Глава 1.

«На улице Лейк-Шор-Драйв разгорелся настоящий ужас. Ранним утром было найдено обезглавленное тело местным жителем, мистером Ламбертом, который выгуливал свою собаку по набережной…далее»

Дальше в посте – всего одна фотография, и я, застыв от ужаса, не могу оторвать от нее взгляд. Под мягкими лучами восходящего солнца обезглавленный труп выглядит как зловещий арт-объект, выставленный на всеобщее обозрение. Рядом с телом стоит пляжный зонт, а на месте головы лежит широкополая шляпа, пропитанная кровью. Если бы не кровавые следы на песке, можно было бы подумать, что это просто отдыхающий мужчина, решивший вздремнуть у воды. Но нет – это настоящий труп, лишенный головы. От вида крови у меня подкатывает тошнота, я швыряю телефон на кровать и, оцепенев, смотрю в потолок.

Каждое утро я начинаю с того, что проверяю местные новости в соцсетях. Прокручиваю ленту, иногда останавливаюсь на научных статьях, которые мне рекомендуют, или заглядываю в медицинские разделы, напоминая себе, кем я могла бы стать, если бы не бросила университет. Но чаще всего я открываю страницу старшего брата. На его профиле всего одна фотография: хмурый Уильям нежно обнимает своего питбуля Максимилиана. За их спинами – наш родительский дом, словно хранилище воспоминаний, где когда-то царили смех и радость, а теперь остались лишь печаль и обиды. Уильям был не просто братом – он был моим лучшим другом, опорой и поддержкой. Но кто бы мог подумать, что в самый трудный момент, когда мне так нужна была его помощь, он станет первым, кто отвернется от меня?

Когда слезы подступают к горлу, а грудь сжимается от тоски, я закрываю его страницу и встаю с кровати. Холодный душ помогает собраться с мыслями и настроиться на новый день. Потом я выхожу на кухню, сажусь за стол и завтракаю в одиночестве – хлопья с молоком, как всегда. После завтрака возвращаюсь в комнату, одеваюсь, собираю сумку, обуваюсь и выхожу на работу. Кофейня «С Любовью от Алисы» находится прямо напротив моего дома. И так каждое утро. Ничего страшного. Никаких обезглавленных трупов.

Господи…

В моем городе убили человека.

Целого человека, блин! Ну, точнее, он был целым, пока какой-то аморальный урод не… отрубил ему голову? Или как это вообще происходит? Только так можно лишить человека головы, верно? Или есть другие способы, о которых я не знаю? Бензопила? Я морщусь, представляя, как по Чикаго разгуливает Томас Сойер с бензопилой в руках, высматривая жертв. Тогда, наверное, есть и другие способы, потому что в Чикагского Майкла Майерса с кухонным ножом как-то не верится. Мачете? Я мысленно стону, пытаясь избавиться от образа Чикагского маньяка, размахивающего мачете.

Господи, о чем я вообще думаю?

Если произошло убийство, это еще не значит, что в городе завелся убийца. Может, это случайность? Несчастный случай? Самоубийство? Хотя… как человек может сам себе отрезать голову? Или, может, голова сама отпала от туловища… А вот это уже перебор, Лилиан.

Я пытаюсь вдохнуть, но одеяло, словно тяжелый мешок с песком, вжимает меня в матрас, выдавливая из легких последние остатки воздуха. Когда дышать становится совсем нечем, я с резким движением сбрасываю это чертово покрывало и сажусь посреди кровати, подтянув ноги к груди. Пальцы нервно впиваются в растрепанные волосы, а в голове никак не укладывается, как кто-то мог так жестоко обойтись с человеческой жизнью.

Раньше я читала новости о перестрелках между местными бандами или о трупах с ножевыми ранениями, но никогда не придавала этому особого значения. Однако обезглавленное тело… Это не просто поражает меня – это вызывает странное, глубинное удивление. Кажется, что такой труп, лишенный головы, выбивается из привычного порядка вещей, даже в нашем жестоком мире. Внутри меня пробегает легкий трепет; это нечто большее, чем просто очередное проявление насилия.

И еще один вопрос не дает мне покоя: откуда в мае на набережной взялся пляжный зонт и женская шляпа? Ведь по одежде убитого явно видно, что это мужчина. Что это за странная сцена? Кто-то специально все так обставил? Или это просто совпадение? Мысли путаются, а в голове крутится одна и та же картина: зонт, шляпа, тело… и отсутствующая голова.

Тишину нарушает звонок телефона.

Вздрогнув от неожиданности, я поднимаю голову с колен и тянусь за телефоном, все еще не до конца осознавая, что происходит. На экране горит имя моего начальника, и я спешу ответить.

– Генри, доброе утро! – восклицаю я, вскакивая с кровати. Босиком, перепрыгивая через разбросанную обувь, я выбегаю из комнаты на кухню, не обращая внимания на беспорядок и пульсирующую головную боль.

– Ох, дочка, что же это творится… – обычно басистый голос Генри звучит печально, в нем чувствуется тяжесть и горечь, которых мне бы хотелось избежать.

Он видел новости. Зная Генри, можно с уверенностью сказать, что он узнал гораздо больше меня от своего лучшего друга Патрика, местного полицейского. И сейчас эти знания терзают его больное сердце. Генри – сердечник, но при этом самый добрый и мудрый человек на свете. Если бы не его забота и поддержка, я даже представить не могу, какой была бы моя жизнь.

– Ты знаешь, что произошло? – спрашивает он.

От его сдавленного голоса в груди заныло. Каждый день я прошу его не волноваться, но он лишь отмахивается, считая, что больное сердце – это просто временное недомогание. Я облокачиваюсь на столешницу и нервно тру лицо свободной рукой. Вид недоеденной с вечера пиццы на столе вызывает тошноту. Я спешу отвести взгляд, опасаясь, что меня может стошнить прямо на пол кухни.

– Да, я… – осекаюсь и тяжело вздыхаю. Мне все еще трудно осознать произошедшее. Обезглавленный труп. Что могло привести к такому ужасному преступлению? Я не знаю и не уверена, что хочу знать. Но меня беспокоит другое, и я спрашиваю: – Генри, что известно об этом Патрику? Полиция уже нашла убийцу?

В трубке слышится судорожное дыхание и шум, словно Генри находится на улице.

– К сожалению, доченька, – его голос звучит хрипло и обреченно, – убийцу не нашли. Патрик говорит, что на месте преступления нет никаких следов. Нет улик, и все.

Я прикрываю глаза и сжимаю переносицу. Все кажется каким-то абсурдом.

– Генри, не нервничай, – пытаюсь успокоить его и себя. – Давай поговорим на работе, а то я снова опоздаю в кофейню.

Он говорит, что немного задержится в городе, и мы обязательно все обсудим, когда он приедет. Я кладу телефон на столешницу и начинаю искать таблетки от головной боли. Нахожу их на прикроватной тумбочке в спальне, рядом с полным стаканом воды. Я удивляюсь, потому что не помню, как оставляла их здесь. Надо бы послушать Генри и бросить пить. Я дошла до такой степени, что теряю память даже от пары бутылок пива.

В душе меня встречает привычная ледяная вода. Мыльная пена стекает по телу, а запах освежающего геля для душа слегка снимает раздражение после бессонной ночи. Но слова Генри все еще крутятся в голове.

Нет улик?

Как такое возможно? Кому-то отрубили голову, а следов преступления не осталось? Учитывая жестокость такого акта, следы, казалось бы, должны быть повсюду: физические доказательства, показания свидетелей, записи с камер наблюдения… Но, как ни парадоксально, иногда преступления тщательно планируются, и их исполнители уходят так чисто, что даже самые опытные детективы оказываются в тупике. Это говорит о том, что убийца был не только хладнокровен, но и умен. Будь он персонажем фильма ужасов, я бы, наверное, даже восхитилась его мастерством.

Закрываю кран и выхожу из ванной, обернув волосы мягким махровым полотенцем, которое висело на спинке дивана. В спальне – привычный беспорядок. С полотенцем на голове подхожу к шкафу-купе, снимаю с вешалки белую футболку и бросаю ее на кровать. Затем достаю джинсы. С нижней полки я беру чистое белье и одеваюсь, полная решимости начать новый день.

Я стараюсь не думать об этом странном убийстве, потому что это бессмысленно. Допустим, преступление было совершено ночью, а тело обнаружили на рассвете. Логично предположить, что у правоохранительных органов не было достаточно времени, чтобы собрать все необходимые доказательства. Поэтому я не хочу строить догадки об убийце, которого, возможно, и не существует. Я не могу переживать из-за одного трупа, когда в мире каждый день умирают сотни тысяч людей. Лучше я сосредоточусь на себе и работе и избавлюсь от лишних мыслей.

Но как бы я ни пыталась делать вид, что меня это не волнует, чувствую, как внутри меня медленно, но верно зарождается тревога.