ПРОЛОГ: ПАДЕНИЕ НЕБЕСНОГО ДВОРЦА

В начале времён небеса были единым нефритовым сводом, бескрайним и сияющим, словно зеркало, в котором отражались звезды и дыхание вечности. Под этим куполом возвышался Небесный Дворец – обитель богов, сотканная из света и мечтаний. Его шпили, острые, как клыки драконов, пронзали облака, а стены из белого жемчуга и золотого камня мерцали, будто тысячи солнц слились в одно. Ветер гудел в его коридорах, напевая древние мелодии, а водопады, струясь с потолков, падали в бассейны, где плавали карпы с чешуей из лунного света. Здесь правил Небесный Император, чья воля была законом для стихий: огня, что пылал в сердцах, воды, что текла в венах мира, ветра, что шептал тайны, земли, что держала кости времени, и металла, что резал судьбу, как меч.

Его дети, боги пяти стихий, охраняли этот порядок. Цянь Лун, повелитель ветра, чьи крылья дракона гнали облака через небеса, был первым среди них – гордый, с глазами, как грозовые тучи, и голосом, что гремел в бурях. Хуо Фэн, богиня огня, чья душа была подобна фениксу, возрождающемуся из пепла, шагала по залам Дворца в алых шелках, и каждый ее взгляд оставлял за собой искры. Шуй Юнь, бог воды, тёк по жизни плавно и тихо, его длинные волосы струились, как реки, а улыбка скрывала глубины, где таились предательства. Ту Шань, богиня земли, стояла неколебимо, ее кожа была груба, как горные скалы, а руки могли сокрушить камень одним движением. И наконец, Ци Лин, младшая из них, богиня гармонии, чья красота заставляла даже богов замирать в благоговении.

Ци Лин была не просто богиней – она была душой Небесного Дворца. Её волосы, черные, как ночь перед рассветом, струились до пола, глаза сияли, как утренние звезды, а пальцы, тонкие и изящные, касались гуцина, сотканного из облачных нитей и костей небесных зверей. Этот инструмент, Пять Божественных Струн, был даром Императора, и каждая струна звенела своей стихией: ветер пел о свободе, огонь гудел страстью, вода шептала покой, земля держала ритм, а металл резал воздух, как клинок. Когда Ци Лин играла, мир слушал. Горы склонялись к ее мелодиям, реки текли в такт, а звёзды мигали, словно подпевая. Даже боги, гордые и непреклонные, садились у ее ног, завороженные Песнью Небес, что связывала их силы в единое целое.

Но гармония, как тонкий шёлк, рвется под тяжестью зависти. Цянь Лун, чья душа жаждала простора, начал шептаться с ветрами, спрашивая, почему он должен делить небеса с другими. Хуо Фэн, чье пламя не знало границ, смотрела на Ци Лин с презрением, видя в ее музыке цепи, что сковывали ее огонь. Шуй Юнь, скрывая мысли за спокойствием вод, плел интриги, мечтая о власти, что текла бы только в его руках. Ту Шань, чья воля была твёрже гранита, ненавидела перемены, что приносила мелодия сестры. Они собрались в тени Дворца, под парящими осколками облаков, и их голоса слились в заговор, что должен был изменить мир.

Ночь предательства наступила тихо, как тень, крадущаяся по нефритовым плитам. Ци Лин стояла в центральном зале Небесного Дворца, ее гуцин лежал на коленях, а пальцы перебирали струны, рождая мелодию, что успокаивала даже бурлящие сердца богов. Зал был огромен: потолок терялся в облаках, стены украшали фрески с драконами и фениксами, а пол сиял, отражая свет тысячи светильников, подвешенных на золотых цепях. Ветер Цянь Луна гулял между колонн, огонь Хуо Фэн плясал в жаровнях, вода Шуй Юня журчала в фонтанах, а земля Ту Шань поддерживала все это великолепие. Ци Лин не знала, что за её спиной уже собрались тени.

Цянь Лун выступил первым. Его крылья развернулись, заполнив зал вихрем, что сорвал шелковые занавеси и погасил светильники. Его голос прорезал тишину, как гром:

– Сестра, твоя песнь – оковы. Мы рождены править, а не петь в унисон.

Ци Лин подняла голову, ее слепящие глаза встретились с его взглядом.

– Брат, – ответила она, и голос её был мягким, но стойким, как корень, что держит гору, – наша сила в единстве. Разрушишь его – и мир рухнет.

Хуо Фэн шагнула вперед, ее алые одежды развевались, как языки пламени. Она рассмеялась, и смех ее был подобен треску горящего леса:

– Мир? Это клетка, а ты – наш тюремщик. Я не буду пеплом под твоими струнами!

Она взмахнула рукой, и копье огня, раскаленное до белизны, сорвалось с ее пальцев, устремившись к Ци Лин. Богиня уклонилась, струны гуцина зазвенели от ветра, что она вызвала в ответ, и копье врезалось в стену, оставив дымящуюся трещину.

Шуй Юнь не сказал ни слова. Он лишь поднял руку, и водопады, что текли с потолка, обрушились вниз, как тысячи клинков. Вода хлынула на Ци Лин, но она сыграла ноту, и потоки расступились перед ней, словно покорённые её волей. Ту Шань ударила кулаком о землю, и пол раскололся, обнажая бездну под ногами богини. Ци Лин прыгнула в сторону, ее шелковые одежды задели край пропасти, но она удержалась, продолжая играть. Мелодия стала громче, отчаяннее, пытаясь вернуть братьев и сестер к разуму.

Но их сердца уже ожесточились. Цянь Лун взмахнул крыльями, и буря ворвалась в зал, разрывая фрески и снося колонны. Хуо Фэн метнула второе копьё, и на этот раз оно нашло цель – пронзило грудь Ци Лин, вырвав крик из ее горла. Кровь, серебряная и сияющая, хлынула на пол, а гуцин выпал из ее рук. Струны завибрировали, испуская звук, что был одновременно воплем боли и зовом к небесам. Этот звук разорвал нефритовый купол, и Небесный Дворец начал рушиться.

Шпили падали, как сломанные копья, стены трескались, как хрупкий лёд, а осколки неба взмывали вверх, подхваченные вихрями стихий. Каждый кусок Дворца стал парящим островом, живым и поющим, хранящим эхо струн Ци Лин. Боги, увидев, что натворили, бежали, унося с собой части её силы. Цянь Лун укрылся в бурях, Хуо Фэн – в огненных пустошах, Шуй Юнь – в водных глубинах, Ту Шань – в земных горах. Но гармония умерла, и мир под расколотыми небесами стал другим.

Осколки неба повисли над землей, словно звёзды, сорванные с небосвода. Они двигались, ведомые волей стихий: одни пылали вечным огнем, другие текли водопадами, третьи гудели ветрами, четвертые застыли, как горы, а пятые звенели, как металл. Смертные, что жили внизу, смотрели вверх с благоговением и страхом. Их города росли среди руин, их кланы сражались за падающие осколки, а их молитвы поднимались к богам, не зная, что те сами стали пленниками своего предательства.

В сердце разрушенного Дворца, на Великом Осколке, остался гуцин Ци Лин. Его струны, разорванные, разлетелись по миру, каждая спряталась в глубинах небесных островов. Духи стихий – драконы, фениксы, карпы, тигры и змеи – стерегли их, а голоса струн шептались в ветрах, воде и огне, ожидая того, кто сможет их собрать. Монахи-даосы, укрывшиеся в горах, записали пророчество на свитках из бамбука: «Когда Песнь Небес зазвучит вновь, расколотое исцелится, или боги падут, и мир родится заново».

Прошли века. Осколки пели свои разрозненные мелодии, а смертные забыли имя Ци Лин. Но ее душа не исчезла – она разделилась, как струны, и ждала своего часа. Мир под небесами стал жестоким и прекрасным. На востоке раскинулись Огненные Пустоши, где кланы добывали алый нефрит из жерл вулканов, а осколки пылали, как факелы. На западе текли Водные Лабиринты, реки вились между парящими островами, охраняемые духами с чешуей из жемчуга. Север покрывали Земляные Горы, где осколки вросли в скалы, а юг звенел от Металлических Лесов, чьи деревья были остры, как клинки. В центре возвышался Великий Осколок, окруженный вихрями всех стихий, где, говорили, спрятана душа Ци Лин.

Боги следили за миром с высоты, их тени мелькали в облаках, а их слуги – жрецы Небесного Ордена – искали тех, кто мог бы вернуть Песнь. В деревне клана Линь, под тенью парящего острова, родилась девочка с глазами, закрытыми пеленой слепоты, и слухом, что ловил голоса ветра. Ее звали Линь Сюэ, и с ее первым криком где-то в небесах дрогнул осколок, пробуждая древнюю мелодию.

Расколотые небеса не молчали. Каждый осколок, парящий в пустоте, пел свою мелодию – обрывки великой Песни, что когда-то звучала в залах Небесного Дворца. Ветер гудел в их трещинах, огонь шипел в их жилах, вода капала с их краев, земля гудела в их сердце, а металл звенел, как далекий колокол. Эти звуки сплетались в хаотичный хор, что доносился до земель смертных, рождая легенды и страхи. Одни кланы поклонялись осколкам, возводя храмы из бамбука и камня, где жрецы в белых шелках возносили молитвы богам. Другие видели в них угрозу, ибо падающие куски неба могли стереть целые города, оставив лишь дымящиеся кратеры и шепот стихий.

Мир под небесами стал ареной вечной борьбы. Клан Огненного Феникса, чьи воины носили доспехи из алого нефрита, правил восточными пустошами, где земля дымилась, а реки текли расплавленным золотом. Их мечи, закаленные в пламени осколков, могли разрубить камень, а их боевые искусства, напитанные ци огня, сжигали врагов дотла. На западе клан Водяного Дракона плел сети из рек и каналов, их корабли скользили между парящими островами, а воины с копьями, чьи наконечники сверкали, как жемчуг, охраняли водные пути. Север принадлежал клану Земляного Тигра, чьи крепости вросли в горы, а их мастера ци могли вызвать лавины одним ударом кулака. Юг же был домом клана Металлической Змеи, чьи кузницы звенели день и ночь, рождая клинки, что пели на ветру, а воины двигались с грацией танцующих теней.

Но не только кланы определяли этот мир. Духи стихий, рожденные из силы Ци Лин, бродили по осколкам. На огненных островах фениксы расправляли крылья, их перья падали, как искры, и каждый взмах мог вызвать бурю пламени. В водных лабиринтах карпы с золотой чешуей охраняли струны, их глаза сияли, как луны, а хвосты поднимали волны, что топили целые флотилии. В горах земляные тигры рычали, их когти оставляли борозды в камне, а в металлических лесах змеи скользили меж деревьев, их шипение было подобно звону клинков. Драконы ветра, самые могучие из духов, кружили в бурях, их чешуя переливалась, как облака, а когти могли разорвать сам воздух.

Смертные боялись этих созданий, но жаждали их силы. Осколки, что падали на землю, несли в себе частицы стихий – кристаллы ци, способные исцелять, усиливать или разрушать. Кланы сражались за них, их войны заливали реки кровью, а их победы возносили героев к небесам. Но ни один смертный не слышал полной Песни Небес, что могла бы собрать осколки воедино. Лишь монахи-даосы, укрытые в пещерах среди облаков, хранили память о прошлом. Их свитки, написанные чернилами из сажи и крови драконов, говорили о Ци Лин, о ее гуцине и о том, что однажды придет тот, кто сыграет мелодию, способную исцелить мир – или уничтожить его.

Время текло, как река, что точит камень, и память о Небесном Дворце тускнела в умах смертных. Боги, укрывшиеся на своих осколках, следили за миром с холодным равнодушием. Цянь Лун парил в бурях, его крылья гнали облака, а голос гремел в громах, напоминая смертным о его мощи. Хуо Фэн сидела на троне из огня, ее фениксы кружили над пустошами, а пламя ее гнева могло спалить целые земли. Шуй Юнь лежал в глубинах водных островов, его глаза мерцали в тенях, а коварство плело сети, что опутывали кланы. Ту Шань застыла в горах, ее дыхание поднимало пыль, а воля держала осколки, как страж, что не ведает сна. Они правили, но их сила была неполной, ибо струны Ци Лин, разбросанные по миру, хранили часть их сущности.