Боязнь есть мать предусмотрительности.

Томас Гарди

Samantha M. Bailey

WATCH OUT FOR HER

Copyright © Samantha M. Bailey, 2022

All rights reserved

Издательство выражает благодарность литературному агентству Andrew Nurnberg Literary Agency за содействие в приобретении прав.

В книге имеются упоминания социальных сетей Facebook (Фейсбук) и Instagram (Инстаграм). Деятельность американской транснациональной холдинговой компании Meta Platforms Inc. по реализации продуктов – социальных сетей Facebook и Instagram запрещена на территории Российской Федерации.

© Е. О. Алешина, перевод, 2024

© Издание на русском языке. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2024

Издательство Иностранка^®

Глава первая

САРА

Настоящее время

Я смотрю на людей.

Цепким взглядом соглядатая я наблюдаю за ними из окна арендованного автомобиля, пока Дэниел паркуется возле нашего нового дома под номером 227 по Сиреневой аллее. Здесь мы будем жить на протяжении следующих шести месяцев, пока не подыщем себе дом, который захочется приобрести в собственность. Интерьер я видела только на зернистых изображениях. Этот дом нашла для нас новая консалтинговая фирма, в которой будет работать мой муж. Своего рода поощрение, чтобы завлечь его в ряды своих сотрудников. И это помогло нам совершить внезапный бросок через всю страну. Стало легче, но не совсем.

В сумерках наш двухэтажный особнячок сливается с другими домами на тихой улице в пригороде Торонто, как, надеюсь, сливаемся и мы. Квартал заканчивается тупиком. Там, напротив оврага, располагается ряд приземистых таунхаусов. Меня пробирает дрожь. Но не от ощутимой сентябрьской прохлады, а от столь близкого соседства с лесом. Этот лес сильно напоминает мне обо всем, что произошло с нами в Ванкувере.

Мы с Джейкобом, моим сыном, выходим из машины и шлепаем кроссовками по оставшимся после ночного дождя лужам. Этот звук возвращает меня в настоящее, унося далеко от Холли Монро – нашей няни, нанятой на лето и подтолкнувшей меня согласиться на этот незапланированный переезд. Дэниел идет впереди, волоча за собой чемодан. Каждые несколько секунд он с улыбкой поглядывает через плечо. Я улыбаюсь ему в ответ, но внутри рыдаю из-за всего, что утаивала от него на протяжении лета, и всего, что он может скрывать от меня.

Джейкоб останавливается перед нашим новым домом из красного кирпича с тремя спальнями.

– У него есть глаза, – говорит сын. Голос его звучит безжизненно, и весь он дрожит в своей тонкой курточке. В Торонто ветер более пронизывающий, чем в Северном Ванкувере. К этому моему мальчику теперь тоже придется привыкнуть. – Окна – это глаза, а дверь – рот. А носа нет.

Я притягиваю сына к себе. Это просто воображение шестилетнего ребенка, однако его слова застревают у меня в голове.

Джейкобу не известна настоящая причина нашего переезда из Ванкувера. Он знает только то, что папа устроился на новую интересную работу деловым консультантом в городе, где прошло его детство, а мама поддерживает папу. Ни сын, ни муж даже не подозревают о вечерах, которые я провела, спрятавшись в густой роще за ограждением бассейна, потому что оттуда открывался отличный обзор дома нашей няни.

Мне хотелось быть ею. Холли, молодая и красивая, и вся ее жизнь как дивный чистый лист. Но я перестала ей доверять. А в конце желала лишь одного – защитить свое.

Я поворачиваюсь к сыну в тот момент, когда он сует в рот большой палец. Этой привычкой он, похоже, обзавелся за лето. Сердце у меня сжимается при виде веснушек на носу Джейкоба, ярко проступающих на бледной, как мел, коже. Выглядит он ужасно. Мы летели ночным рейсом, чтобы он поспал в дороге. Но Джейкоб был убит горем из-за переезда, так резко сорвавшего его с родного места, и потому проплакал почти весь полет. Говорят, ты можешь быть счастлив ровно настолько, насколько счастлив самый несчастный из твоих детей. У меня ребенок всего один, и он морально подавлен, так что я чувствую себя похожим образом. Он лишился дома и всех, кого любит, если не считать нас с Дэниелом.

– Ну что, готов увидеть дом? – спрашиваю я, стараясь, чтобы голос звучал бодро.

Джейкоб вынимает мокрый палец изо рта. Кожа вокруг ногтя в бахроме и трещинах.

– Я хочу домой.

«Ну, это уже невозможно», – думаю я про себя, но вслух не произношу. Две недели назад Дэниел продал наш красивый дом на утесе в Форест-Вью частному покупателю из престижного гольф-клуба, членом которого он состоял. Наш дом нам больше не принадлежит. Муж в кои-то веки обо всем позаботился, что было совсем не похоже на человека, который не в состоянии сам собрать себе на работу обед и почти никогда не читает нашему сыну, предоставляя это мне. И теперь в этом новом месте мне не остается ничего, кроме как быть мамой Джейкоба. Нужно было радоваться тогда, а не ныть, желая чего-то большего, какого-то чувства собственного «я».

Как только Дэниел подходит к двери, на крыльце зажигаются фонарики. Мы с Джейкобом поднимаемся за ним по трем высоким ступеням, и я вглядываюсь в темноту через декоративное стекло, с которого на меня смотрят наши призрачные отражения. Дэниел шарит в почтовом ящике в поисках ключа, вставляет его в замок и поворачивает. Замок не щелкает. Черная дубовая дверь оказалась не заперта.

– Ух ты! Агент по недвижимости забыла закрыть на ключ, – комментирует Дэниел.

Я чувствую на себе чей-то взгляд и оборачиваюсь назад. Под тусклым желтым светом уличного фонаря видно, как дергается занавеска в окне дома на противоположной стороне улицы. Появляется и тут же исчезает чье-то лицо. Не буду сгущать краски. Мне не хочется поддаваться страшному предчувствию, терзающему меня с тех пор, как я в последний раз видела Холли шестнадцать дней тому назад.

Я тащусь следом за Дэниелом, подталкивая ко входу Джейкоба, и запираю за собой дверь. Прежде чем я успеваю оглядеть хотя бы первый этаж, Джейкоб начинает выть – издает низкий отчаянный вопль, от которого у меня внутри все переворачивается. Дэниел смотрит на меня и на короткое время закрывает глаза, как поступает всегда в затруднительных ситуациях, пытаясь таким образом прогнать от себя все плохое.

Я, как обычно, принимаю удар на себя.

– Что случилось? – спрашиваю я Джейкоба, опускаясь на деревянный пол, чтобы оказаться на уровне глаз сына.

– Мистер Блинкерс! Я не смогу здесь жить без него! – он не переставая колотит себя кулачком по худому бедру. Я беру его маленькую руку и зажимаю в ладонях.

Ничто не ранит мать больше, чем боль ее ребенка. Я совершила столько непоправимых ошибок. И теперь моя единственная забота – сделать так, чтобы Джейкоб снова был счастлив.

Правда, сделать это я никак не могу, поскольку мы потеряли его любимую игрушку, мистера Блинкерса – мягкого серого кролика, с которым он спал каждую ночь на протяжении всего лета. Он исчез, когда мы упаковывали одежду, игрушки и электронику, которые планировали забрать с собой в Торонто. Я виню в этом себя. Наверное, случайно его выбросила. Это моя вина, как и многое из случившегося этим летом.

– Попробуем найти нового мистера Блинкерса здесь в магазине, милый.

Дэниел ставит на пол сумки. Ключи от дома падают на стоящий у двери маленький столик из черного дерева. От звонкого стука я подпрыгиваю. Муж вслед за мной наклоняется к Джейкобу.

– Дружок, мы купим тебе нового зайчика и возьмем его с собой на Си-эн-тауэр. Там на верхушке есть крутящийся ресторан.

Дэниел старается чересчур сильно, и Джейкоб видит его насквозь.

– Я хочу кролика, которого подарила мне Холли! – Он утыкается мне в плечо, и слезы льются из его глаз так обильно, что мой плащ тут же становится мокрым. Я крепко обнимаю сына и даю ему выплакаться. Мой радужный малыш, мое чудо, свершившееся после преждевременно прервавшейся беременности. Джейкоб – единственный ребенок, которого мне суждено иметь в жизни.

Дэниел направляет на меня свой полный сожаления взгляд. О чем он сожалеет? Какими натянутыми и отстраненными стали наши отношения в браке? Насколько незаметной я стала для него за последний год? Как они с Холли любезничали, когда не знали, что я за ними наблюдаю? Нет, не буду сейчас об этом. Он уверил меня, что я все поняла неправильно. Все только у меня в голове.

С того дня, когда Дэниел предложил переехать в другой конец страны, чтобы все исправить, он так старался быть внимательнее, дать мне почувствовать, что я для него что-то значу и что сейчас все так, как было сразу после свадьбы пятнадцать лет назад. Я решила поверить, что между ним и Холли ничего не было. Я решила, но поверила ли я ему в действительности?

Надо рассуждать здраво, в кои-то веки. Кто, как не Дэниел, массировал мне стопы каждый божий вечер, пока я носила Джейкоба? Он плакал вместе со мной, когда на шестнадцатой неделе беременности мы потеряли нашего первого ребеночка, нашу дочку, потому что ее сердечко перестало биться у меня внутри.

Больше я не могу никого потерять. Это меня сломает.

Джейкоб постоянно вспоминает Холли, и каждый раз это действует мне на нервы. На сей раз Дэниел отвечает первым:

– Джейкоб, не будем говорить о Холли, ладно? Мы должны жить дальше.

Вот опять: мой муж пытается. Я провожу рукой по его густым каштановым волосам с наметившейся сединой на висках. Седина ему, конечно, к лицу. А свои волосы я выкрасила в платиновый блонд еще в конце июля, и сейчас они сальные и собраны в конский хвост, но их темные корни все равно бросаются в глаза.

– Я хочу, чтобы все было как р-р-раньше, – заикаясь, тянет Джейкоб.

– Сладкий мой, – говорю я. – Что-то менять всегда нелегко, но все будет хорошо. Будет даже лучше, чем раньше.

Голос у меня срывается. Было так тяжело прощаться с мамой, братом Натаном, золовкой Пэм и племянницами Сьенной и Лили. До этого я никогда не отлучалась из Ванкувера дольше, чем на пару недель. Теперь же при одной только мысли о возвращении туда меня переполняет ужас. Этим летом я напрочь потеряла контроль. Я видела кое-что не предназначенное для моих глаз. Я сделала то, чего ни в коем случае делать не следовало.

Я глажу Джейкоба по щеке, а потом направляюсь к первой двери. Впереди еще две. Дом из страшной сказки с бесконечным количеством дверей. Меня тут же окутывает темнота. Наш прежний дом мог похвастаться простором, открытостью и большими окнами, через которые ярко и радостно сияло солнце. Всего в нескольких шагах от нашей террасы с бассейном стоял величественный пихтовый лес, свысока глядевший на реку Капилано, чьи воды бурлили прямо позади нашего двора. Здесь же весь первый этаж отделан темной лепниной, а окна узкие. На пыльный деревянный пол мрачного темного цвета падают жуткие тени.

Я тяжело выдыхаю и прижимаю к себе стучащего зубами Джейкоба.

– Надо включить отопление.

– Конечно. Джейкоб, идем со мной. Давай-ка найдем, где тут термостат. Я уже и забыл, насколько в Торонто холоднее. Даже в сентябре. – Муж бледен. У него не менее измученный вид, чем у меня. Я чувствую очередной укол вины, но стараюсь сосредоточиться на Дэниеле. Он, кажется, рад возвращению в Торонто, где провел все детство, а теперь заново начинает карьеру в консалтинге, с десяток лет проработав прикованным к рабочему столу операционным директором в ванкуверской компании.

Ни на миг не отпуская черных перил, я поднимаюсь по изогнутой лестнице на просторную площадку второго этажа, устланную коричневой доской из древесины гикори. Хозяйская спальня большая, с дорогими и мрачными дубовыми комодами и такой же передней спинкой кровати. Мне не терпится обшарить все уголки и закоулки, чтобы узнать, кто жил здесь до нас и какие скелеты мог прятать в этом доме. Старые привычки так легко не отпускают.