Блаженный – в высшей степени счастливый, невозмутимо радостный. В переносном значении – чудаковатый, юродивый.

«Толковый словарь русского языка» под редакцией Д.Н. Ушакова.

Автор идеи – Дмитрий Глуховский

Серия «Вселенная Метро 2033» основана в 2009 году

© Д.А. Глуховский, 2014

© С.В. Антонов, 2014

© ООО «Издательство АСТ», 2014

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Второй фронт
Докладная записка Вячеслава Бакулина

Как быстро летит время! Кажется, совсем еще недавно, а на самом деле – больше года назад (и ровно за двадцать лет до событий, описанных в «Метро 2033»), в мае 2013-го, я написал первую свою объяснительную записку для нашей серии. Посвящена она была роману Сергея Антонова «Рублевка». «Иногда они возвращаются», – говорил тогда я, вместе со всеми читателями радуясь, что Сергей, поставив точку в приключениях Анатолия Томского, не ушел из проекта.

Но жизнь – штука непредсказуемая, особенно жизнь в постъядерной Москве. Известно письмо Пушкина, в котором Александр Сергеевич сообщает: «Представь, какую шутку учудила со мной моя Татьяна! Она – замуж вышла. Этого я никак не ожидал от нее». И важно сейчас даже не то, искренним был великий поэт или слегка лукавил (мне почему-то кажется, что второе), а то, что хвост иногда может вилять собакой. Вряд ли Сергей Антонов, прощаясь в послесловии «Непогребенных» со своим героем, предполагал, что Томского, Елену и неразлучную пару Вездехода с Шестерой рано отправлять на покой, а вот как все вышло. Такую уж кашу заварил Юрий Корнилов, что расхлебать ее в одиночку ему оказалось не по силам. Да и Рублевка со своими обитателями, что ни говори, во все времена была слишком уж специфическим местом. Так что встреча двух героев Антонова была не предрешена, конечно, но вполне логична и ожидаема поклонниками серии. А уж во что она выльется… Сергей, как опытный писатель, остановил рассказ на самом интересном месте, и нам с вами не остается ничего другого, кроме как запастись терпением и дождаться завершения трилогии. Надеюсь, оно не за горами.

А еще мне пришло в голову вот что: Москву ведь не зря именуют «большой деревней» даже сейчас, когда она входит в число самых густонаселенных мегаполисов мира. В мире же, придуманном Дмитрием Глуховским, когда она и вовсе превратилась в весьма замкнутое пространство, да еще и на фоне «рожденного ползать» поколения, настоящие герои видны еще отчетливее. Мне кажется, что они просто обречены на встречи друг с другом. На альянсы, противостояния или просто параллельное взаимодействие. Для Вселенной супергероев Marvel, скажем, такое положение дел давно уже является нормой, и ее поклонников не удивить столкновением Железного Человека или Человека-Паука с Тором или Хал-ком. Так что «второй фронт», открытый в «Рублевке-2», скоро может стать для Вселенной Метро 2033 обычным делом, и герои Сергея Антонова, Анны Калинкиной, Сурена Цормудяна, Сергея Зайцева, Андрея Гребенщикова смогут встретиться не только в воображении фанатов серии. По крайней мере, мне было бы интересно прочесть об этом.

Пролог

Вся экипировка человека, который направлялся от Жуковки к видневшемуся на горизонте лесу, была такой новой, что сразу было понятно – свое уютное гнездышко он покидает не часто. Да и путешественником он был неопытным: беспрестанно поправлял сползающий с плеча ремень автомата, останавливался, чтобы протереть стекла противогаза, и постоянно оглядывался назад.

Этот человек действительно никогда раньше не покидал своего элитного бункера. Если бы кто-то двумя днями раньше сказал Хиле, что он в одиночку попрется к черту на кулички, он бы рассмеялся шутнику в лицо. Однако все изменилось. У Хилы были очень веские причины не посвящать никого в свою тайну. Он попросту не хотел делиться славой. А с насиженного места его, как ни странно, подняла древняя легенда.

Несколько китайских правителей, в том числе и строитель Великой Стены, император Цинь Шихуанди, снаряжали экспедиции за травой цзи, произрастающей на Острове Блаженных^[1]. Безрезультатно. Легендарное растение, дарующее вечную молодость, добыть так и не удалось. И все потому, что остров не являлся географической точкой. Он существовал вне времени и пространства. Добраться до него стало возможным лишь после того, как Катаклизм вывернул мир наизнанку. Трудно поверить, но именно ядерная зима позволила расцвести новым формам жизни. В том числе и волшебной траве цзи… Как говорится, нет худа без добра.

Хила остановился передохнуть. Он слишком спешил, а защитный комбинезон с нашитыми на груди свинцовыми пластинами не предназначался для бега по пересеченной местности.

Присев на поваленное ветром сухое дерево, мужчина в который раз протер запотевшие стекла противогаза, снял с плеча автомат и с наслаждением вытянул ноги. Времени у него полно. До леса всего пара километров, и он успеет вернуться в Жуковку еще засветло.

В том, что траву удастся отыскать, Хила не сомневался, хотя и не знал, откуда взялась эта уверенность. Он просто шел по пути, который указали ему высшие силы. Вера ведь тем и отличается от всего остального тем, что не нуждается в доказательствах.

Впрочем, если хорошенько поразмыслить, и кое-какие доказательства у него имелись. По легенде на Острове Блаженных жили не только бессмертные люди сянь, но и драконы. А разве рублевские леса не кишели ящерами-варанами? Разве в них не произрастали диковинные, порожденные радиацией плоды?

Хила улыбнулся. Он добудет главный ингредиент эликсира бессмертия и сделает так, чтобы остатки человечества вновь почувствовали себя хозяевами этой планеты. Разумеется, не бесплатно.

– Немощный старик – снова пылкий юноша, – вслух, нараспев произнес Хила. – Дряхлая старуха – снова юная девушка. Тот, чей облик преображен, и кто избежал коварства жизни, обретает славное звание Истинного Человека…

Хорошо сказано. Красиво.

Хила встал и продолжил свой путь. По мере приближения к лесу трава становилась все гуще. Начали попадаться кусты. Их корявые, покрытые бородавчатыми наростами ветви и сморщенные коричневые листья не подходили под описание растений, произрастающих в земном раю, но Хилу такие мелочи не волновали. Древние китайские мудрецы были склонны приукрашать прозу жизни, ничуть не заботясь о том, что могут ввести простых людей в заблуждение. И к тому же, красота – понятие относительное.

На подходе к лесу Хила не смог сдержать нетерпения – оставил размышления на потом и побежал. Тут же споткнулся о какую-то корягу, бухнулся в траву.

– О, черт…

Хила сел. Потер ушибленное колено. Сам виноват. Нечего вести себя, как мальчишка, которого поманили конфеткой. Надо быть осмотрительнее. Траву цзи он пока не добыл, эликсир не изготовил, а потому калечиться рано.

Хила нахмурился. Пока он падал и вставал, что-то изменилось. Лес? Нет. Он выглядел по-прежнему. Засохшие, лишенные коры сосны и новые деревья – приземистые, режущие глаз своей неестественно яркой зеленью. Небо? С ним тоже все в порядке. Серые тучи, мутное пятно солнца – все, как обычно. В чем же тогда дело? Хила взглянул на компас. Стрелка его бешено вертелась, не желая указывать стороны света. Ничего удивительного. Этого следовало ожидать. В таком месте созданные руками человека приборы не работали. И не должны были работать. Но не компас волновал Хилу.

Озарение пришло, когда Хила догадался закрыть глаза. Он сразу понял – причина беспокойства не в визуальных ощущениях. Звуки. Точнее, всего один звук. Какое-то монотонное гудение.

Хиле было под шестьдесят, но он хорошо помнил дедовскую пасеку и гудение клубящегося над клевером роя пчел. Очень похожий звук он слышал сейчас. Вот только откуда здесь взяться пчелам?

Хила открыл глаза и окаменел. Дед шел ему навстречу. Крепкий старикан с окладистой седой бородой, в своей неизменной клетчатой сорочке. Пчелиный рой окружал его голову, как нимб, и излучал голубоватый свет. Такими же были глаза деда – в них словно вмонтировали лампочки от елочных гирлянд.

Замешательство Хилы длилось недолго. Дед умер еще до Катаклизма, но в местности, где растет трава цзи, понятия жизни и смерти теряют всякий смысл. Немощный старик – снова пылкий юноша… Мертвец – опять живой!

Под усиливающееся гудение пчелиного роя Хила двинулся навстречу деду, уверенный в том, что старик – посланник высших сил. Он сообщит что-то очень важное или станет проводником.

Чаяния Хилы не оправдались. Когда его и деда разделял всего лишь десяток метров, призрак окутался голубым свечением и растворился в нем. Голубой столб распался на отдельные фрагменты, которые окружили Хилу. Гудение сменилось потрескиванием. Автомат соскользнул с плеча и упал в траву, но Хила этого даже не заметил. Он шел к лесу неверной походкой пьяного человека. Когда оказался среди деревьев, с удивлением осмотрелся. Вспомнить, зачем сюда пришел, Хила так и не смог, но упорно, с маниакальной настойчивостью продолжал двигаться вперед.

И вот деревья расступились, впустив человека на странную поляну. Хила окаменел. Он никогда не видел такой красоты. Даже все прелести Жуковки, резиденции нового фараона, меркли перед этой поляной. Все здесь расцветало всевозможными оттенками ультрамарина – стволы невиданных деревьев, их листья, трава… Над ней порхали полупрозрачные голубые бабочки. Одна из них села Хиле на плечо. Он все вспомнил. Трава цзи. Вот то, что ему нужно.

– Сними противогаз, человек. Он здесь ни к чему. Лишь мешает вдыхать чудные ароматы этого места. Сними же, сними…

Бабочка, само собой, разговаривать не могла. Этот голос, нежный, бархатистый и бесполый звучал в голове Хилы. С ним говорила Поляна. Хила ни секунды не раздумывал – с омерзением сорвал противогаз и швырнул его в траву.

Выглядел он намного младше своего возраста. Сказывались постоянная забота о собственном здоровье и рублевский быт, который позволял довести эту заботу до совершенства. Брить голову Хила начал давно – как только заметил залысины. Благодаря этому и тщательному уходу за кожей лица теперь он походил на стареющего, но все еще не покинувшего сцену артиста. Узкое, с подвижными чертами лицо, тонкие, аристократического очертания губы, прямой победительный нос с чувственными ноздрями и умные серые глаза дополняла академическая бородка клинышком.

Хила проследил за упавшим противогазом. Падая, он поднял облачка голубой пыльцы. Да, Поляна права. Ароматы здесь, действительно чудные. Какая-то странная смесь шампанского «Дом Периньон», которое так ценили рублевские небожители, и засушенных цветков лаванды. Запах рая, запах Острова Блаженных.

Хила улыбнулся. Он достиг своей цели. У его ног – трава цзи. Он и не мечтал, что ее будет так много. Сейчас надо просто набить рюкзак, а уж потом, если удастся изготовить эликсир, он уговорит Рамзеса снарядить еще одну, хорошо оснащенную экспедицию.

Мысль о том, что появится возможность готовить целые бочки эликсира бессмертия, так развеселила Хилу, что он звонко рассмеялся.

Метнулись в разные стороны испуганные бабочки. Хила наклонился, чтобы сорвать первый пучок травы, но тут Поляна вновь заговорила с ним. На этот раз в голосе этом отчетливо звучали нотки насмешки.

– Ты естествоиспытатель или портянка?

– Что?!

– А уши на что, лапшу вешать? Ты уверен, что эта голубая хрень – действительно трава цзи?

– Что?! – пораженный грубым тоном невидимого собеседника, Хила оглядывался по сторонам. – Как?

– Каком кверху! И ты еще называешь себя целителем! Шарлатан и трус! Любой уважающий себя естествоиспытатель сначала проверит свое творение на себе. А вдруг как эта травка окажется ядовитой? Нетушки. Без испытания – никак.

– Но я не могу изготовить эликсир прямо здесь!

– Зато здесь можно начать, а закончить потом. Нечего таращиться по сторонам! Вспомни настоящих ученых, которые были готовы пожертвовать жизнью во имя науки, и приступай! Бери пример с изобретателя противогаза Зелинского. Это парень испытал свое детище на себе, совершив поистине научный подвиг! А Джонас Солк и его прививки против полиомиелита? А Гордон Гисбрихт и его опыты с пониженными температурами? Я уж не говорю о докторе Джекиле, мать твою через коромысло!

Невидимый собеседник Хилы говорил все громче, пока не перешел на визг. Визг сменился завыванием, а оно, в свою очередь – надрывным гудением. Хила прикрыл уши ладонями, но поскольку звук исходил не извне, а бился внутри мозга, толку от таких телодвижений было немного. Казалось, еще немного, и череп лопнет, а мозги стекут в голубую траву.

– Я согласен! – завопил Хила. – Согласен, черт бы тебя побрал! Только заткнись!

Тишина окутала поляну так внезапно, что показалась Хиле более громкой, чем недавнее гудение. Он тряхнул головой.

– Я согласен… Не делай так больше.

– Согласен? На что?

– Быть как они…

– Пожертвовать собой во имя науки?

– Да…

Хила не замечал струйки слюны, которая стекала у него из левого уголка рта и останавливала свой бег в бородке.

– Ну, так чего же мы ждем? Экспериментируй!

– Я… Я не знаю с чего начать.

– У тебя есть трава цзи, – голос Поляны сделался вкрадчивым. – С помощью ее ты можешь, например, отрастить себе крылья и стать похожим на ангела, но… Согласись – это будет смешно и нелепо.

– Да уж.

– Предлагаю другой вариант. Может быть, он покажется тебе чересчур кровожадным… Ты ведь слыхал про аутотомию и регенерацию?

– Ящерица…

– А ты чем хуже? Отрежь какую-нибудь из частей тела, а потом воспользуйся этой чудной травкой для регенерации.

– Как это – отрезать?..

– Если трусишь – я пойму. Никто тебя не принуждает. Убирайся отсюда к чертовой матери и не рассчитывай больше отыскать Остров Блаженных.

В голове Хилы все смешалось. Трава цзи, странный голос, крылья ангела, отрезанные конечности, регенерация… Он сел, поднес к глазам руки, потом уронил их на колени и осмотрел ноги. Регенерация. Возможно ли это?

Когда Хила оторвался от созерцания собственных конечностей и вновь пробежался взглядом по поляне, то вдруг понял – возможно всё. На то он рай, чтобы в нем сбывалось даже невозможное. Надо лишь поверить в чудо, и оно свершится.

Рука Хилы скользнула по бедру, ладонь сомкнулась на рукояти десантного ножа. Итак, с чего начать? Левая рука? Странно, но руки почему-то было жалко. Даже несмотря на то, что трава цзи позволит отрастить новую. Хила, наконец, принял решение. Выдернул нож из чехла и, крякнув, воткнул лезвие в правую ногу чуть ниже колена. Прорезиненная ткань поддалась легко, верхний слой плоти – тоже. А потом лезвие уперлось в кость.

Хила зарычал. Не столько от боли, сколько от ярости. Почему-то решил, что с правой ногой будет справиться легче и принялся кромсать ее. Чем хуже получалось, тем в большее неистовство приходил Хила.