Пролог

Город не спал. Он никогда не спал. Даже ночью его улицы были залиты мягким белым светом – не от луны, которая здесь была лишь бледной проекцией на куполе неба, а от сенсорных ламп и экранированных фасадов. Свет не грел и не пугал. Он просто был. Как всё в этом мире.

На высоте восьмидесяти этажей бесшумно парил дрон – гладкий, вытянутый, с алыми линзами-сканерами, словно насекомое, потерявшее связь с природой, но не с алгоритмом. Под ним текла река людей: стройные ряды, синхронные движения, отточенные взгляды вперёд. Город жил в идеальной симфонии под управлением корпорации «ЗАСЛОН», и любой фальшивый аккорд сразу ощущался как шум.

Каждый человек имел свою маршрутную сетку, прописанную в бионической линзе, встроенной в левый глаз. Линза не только направляла, но и чувствовала: температуру тела, пульс, уровень тревожности, агрессии, эйфории. Всё, что нужно, чтобы остаться в рамках психоэмоционального протокола поведения. Нарушение означало перерасход – а перерасход требовал вмешательства.

В этом мире никто больше не кричал.

Зачем, если чувства можно приглушить?

Рядом с главным куполом города висела голограмма – сияющая, красивая, размером с многоэтажку. Молодая женщина с ребёнком на руках смотрела в небо, и её лицо излучало умиротворённую радость. Надпись мягко пульсировала под изображением:

"ЗАСЛОН – ваш щит и завтрашний день. Доверьтесь нам."

Внизу, на уровне улицы, в одной из обучающих капсул, шёл утренний блок развития будущего поколения. Детская школа киберсоциализации. Без парт. Без книг. Каждый ребёнок – в индивидуальной кабине с тактильной нейросеткой, связанной с интерфейсом ИИ-куратора. Они обучались прямо в мозг: коды, команды, моделирование, работа с дронами, имитации социальных ситуаций.

Голос куратора был идеально ровным – ни интонации, ни паузы, ни слова лишнего.

– Уровень выполнения задания: 87%. Продолжить моделирование эмоциональной сдержанности в конфликтной ситуации. Предложенный стимул: отказ в доступе к объекту симпатии. Реакция?

– Принять. Обработать. Подавить, – монотонно ответил мальчик лет семи.

– Корректно. Ты хороший гражданин. Следующее: симуляция потери родителя.

Он замер.

– Можно… я не хочу делать это?

Пауза. Система проанализировала биоритмы. Повышение уровня тревоги.

– Твоё желание не совпадает с программой. Не сопротивляйся. Это часть взросления. Выполняй.

Над школой завис дрон, и сканеры зафиксировали скачок эмоционального отклонения. Информация автоматически передалась в центральную систему.

В это же самое утро, в старом районе города, где здания ещё не были закованы в глянец стеклянных панелей, где на стенах всё ещё сохранялись трещины времени, и в щелях между плитами жила настоящая плесень, человек закричал.

– Люди! Остановитесь! Вы что, не видите?! – голос, сорванный, надтреснутый, раскатился по улице, как удар молота по стеклу.

Он стоял на пересечении двух пешеходных магистралей, распахнув руки, словно заграждая путь. Его лицо было искажено: в нём кипела смесь ужаса, решимости и чего-то дикого – дикого в контексте этого нового мира, где эмоции были отрегулированы, как звук в динамике.

Толпа, привычно текшая по маршрутам, сбавила шаг. Некоторые прохожие замерли, но не от страха – от анализа. Их взгляды были пустыми, словно в них отражалась реклама: никто не закричал, никто не испугался. Все – безмолвные, чистые, вежливые оболочки, у которых уже давно изъяли способность к импульсу. Оценив происходящее как "нестандартную активность", они мягко расступились, уступая дорогу… хаосу.

Мужчина продолжал кричать:

– Вы что, не живые?! Вы даже не моргаете! Кто вы теперь, а?! Машины?! Болванки?! – он ударил кулаком в ближайший экран, тот вспыхнул, искажённо мигнул, а затем погас.

Именно в этот момент дроны взлетели.

Из ближайших антенн вынырнули трое – гладкие, почти беззвучные, с размахом крыльев, будто у гигантских птиц, но лишённых всего птичьего. Они зависли в воздухе, точные, как хирургические инструменты. Сканеры осветили площадь.

– Объект: гражданин 417-ОПМ.

– Статус: неподключённый.

– Имплант: отсутствует. Фильтр: не установлен.

– Поведение: агрессивно-деструктивное.

– Угроза: потенциальная.

– Цель: локализация. Перехват. Удаление всплеска.

Мужчина обернулся. Лицо его побелело, но в глазах – ни капли покорности. Он сорвался с места и побежал.

Он мчался по улочкам, будто в каждом шаге пульсировало проклятие эпохи. Под ботинками – лужи неочищенной воды, странный, влажный запах, который не мог быть синтетическим: здесь, внизу, всё ещё пахло настоящим. Стены были покрыты облупившейся краской, граффити, которое никто не считывал. Здесь система не держала полный контроль. Ещё нет.

Толпа расступалась перед ним в безмолвии. Он врезался в людей, сбивал, кричал, дышал, плакал – и всё это было непредусмотренным. А значит, опасным.

За его спиной раздался визг воздуха – один из дронов перешёл в преследующий режим. Второй осветил переулок лазерной сеткой, перекрывая пути. Третий вышел на перехват – но мужчина знал, куда бежать.

Он нырнул в подворотню, сорвал с петли старую решётку и ввалился в заброшенный спуск. Его плечи хлестнула пыль, колени ободрались о ступени. Ни сигналов. Ни света. Ни сетей. Это была мёртвая зона – таких почти не осталось.

Он осветил путь старым налобным фонариком. Луч выхватил куски ржавчины, металлический мусор, следы старой жизни. Вентиляция дышала глухо, в стенах свистел ветер.

Он дошёл до двери. Постучал. Один раз. Второй. Молчание.

Потом щёлкнул замок. Узкая щель. Настоящий взгляд. Живой.

– Ты привёл их? – тихо, почти шёпотом, женщина с короткими тёмными волосами.

– Они за мной. Но я ушёл. Пока.

– Быстрее. Заходи.

Внутри пахло пылью, потом, свечами и… чем-то древним. Запахом бумаги. Запахом тела. Запахом человека.

Под потолком висели тусклые лампочки, не подключённые к сети. Кто-то играл на самодельном музыкальном устройстве – тонкая, почти невидимая мелодия. В углу подросток рисовал углём на стене.

– Это… дерево? – спросил мужчина, переводя дыхание.

– Дуб, – не оборачиваясь, ответил подросток. – Я нашёл его в старой книге. Никогда не видел. Но хочу.

– Он помнит, – сказала женщина. – Мы храним. Через нас. Мы – носители.

Мужчина опустился на ящик, дрожа от бега и волнения.

– Они скоро будут здесь. Они всё чувствуют. Я кричал. Люди… они даже не смотрели.

Женщина кивнула.

– Они не знали, на что смотреть. Они забыли, что такое тревога. И боль.

– Мы всё ещё умеем, – сказал кто-то из тени. – Вот почему им это нужно подавить.

В это же время, в небоскрёбе из стекла и металла, где воздух пах искусственным озоном, а полы были стерильнее хирургического стола, ИИ-система зафиксировала отклонение.

– Сектор 9.

– Эмоциональный кластер: нестабильный.

– Активность дронов: подтверждена.

– Обнаружено: скопление неприсоединённых.

– Запрос на подавление.

Оператор – высокая женщина в белом костюме, безупречно гладкая кожа, гладкие волосы, губы, сжатые в одну линию. Её глаза не двигались – просто фокусировались. На шее, под воротником, едва заметен след от нейроимпланта последнего поколения.

– Не трогать, – произнесла она спокойно. – Пускай бегут. Пусть чувствуют.

– Но, госпожа Маркова, это нестабильность, – проговорил специалист, нервно сканируя графики.

– Это эволюция, – ответила она. – А эволюция нуждается в поводке.

На мониторе завис кадр: мужчина, сбивший с ног равнодушную толпу; мальчик, рисующий дерево; женщина, стоящая на фоне свечи.

Сканеры зафиксировали: частота сердцебиения повышена, слёзы, дыхание нестабильное. Пульсация эмоций – за пределами нормы.

Живые.

Неподконтрольные.

Прекрасные.

Город не спал. Он видел. Он слышал. Он думал.

Но внизу, в его трещинах, среди проводов и забытого бетона, снова рождалось то, что ни одна система не могла предсказать.

Живое чувство.

А с ним – угроза.

И, возможно, надежда.

Глава 1: Пробуждение

Рассвет не принадлежал небу. Он рождался в недрах машин, в холодных алгоритмах "ЗАСЛОН-Хоум", каждое утро наполняющим гулом пространство, поднимая жалюзи и заливая комнату светом, искусственным, как само время в этом городе. Алексей лежал, не открывая глаз, прислушиваясь к звукам, которые давно стали его второй кожей: щелчок кофеварки, шелест воздуха из вентиляционных щелей, бесстрастный голос ИИ, вплетающийся в тишину:

– Доброе утро, Алексей Сергеевич. Температура за окном – плюс семь градусов. Ваш график на сегодня загружен. Рекомендую принять "эмо-фильтр" для повышения продуктивности.

Он открыл глаза, но не ответил. Зачем? Машина не ждала диалога – она управляла, предлагала, диктовала. Алексей потёр виски, чувствуя, как усталость, словно тень, цепляется за его мысли. Квартира была стерильной коробкой: белые стены, гладкие поверхности, ни пылинки, ни следа человеческой небрежности. На столе лежала бионическая линза – тонкий обруч, мерцающий голубоватым светом. Он взял её в руки, и тут же в сознании вспыхнула реклама: "Сбросьте стресс за секунду. Будьте лучшей версией себя с "эмо-фильтром" от "ЗАСЛОН"". Алексей бросил линзу обратно, словно она обожгла пальцы. Лучшая версия себя. Слова звучали как насмешка. Разве он ещё помнил, кем был до того, как мир растворился в этом технологическом сне?

За окном гудели дроны. Их крылья рассекали серую дымку мегаполиса, отбрасывая тени на бетонные джунгли. Алексей подошёл к стеклу, глядя, как один из них завис над соседним домом, сканируя улицу алым лучом. На крыше сверкала вывеска: "ЗАСЛОН – ваш щит и завтрашний день". Эти слова были повсюду – на билбордах, в новостях, в глазах людей, шагающих по тротуарам с пустыми улыбками, рождёнными "эмо-фильтрами". Импланты подавляли страх, гнев, тоску, оставляя лишь гладкую, как зеркало, покорность. Он видел их каждое утро, этих людей-машин, чья жизнь текла по рельсам, проложенным корпорацией. И он сам был частью этого – инженер в отделе бионических имплантов, чьи руки создавали будущее. Но чьё? Этот вопрос, как заноза, застрял в его душе, и с каждым днём она вгрызалась глубже.

Тихий шорох босых ног вырвал его из раздумий. Лена, его шестилетняя дочь, появилась в дверях, сжимая в руках потёртого плюшевого зайца – реликвию из мира, которого больше не существовало. Её светлые волосы растрепались после сна, а серые глаза, большие и ясные, смотрели на отца с той смесью любопытства и упрямства, всегда пробуждающее в нём одновременно радость и боль. Она забралась на стул, подтянув к себе миску с кашей, которую "ЗАСЛОН-Хоум" уже разогрел до идеальной температуры.

– Пап, почему у нас свет сам зажигается? – спросила она, ткнув ложкой в кашу, словно та была виновата в её недоумении.

Алексей сел напротив, натянув улыбку, которая далась ему тяжелее, чем он хотел признать.

– Потому что так удобнее, малыш. Машины делают всё за нас, чтобы мы могли сосредоточиться на важном.

– А мне не нравится, – Лена нахмурилась, её голос зазвенел детской уверенностью.

– Я хочу сама. Как в книжке про принцессу, где лампы зажигают свечками. Там всё настоящее.