Наверное, все, что есть в нашей жизни – это ощущения.

Это то, что окружает нас, обвивает и заставляет дышать. Это самое ценное и самое ужасное и сильное, что есть у нас.

Наверное, это одна из тех самых вещей, которой мы безраздельно обладаем, но не можем управлять.

А тем, чем мы не можем управлять, надо наслаждаться.

Фотограф Ольга Дрило

Фотограф Татьяна Савостеенко

Фотограф Сергей Абрикосов

© Саша Тукьянов, 2017

© Ольга Дрило, фотографии, 2017

© Татьяна Савостеенко, фотографии, 2017

© Сергей Абрикосов, фотографии, 2017

ISBN 978-5-4485-2802-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Ситуация

 
Ты появилась резко, ниоткуда.
Обои белые и черная посуда,
Хрущёвка, вой из форточки и подоконник снежный.
И дикая, трясущаяся в пальцах нежность.
 
 
А после – пустота. Не гладят пальцы нос, не любят профиль.
Мне на губах остался едкий привкус кофе
И осознание: не жди, не ной, чёрт, надоело.
Я обнимаю чужое, чужое… чужое тело.
 
 
О чем с ней можно только говорить?
«Скучаю. Ненавижу. Рвусь звонить.
Поцеловать, убить бы самолично.
Ты мне совсем, до жути безразлична.
 
 
Люблю. Нет никого, с кем мне так нравилось дышать.
Ударить бы. Обнять. Молчать в плечо. Орать.
Твои «мне замуж» отослать ко всем чертям
Но… счастья, солнышко. Пора забыть тебя моим когтям.»
 

Пепелище

 
Cохрани меня от моей беды,
Планов на нежизнь и месть.
Сохрани меня от дурной молвы,
Спрячь растущий эгоизм и лесть.
Унеси от тех, кто калечит свет,
Кто растит клыки для плохих речей.
Преврати небольшой мой остаток лет
В нечто большее, чем переход ночей.
 
 
Разряди во мне сотни тысяч вольт,
Чтобы все умершее ожило.
Разряди в меня заржавевший кольт,
Чтобы бурю мглой растревожило,
Понесло, повезло в дикий хор из слов,
Разряди мой разум от серых дней.
Во мне спят стаи диких степных волков,
Я полна от проросших в душе корней.
 
 
Защити от тех, с кем не суждено,
Кто мне травит кровь и сжигает память.
Во мне все почти уничтожено.
Пепелище в глазах понеслось ветрами.
 

Прохожая
(в соавторстве с Темным)

 
Полость, снова чужая ротовая полость.
Как будто в моей мне не жилось.
Я будто поезд, будто дизельный поезд.
И ни с одной пассажиркой что-то не срослось.
 
 
На моих сиденьях тысячи оставляли насечки,
И каждая уже думала, что я с ней повенчан.
Царапины в виде сердечек – царапины на сердечке.
Я забирал свои вещи до следующей встречной.
 
 
Давай не будем тревожить прошлое, я ведь не первый тоже.
На наши поезда всегда хороший спрос.
Давай не будем врать, ведь мы просто прохожие,
И наш сегодняшний поезд идёт под откос.
 
 
Да, и, кажется, опять очередная прохожая.
Пошла, каблуками стуча, по тропе, мной исхоженной.
Хотя ходить здесь никому, кроме меня и не положено
Плевать, ведь это просто тень из перечеркнутого прошлого.
 
 
И почему прохожая идёт, а не навечная?
И сколько можно? Их конвейер бесконечный?
Легко забыть, как она обняла меня за плечи.
И снова пусть в стакан нальется что покрепче.
 
 
Пускай проходят мимо, их быстро забываю.
И вроде больно было пару дней назад, но не скучаю.
Опять сижу и с новой говорю по телефону с зелёным чаем.
Но и её потом в толпе не различаю.
 
 
Прохожие, ну где же здесь Она?
Что с буквы О огромной пишется, и в снах
Ко мне приходит? В пламенных речах?
Навечная, найдись же… Я зачах…
 

Крейзи

 
Быть с дикими, знаешь ли,
Небезопасно.
Они не умеют любить по шаблонам.
Бывают у них вспышки гнева
И страсти,
Плюют с колокольни на жизни законы.
 
 
Быть с волком, поверь,
Непростая задача.
От них не увидишь слюней ты ванильных.
Они любят так, что доходит до сердца,
По-волчьи – больно,
По-волчьи – сильно.
 
 
Ведь зверь-человек, он, ты знаешь,
Стервозен,
Но очень, до крика привязан надеждой,
Он предан тебе до последнего вздоха,
По-волчьи – грубо,
По-волчьи – нежно.
 
 
Быть с волком, пойми,
Нефиговое дело.
У них есть клыки, они ими кусают.
Они за тебя разорвут небосводы,
По-волчьи – злятся,
По-волчьи – прощают.
 
 
Быть с дикими, в общем-то,
Очень спокойно.
Они забираются в самую душу
И будут с ней тихо беседовать ночью,
По-волчьи – молчать,
По-волчьи – слушать.
 
 
Быть волком, пожалуй,
Не так уж и плохо,
Не врать, не лукавить тебе никогда.
Не стоит от громких фраз ахать и охать.
Зачем мне надолго?
Давай навсегда…
 

Человек

 
я приставляю тебе к виску пистолет.
все происходит в режиме русской рулетки.
ты подставляешь висок, говоришь мне «привет…».
во мне всё хорошее убито либо сидит в клетке.
 
 
я забиваю тебе в грудь длинные толстые гвозди.
я отрезаю тебе волосы, делая похожей на калек.
а ты зачем-то любишь мои больные пустые кости
обтянутые кожей и называющиеся «человек».
 
 
я закрываю тебе рот, когда не хочу слушать.
я вырываю тебе глаза и разбиваю их об пол.
а ты не можешь искать того, кто будет лучше,
хотя он, несомненно, тебя давно нашел.
 
 
я забираю тебя себе в объятия, в грубейшие тиски.
я понимаю, что детали душ опять не сходятся.
ты говоришь об этом, сжав ладонями виски:
«наверное, поэтому все люди и разводятся».
 

Письмо

 
Осень подождёт, а ты останься
В моих неупокоенных глазах,
По небу пусть летят не убаюканные птицы
Твоих, моих надежд. И крыльев взмах
 
 
Опять кладу неровно и плаксиво,
Я не герой, но ты – моя невеста навсегда.
Опять летят не убаюканные птицы,
Опять стекает по ветру слеза.
 
 
И ты вперёд, вперёд летишь неслышно,
Мне оставляя эту канитель
О тех, кто приходил к тебе, а после
Грел дом твой, может быть, грел и постель.
 
 
И вновь летят эти замученные птицы,
Мне на бумаге оставляя перьев капли
И ты летишь, и все в округе лица
Стекают, и ты счастлива, не так ли?
 
 
Ты убегай, я вновь приду неслышно
И ты поймёшь, что всё меня ждала.
Иначе б не заснули убаюканные птицы,
Иначе бы не высохла та капелька-слеза.
 
 
А я приду, и ты откроешь двери,
Встречая прошлое, что приплелось со мной.
 

Конец ознакомительного фрагмента.