Глава 1

Пять лет назад.

Марина.

Беременна.

Никаких сомнений в том, что я беременна, ведь помимо пластикового теста, сжатого в моих подрагивающих пальцах, у меня теперь есть результаты анализов из лаборатории.

Никакой ошибки, и все «звоночки», тревожившие меня последний месяц, оказались не ложной надеждой, а шокирующей и немного неуместной реальностью.

Неуместной не потому, что я не хочу детей – напротив, я всегда мечтала о малыше. Но Демид просил повременить, дать ему сейчас возможность сосредоточиться на бизнесе, ведь у нас только-только стало всё получаться.

– Давай сначала встанем на ноги, Мари. Купим дом. А потом заведём детей, сколько захочешь. – Слова мужа всплывают звоном в ушах.

Демид, переживший сложное и голодное детство, очень остро относится к стабильности. Он вечно повторяет, что не может позволить себе стать тем, кто не обеспечит своей семье хотя бы самое необходимое – крышу над головой, постоянный доход и уверенность в завтрашнем дне.

Он грезит милым домиком у озера. Чтобы наш ребёнок бегал босиком по траве и слушал пение птиц, а не гул машин за окном. Чтобы мы могли дать малышу всё, о чём только можно мечтать.

А теперь он в Дубае, на другом конце света, а я тут, с тестом в руке и комом в горле.

Как ему сообщить эту новость? Подождать пока вернётся, или написать сейчас?

На автомате глажу большим пальцем гладкий пластик теста. Отстранённо думаю о том, что со вчерашнего вечера от Демида не было весточки.

На него не похоже.

Обычно он докладывает мне о каждой мелочи. Рассказывает, чем завтракал, куда ходил, с кем встретился. Присылает фотографии заката и лазурного моря, на которое выходят панорамные окна его номера. Шлёт целую тонну глупых смайликов. Жалуется на то, как ему жарко, и как сильно он скучает по мне.

Он всегда находит повод написать и поделиться моментами, которые, казалось бы, ничего не значат, но делают его ближе, несмотря на сотни километром, разделяющих нас.

А сегодня – тишина.

Странно…

Глажу живот сквозь тонкую ткань футболки, словно могу почувствовать крошечную жизнь внутри уже сейчас.

Страх борется с нежностью.

Что, если он расстроится? Что, если скажет, что я испортила наши планы? Что подвела его?

Нет, не скажет.

Демид – моя крепость. Я ни в ком так не уверена, как в этом мужчине. Он надёжный, как скала, и непробиваемый, как сталь. Он всегда рядом, и это чувство безопасности в его присутствии невозможно спутать с чем-то ещё. Я знаю, что он будет со мной, даже если весь мир рухнет. Он никогда не подведёт.

В дверь настойчиво звонят, и сердечко моё, опережая мысли, радостно подскакивает, решив, что вернулся Демид.

Но это не он. Конечно, не он.

Откладываю тест на край стола и иду открывать.

Тяжёлая дверь распахивается, на пороге появляется Валентина Николаевна, моя свекровь. Стройная, статная, в безупречном пальто, с выражением бесконечной снисходительности на лице. Тяжёлый взгляд скользит по мне с головы до ног.

– Мариночка, солнышко моё! – Улыбается свекровь, как на вручении премии за лучшую роль. – Ну что, опять дома одна кукуешь?

Она жеманно смеётся, оттесняет меня в сторону и запархивает внутрь, как хозяйка квартиры. Едва успеваю отступить назад, пропуская её.

Валентина Николаевна обдаёт меня волной своих любимых духов – дорогих, удушливых и тяжёлых, как и само её присутствие.

Она быстро оглядывает квартиру цепким взглядом. Снимает пальто, вешает на крючок, который держится на честном слове.

– Валентина Николаевна, туда не…

Крючок, ожидаемо, отваливается от стены под весом пальто.

– Ой, извини. У тебя тут всё такое… Хлипенькое и ненадёжное, – поджимает тонкие губы свекровь.

Тепло, радость, трепет – всё, что жило во мне мгновение назад, исчезает, смытое её визитом.

– Демид обещал починить, когда вернётся.

– Я тебя умоляю, Мариночка! Демид в жизни ничего не чинил.

Никак не комментирую.

У Демида руки откуда надо растут. И для любимой женщины он хоть дом этими самыми руками построит без посторонней помощи. Но свекрови проще думать, что её сын в свои тридцать – несамостоятелен и нуждается в её неусыпном надзоре.

Демид бесится, когда она вот так, без приглашения, вторгается в нашу жизнь. Даже хорошо, что его сейчас дома нет.

Валентина Николаевна проходит и оглядывает квартиру с омерзительно притворной улыбкой.

– Ох, Мариночка, у тебя опять срач…

Оглядываюсь тоже. Вполне прилично всё. Да, полы я каждый день не драю, и окна раз в неделю не намываю, что едва ли не смертный грех по мнению свекрови.

– Я весь день работала.

– Ой, ну ты что? Совсем уже с этой работой замоталась. Бедная девочка. Такой страшный беспорядок, – свекровь подходит чуть ближе, прищуривается. – У тебя расстроенный вид. Что-то случилось? Неужели ты уже в курсе?

– Я в порядке. В курсе чего?

– Не ври мне, милая. Я же мать – всё вижу, всё чувствую! – Она кладёт холодную ладонь мне на лоб. – Или, может, ты заболела?

Отступаю.

– В курсе чего я, Валентина Николаевна?

– Ох, деточка, это такое несчастье для нашей семьи… – Трагично вздыхает Валентина Николаевна, тут же принюхивается и брезгливо морщит нос. – А чем это у тебя так неприятно пахнет?

Принюхиваюсь тоже.

– Ничем, вроде.

– Неужели ты опять пыталась готовить те свои фирменные котлеты? Мариночка, я ведь сотню раз предлагала тебе взять у меня пару уроков по кулинарии.

Да, только вот от еды Валентины Николаевны, изобилующей жиром и специями, нас с Демидом потом мучает изжога весь вечер.

– Мариночка, чаем угостишь? – Валентина Николаевна, словно танк, прётся на кухню.

Следую за ней.

– Марина! – Шепчет свекровь и медленно оборачивается ко мне, сжимая в пальцах тест. – Это что такое, Марина?

– Отдайте! – Выхватываю. – Вы понимаете, что это негигиенично?

– У меня просто нет слов! От радости… Это… Это ребёнок Демида?

– Мне сейчас стоит оскорбиться? – Вздёргиваю бровь.

– И правда, глупости болтаю… Он знает?

– Нет ещё.

– Ох, милая, – на лице свекрови расплывается выражение такой напускной жалости, что меня передёргивает.

– Вам что-то нужно? Зачем вы пришли?

– Мариночка, я вообще-то действительно зашла по делу. Увидела твою машину во дворе, подумала – дай зайду, поддержу девочку…

Она делает паузу.

Тревожную, натянутую.

И что-то в её лице подсказывает мне: хорошего ждать не стоит.

– Валентина Николаевна, что происходит?

Она хлопает ресницами, наклоняя голову чуть набок, как добрая тётушка.

– Бедная моя девочка… Лучше присядь, Мариночка. Я не знала, как тебе сказать. Но теперь уж… Теперь вижу, что это просто необходимо.

Я сажусь. Сил стоять сейчас действительно нет, они все съедены тревогой.

Валентина Николаевна аккуратно стряхивает невидимую пылинку с подола своего платья.

– Дело в Демиде…