, помогал ей после выселения из Константинова. И эту поэму, вобравшую в себя драматические и одновременно лирические воспоминания поэта, он неоднократно читал слушателям, вновь вызывая восторги и удивление. Как вспоминал Д. Фурманов, «он читал нам последнюю свою, предсмертную поэму. Мы жадно глотали ароматическую, свежую, крепкую прелесть есенинского стиха…».

Поэма «Песнь о великом походе», написанная в 1924 г. в Петрограде, – это попытка поэта увязать воедино две эпохи – эпоху Петра I и эпоху революции, напомнив читателям, что суровые времена не раз потрясали основы Отечества. И поэт, без сомнения, оказывается в этой поэме в рядах сторонников революции, когда в своеобразной перекличке с поэмой «Двенадцать» Блока описывает картины революционной стихии:

 
Веселись, душа
Молодецкая.
Нынче наша власть,
Власть советская.
Офицерика
Да голубчика
Прикокошили
Вчера в Губчека.
Гаркнул «Яблочко»
Молодой матрос:
«Мы не так еще
Подотрем вам нос!»
 

Показывая картины Гражданской войны, Есенин еще и еще раз отвечает на тот вопрос, который до сих пор волнует исследователей жизни и творчества поэта, – на чей стороне стоял поэт в революционных битвах:

 
Коммунар ничком
В землю носом лег.
Мы вперед, вперед!
Враг назад, назад!..
Вот и кончен бой,
Машет красный флаг.
Не жалея пят,
Удирает враг.
 

И пусть по городу «бродит тень Петра», новый мир народился и победил старый. Та же патетика звучит и в «Поэме о 36», созданной в 1924 г. и посвященной революционерам в «царских застенках»:

 
Их было тридцать
Шесть.
В каждом кипела
Месть.
И каждый в октябрьский
Звон
Пошел на влюбленных
В трон,
Чтоб навсегда их
Смеешь.
 

Однако не все было так просто: Есенин принял неизбежность революции, но он не мог смириться со многими ее постыдными чертами, с разгулом насилия и террора, с гибелью «патриархальной Руси», с засильем «чужих» и «заезжих», с воцарением мещанства и нэпманства, с издевательством над крестьянством. И всю эту свою скорбь и тревогу он выразил в самой крамольной своей поэме «Страна негодяев», в которой под именем Номаха он вывел Махно, а под именем Чекистова – Троцкого. Поэма была начата еще во время поездки Есенина за границу и впитала в себя «боль и надрыв» поэта:

 
Пришли те же жулики, те же воры
И вместе с революцией
Всех взяли в плен.
 

Наиболее отчетливо свое настроение во время написания поэмы поэт выразил в письме А. Б. Кусикову, написанном 7 февраля 1923 г. на борту океанского лайнера в Атлантическом океане при возвращении из США в Европу. «Сандро, Сандро! – взволнованно исповедовался поэт. – Тоска смертная, невыносимая, чую себя здесь чужим и ненужным, а как вспомню про Россию, что там ждет меня, так и возвращаться не хочется. Если б я был один, если б не было сестер, то плюнул бы на все и уехал бы в Африку или еще куда-нибудь. Тошно мне, законному сыну российскому, в своем государстве пасынком быть. Надоело мне это… снисходительное отношение власть имущих, а еще тошней переносить подхалимство своей же братии к ним… Теперь стало очевидно, что мы были и будем той сволочью, на которую можно всех собак вешать. Я перестаю понимать, какой революции я принадлежал. Вижу только одно, что ни к февральской, ни к октябрьской, по-видимому, в нас скрывался и скрывается какой-нибудь ноябрь».

Эти строки, как и другие есенинские высказывания, без сомнения, становились известными власть имущим, тем более что Есенин почти не скрывал свой настрой.

И не случайно гонения на поэта со стороны властей, милиции и ОГПУ постепенно нарастали, на него было заведено в целом 13 уголовных дел, что угрожало ему реальным сроком заключения, и Есенин в итоге пришел к печальному выводу:

 
Вот так страна! Какого ж я рожна
Орал в стихах, что я с народом дружен?
Моя поэзия здесь больше не нужна,
Да и, пожалуй, сам я тоже здесь не нужен.
 

Хотя поэт утверждал, что он хочет «стальною видеть бедную, нищую Русь», что он готов, «задрав штаны, бежать за комсомолом», он не был все-таки готов полностью вверить себя революции: «Отдам всю душу октябрю и маю, / Но только лиры милой не отдам». В последние годы жизни печально-трагические настроения усиливались у Есенина месяц за месяцем, и даже в его жизнерадостных «Персидских мотивах» то и дело звучит струна тягостного ощущения поэта, который понимает, что жить ему осталось совсем недолго, но ничего он с этим поделать не может. Вот эти строки: «Ну и что ж, помру себе бродягой, / На земле и это нам знакомо», «Я сегодня пью в последний раз / Ароматы, что хмельны, как брага. / И твой голос, дорогая Шага, / В этот трудный расставанья час / Слушаю в последний раз». В том же 1924 г. поэт прямо признавался:

 
Мы теперь уходим понемногу
В ту страну, где тишь и благодать.
Может быть, и скоро мне в дорогу
Бренные пожитки собирать.
 

Весьма показательно, что, отправляясь в Баку весной 1925 г., поэт, заехав к своей бывшей жене Зинаиде Райх, чтобы навестить детей, сообщил их няне, что он собирается ехать в Персию, добавив: «И там меня убьют». Поэт, несомненно, намекал на трагическую участь любимого им Грибоедова. По дороге в Баку у Есенина украли в поезде верхнюю одежду, и он в итоге простудился и заболел. Поэта положили в бакинскую больницу с диагнозом «катар правого легкого», но он сам уверял всех, что у него туберкулез горла и что жить ему осталось не больше полугода (какое точное предчувствие!). Именно в больнице Есенин написал о своей грядущей кончине: «Есть одна хорошая песня у соловушки – / Песня панихидная по моей головушке»… Прощальные мотивы звучат и в великолепном стихотворении Есенина «Прощай, Баку! Тебя я не увижу…», написанном чуть позднее в мае 1925 г. и посвященном городу, который очаровал поэта своей синью, волнами Каспия и майским цветением:

 
Прощай, Баку! Синь тюркская, прощай!
Хладеет кровь, ослабевают силы.
Но донесу, как счастье, до могилы
И волны Каспия, и балаханский май.
 
 
Прощай, Баку! Прощай, как песнь простая!
В последний раз я друга обниму…
Чтоб голова его, как роза золотая,
Кивала нежно мне в сиреневом дыму.
 

А чуть позднее, в июле 1925 г., поэт так выразил свое главное желание в то время:

 
Лайте мне на родине любимой,
Все любя, спокойно умереть!
 

Однако все эти стихи, как и знаменитое стихотворение «До свиданья, друг мой, до свиданья…», ничуть не могут быть доказательствами того, что поэт совершил самоубийство в злосчастном «Англетере». Одно дело предчувствия и интуиция ранимой поэтической души, и совсем другое – реальные обстоятельства смерти поэта, которые доказывают, что Есенин был все-таки убит, а инсценировка его гибели была сделана так топорно и грубо, что не выдерживает никакой критики. В последние годы появилось огромное количество исследований и документов, проливающих свет на драму в «Англетере» и стирающих с Есенина клеймо самоубийцы.

Кстати, именно поэма «Черный человек» часто используется сторонниками самоубийства поэта как доказательство его психического расстройства и склонности к суициду. На самом деле это совсем не так. Да, поэт сам признается в поэме, что он болен:

 
Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен!
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
То ли ветер свистит
Над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,
Осыпает мозги алкоголь.
 

Однако он своей поэмой продолжает ту фольклорную и поэтическую традицию, которую отмечал в своем Толковом словаре еще В. И. Даль, а заключается она в разгадывании, как во время традиционных рождественских гаданий, кто же это приходит в виде «черного» или «серого» человека и мучает того, к кому он пришел. А. С. Пушкин первый из русских поэтов озаботился тайной «черного человека», который является то ли дьяволом, то ли мистическим существом, то ли совестью автора. Дискуссии на эту тему ведутся очень давно, но понятно, что «черный человек» всегда был предвестником важных перемен или того, что земная жизнь встречающегося с ним уже на исходе. Вспомним, как у Пушкина в трагедии «Моцарт и Сальери» Моцарт восклицает:

 
Мне день и ночь покоя не дает
Мой черный человек. За мною всюду
Как тень он гонится. Вот и теперь
Мне кажется, он с нами сам-третей
Сидит…
 

В своей поэме Есенин вступает в прямой диалог с «черным человеком», и мы до самого конца не понимаем, кто же это на самом деле:

 
Черный человек
Водит пальцем по мерзкой книге
И, гнусавя надо мной,
Как над усопшим монах,
Читает мне жизнь
Какого-то прохвоста и забулдыги,
Нагоняя на душу тоску и страх.
 

Поэма «Черный человек» – это еще одно доказательство предчувствия Есениным своей скорой гибели. И не случайно поэт читал поэму своим друзьям в последний день своей жизни, когда он остался в пятом номере «Англетера» один, и его вскоре настигла смерть:

 
Я один у окошка,
Ни гостя, ни друга не жду…
Никого со мной нет.
Я один.
 

Работая над документальным фильмом, «Моя поэма – Русь! Дорогами Сергея Есенина», я путешествовал по многим местам жизни поэта: проехал весь Кавказ, был в Баку, Тифлисе, Батуми. Константиново, Спас-Клепиках, Рязани, а также в Берлине, Париже и Нью-Йорке. Фильм набрал в интернете уже около 100 000 просмотров, и это говорит об интересе к фигуре Есенина. Во время съемок меня вот что удивило. В поисковике Яндекса слова и словосочетания с фамилией поэта набирают более 5 миллионов человек в месяц. А слова «смерть Есенина» и «гибель Есенина» – более 30 тысяч человек. Но при этом официальные лица, что в Москве, что в Константинове, на родине поэта, говорят, что тема его смерти закрыта и касаться ее не надо, потому что она слишком спорная и сложная.

Да, тема эта действительно очень сложная, налицо настоящий детектив, все запутано до невозможности, есть масса версий. Но, на мой взгляд, это говорит, наоборот, о том, что данной темой надо заниматься и заниматься серьезно.

По официальной версии, 28 декабря 1925 г., оставшийся наедине Есенин повесился в гостинице «Англетер». Обстоятельства самоубийства весьма странны: когда открыли номер, в нем не было света. Поэт висел на вертикальной трубе под самым потолком высотой 3 метра 52 сантиметра. Его ноги находились в полутора метрах от пола, а рост у Есенина был 1 метр 68 сантиметров. Он каким-то образом забрался под самый потолок и закрепил веревку на гладкой вертикальной трубе отопления. Петли вообще не было, он, якобы, два раза обмотал шею веревкой, а за трубу держался рукой. То есть умирающий Есенин удерживал рукой свой вес, и раны, которые были у него на лице, ему нанесла именно горячая труба во время его предсмертных судорог и долгого нахождения в состоянии повешенного.

По воспоминаниям тех, кто видел поэта перед смертью, в номере было холодно, и он сидел в шубе. Почему ночью кто-то включил отопление так, что труба стала настолько горячей? Причем на руке у поэта ожогов нет, она иначе травмирована. 27 декабря, накануне смерти, в номере Есенина были литератор Георгий Устинов с женой, поэт Вольф Эрлих, художник Павел Мансуров, журналист Дмитрий Ушаков, а также, возможно, литератор Лазарь Берман. Позже они говорили, что поэт был трезв и не был в подавленном настроении. Эрлих забыл у него портфель, вернулся за ним в восемь вечера и увидел, что Есенин сидит за столом в накинутой на плечи шубе и разбирает свои стихи. Считалось, что поэт спустился к портье в десять часов вечера, сказал, что его не надо беспокоить, закрылся с внутренней стороны номера и ночью повесился. По официальной версии, это произошло в три-четыре часа ночи.

А что же произошло на самом деле? Многое, что было тайной, открылось совсем недавно. Комендантом «Англетера» был чекист В. М. Назаров. Его жена, А. Л. Назарова, прожила очень долго. В восьмидесятые годы прошлого века она вспоминала, что 27 декабря, накануне официальной даты смерти, около 11 вечера, Назарову позвонили и приказали срочно явиться в «Англетер», потому что там случилось несчастье. Он пробыл там всю ночь, а вернувшись, рассказал ей, как в номере нашли повешенного поэта, и чтобы снять его Назаров вызвал своих начальников-чекистов И. Цкирию и Пагаву. Что чекисты делали в есенинском номере целую ночь?