Глава

Кириак делал это с демонстративной, звериной грубостью.

Я ненавидела его всем сердцем. Он убил моего отца. Он разорил наше цветущее королевство и сейчас… Он овладевал мной на кровати моей матери.

Его резкие, властные толчки наполняли меня, лишая последних сил. Кровожадный Кириак – предводитель банды головорезов, ворвавшихся в мои покои, делал меня женщиной в присутствии связанных епископа, городского главы и прочих представителей столичной элиты, которых согнали сюда его приспешники.

Свечи мерцали, отбрасывая на стены пляшущие тени, которые казались насмешливой пародией на мое положение. Я лежала, отвернувшись к стене, и лишь тихонько постанывала, сжимая в бессилии пальцы. Смотреть ему в глаза – на это у меня не хватало духа. Это был последний жалкий способ выразить свое презрение, последний оплот гордости, который он еще не сумел сломить. Каждый мой вздох, каждый стон давался с трудом, сквозь стиснутые зубы, но даже в этом унижении я пыталась сохранить тень достоинства.

Мощная и неумолимая, его мужская сила покоряла мое тело снова и снова, будто море, бьющееся о скалистый берег. Я была той самой скалой – неподвижной, холодной, но с каждым новым ударом от меня откалывались осколки былой гордости.

Его дыхание было горячим и тяжелым у моего уха, а руки, грубые и покрытые шрамами, сжимали мои бедра с такой силой, что наутро, я знала, останутся синяки. Как татуировки и клейма его восходящей власти.

Я пыталась отстраниться, уйти в себя, но мое собственное тело предавало меня, отзываясь на его натиск предательским трепетом. Он был Мужчиной с большой буквы, хоть и подлецом, негодяем, убийцей и разбойником.

Я рыдала, уткнувшись лицом в подушку, все еще хранившую тонкий аромат лаванды – улетучивающийся запах моей прежней жизни. Пятками я бессознательно мяла слегка окровавленные перины под собой. Эта кровать… О, эта кровать была свидетельницей всего самого святого в моей жизни.

Здесь я в детстве зарывалась под одеяло во время грозы, и отец приходил успокаивать меня. Здесь мать читала мне старые сказки о рыцарях и драконах, ее голос был таким нежным и мелодичным. Здесь я мечтала о будущем, о любви, о принце, который однажды прискачет за мной.

И вот он. Щетинистый, мускулистый, беспощадный, горячий, интенсивный и злой. Пробуждает во мне что-то глубинное. Женское…

Теперь же она превратилась в истоптанное, грязное логово убийцы. Запах лаванды перебивался тяжелым духом пота, крови и грубой мужской силы.

Рядом на резном деревянном столике валялся его пояс с кинжалом, а на спинке стула была накинута его походная накидка, пропахшая дымом костров и чужими странами.

Все, что было моим, моим домом, моим убежищем, теперь было осквернено, захвачено, переиначено. Каждый толчок напоминал мне – ничего прежнего больше нет и так как раньше уже никогда не будет. Есть только он, его сила, его воля и мое бессилие.

Я пыталась сосредоточиться на чем-то другом сквозь слезы застилавшие мои глаза – на трепете пламени свечи в серебряном подсвечнике, на узоре на гобелене, изображавшем охоту на единорога. Но его присутствие было слишком весомым, слишком физическим и все расплывалось в мутную кашу. Этот самец заполнял собой не только комнату, но и все мое существо. Я чувствовала, как по моей спине струится пот, как дрожат мои мышцы от напряжения и непривычной нагрузки. А он… он был безмолвным ураганом, разрушающим последние остатки моего сопротивления, методичным и безжалостным. И все были свидетелями этому…

Конец ознакомительного фрагмента.