Отзывы на книги автора «Рёко Секигути»

"Нагори. Тоска по уходящему сезону" Реко Секегути.
Когда-то лет 10 назад на фоне казанши, столкнулась с информацией, что в японии каждому сезону соответствует своя философия, символ, и ...растения. И сезонов этих то ли 24, то ли 72 ....поискала информацию, тогда не нашла.
А тут она сама меня находит.
Это концентрат готики по японски
С присущей японцам, глубиной, простотой, и при этом изяществом в повседневном. Я уже улетела.
Размышлений о природе времени, смене сезонов и жизни. Слово «На-гори» связано с японским понятием, означающим "ностальгию по ушедшему". Вообще каждый из 72 сезонов(здесь использована такая система), в традициях японии имеет свою уникальную атмосферу, философию которую стараются уловить и запечатлеть в искусстве, поэзии и жизни. «На-гори» концентрируется на осени как времени, когда наиболее остро ощущает течение времени и неизбежность изменений. Красоты и эфемерность, ключевым является концепция моно-но аварэ, которая переводится как "печальная красота вещей". Связана с пониманием того, что истинная красота часто заключается в ее недолговечности. Листья, падающие с деревьев - мимолетность природы всего сущего, включая человеческие чувства и переживания.Влияние природных циклов на эмоциональное состояние. Рассматривает, как смена сезонов влияет внутреннее состояние. Раскрывает дверь в еще одну грань японского традиционного менталитета, традиционных праздниках и ритуалах, связанным с осенним временем года. Например, Цукими – праздник любования луной, который отмечается в середине осени... мне последнее время очень не хватает таких якорей. Заработалась- закрутилась.
Реко Секегучи еще и уникальна стилем письма, который сочетает лиризм и понимание эмоций. Ее проза наполнена образами которые просто уносят в атмосферу японского пейзажа и культурного наследия. Дает прочувствовать все о чем пишет, во всех тонкостях.
Эта книга - стала сей час источником родниковой воды и опорой, после кучи не давешней мути. Во общем мое ах Когда действительно не жалко времени на буквы.

Наши чувства не так подвижны, как волны. Сколь угодно живые и проворные, они тем не менее приспосабливаются к расставанию с ­каким-то существом или местом медленнее, чем тело, — всегда отстают от нас на несколько шагов.

Ad marginem издали очень поэтичное и чрезвычайно осеннее эссе о том, как текущее переплавляется в вечное или уходит в небытие.

Например, октябрь, завершающий чайный год, — месяц нагори, потому что с ноября в церемонии используются листья свежего урожая. В прямых и переносных смыслах думаю о «Цветах запоздалых». Чехов тоже очень осенний автор. И тоже немного нагори. Как и Мураками, который для меня почему-то немного затуманенный как воспоминание и при этом яркий, но только в сборниках старых рассказов, эссе о музыке и «Норвежском лесе».

Удивительно концентрированный текст: о горе и радости, искусстве помнить и отпускать, кулинарии, поэзии, бродячих сюжетах и памяти как системе воспоминаний и способе почтить, отдать должное. Примечания ни капли не уступают основному. Филигранное какое-то эссе. То, что оказалось очень необходимо именно сейчас.

«961 час в Бейруте» — это совершенно уникальное произведение на стыке гастрономии и литературы. Рёко Секигути родилась в Токио в 1970 году. На сегодняшний день она, пожалуй, самая франкоязычная японская писательница. Она изучала историю искусств в Сорбонне, с 1997 года большую часть времени живёт в Париже, а с 2003-го пишет на французском. Её творчество, в котором сочетается любовь к кулинарии с литературными экспериментами, трудно поддаётся классификации. Яркий пример тому — книга «961 час в Бейруте». Это рассказ о пребывании в ливанской столице, где гастрономические размышления сплелись с более общими мыслями о городе и стране, которая находится в постоянном напряжении.

На первый взгляд цель этой книги проста: создать портрет Бейрута через национальную кухню, через «движения рук поваров, кулинарные байки, рассказанные местными жителями». Для этого Рёко Секигути провела в Бейруте почти полтора месяца, с 6 апреля по 15 мая 2018 года, всего 961 час. Сначала она написала небольшой путеводитель, а затем эту кулинарную книгу, главная задача которой — примирить «вкусы эпохи» с «личной или семейной памятью».

Даты пребывания Рёко Секигути в Бейруте также имеют значение. Это было до восстания ливанского народа против коррумпированных властей, до COVID-19 и ужасного взрыва в порту 4 августа 2020 года. Однако другие трагедии, пережитые маленькой страной, были ещё ощутимы. Среди них — шрамы Гражданской войны (1975–1990), присутствующие как в памяти ливанцев, так и в облике города, когда в глаза бросается «яркий контраст между разрушенными зданиями, послевоенными руинами и новенькими домами».

Многие бейрутцы выступают против реконструкции, которая иногда разрушает город больше, чем сама война. Они хотят сохранить «следы «прежнего» города, воспоминания о Бейруте, в котором жили их предки, память о его древнем арабском прошлом», принесённого в жертву на алтаре чрезмерной модернизации.

А что насчёт кухни во всём этом? Она повсюду. В «красках, запахах, голосах, вкусах и движениях рук людей, готовящих еду». В возрождения ливанского виноделия или разнообразия и свежести гастрономии, которая одновременно традиционна и международна, открыта для Запада, где интерес к так называемой восточной кухне не ослабевает. Одно из богатств книги «961 час в Бейруте» — это тонкое размышление об идентичности, традициях и обмене, передаче и разрыве.

Без влияния других культур не может выжить ни одна кухня, ни один язык. Просто есть вероятность, что некоторые кулинарные культуры уже выстроились вокруг этих метаморфоз и не могут обходиться без изменений, тогда как другим в какой-то момент своего развития необходимо замкнуться в себе, чтобы защититься. Подобно телу, которому нужна безопасность, чтобы выздороветь. Быть может, сейчас ливанской кухне или ливанцам требуется прийти в себя, прежде чем открыться другим кулинарным культурам.

Рёко Секигути хотела запечатлеть образ Бейрута до всех потрясений последних лет. Сохранить его не разрушенными и в очередной раз растерзанным, а живым, возрождающимся, с оптимизмом глядящим в будущее. И сейчас её книга для самой писательницы, для ливанцев и для всех, кто застал город до череды катастроф, — это возможность снова встретится с прежним Бейрутом. Через кулинарию, которая рождает воспоминания и ностальгию.

Автор: японка, живущая во Франции, видимо поэтому довольно много параллелей с Францией и Парижем.

Сама книга - своеобразное "лоскутное одеяло" из коротких зарисовок впечатлений, отголосков эмоций, запахов.

Бейрут - город не для пешеходов. Максимально не развита культура ходить (без машины никуда, и ты без нее никто).

При том, что в стране довольно много мигрантов (в основном это обслуживающий персонал) - там нет ресторанов национальных кухонь. Автор предполагает что эта замкнутость обусловлена войной: идёт период восстановления (сохранение уникальности)

Подчеркивается важность еды для ливанцев. Они любят поесть, и делают это с удовольствием.

Последние главы - возвращение в Бейрут (спустя год), когда там идёт революция. Люди сплотились чтобы обеспечить себе лучшее будущее

Я стараюсь отслеживать новинки японской литературы, поэтому «Нагори» заинтересовала меня с первых упоминаний. Однако на деле эта маленькая книжка оказалась совсем не такой, какой я успела её представить. Во-первых, автор — японка, но именно этот текст она написала на французском языке, во-вторых, это не фикшен, а эссеистика. Получается не совсем японская не совсем литература. Дальше — больше.

Я читала анонсы и доступные фрагменты книги, предвкушая её содержание: нежный, исполненный ностальгии текст о горечи скорого прощания и сладости последних мгновений близости. Главка, выложенная на сайте издательства, задала высокую планку: мне показались весьма многообещающими размышления госпожи Секигути о линейном и цикличном времени, об аморальности «сезонных слов» в хайку о техногенных катастрофах, уничтоживших саму возможность возврата к прежнему ходу вещей:

Да, в циклическом времени «весна вернется снова», но цветы вишни в окрестностях катастрофы непоправимо заражены: обновление невозможно. Люди уже не смогут собирать и пробовать весеннюю зелень, несъедобными будут и плоды, так что птицы, питающиеся ими, отравятся.

И пока на страницах ещё не вышедшей книги госпожа Сегкигути томилась близостью разлуки, я предвкушала встречу. Но... ожидания мои не оправдались. Действительно тонкие размышления о природе времени заняли как раз одну главку, ту самую, с сайта издательства. Всё остальное отчасти тоже касалось течения времени, но совсем в другом смысле — речь шла о смене периодов, наиболее пригодных для сбора, приготовления и поедания тех или иных продуктов. Да-да, «сезон» в заголовке значит именно это: тыквы осенью, мандарины зимой и т.д. Нагори — это последняя мандаринка из-под ёлки, последняя ложка оливье, иначе говоря — последняя крошка сезонного деликатеса, вкус которой наполнен осознанием, что ещё раз ощутить его получится не раньше, чем через год.

Сезоны интересуют госпожу Секигути только с предельно объективирующей, антропоцентричной позиции — чем бы таким особенным насладиться именно сейчас? Хрустящими, едва входящими в спелость плодами такими-то или уже отходящими, последними в этом году плодами такими-то? Особенно дико это звучит, когда писательница рассуждает о том, «как рыба сопротивляется нашему ножу перед тем, как попасть в кастрюльку» или о том, как разнится вкус говядины, ведь «одно дело — телёнок, другое — принесшая несколько выводков корова». И хотя госпожа Секигути говорит, что «продукты — это живые существа», её способы обращения с живыми существами несколько пугают:

Юдзу всегда остается самим собой, но нетрудно представить себе, что на каждом этапе его развития — от цветения до зрелости — мы встречаемся с ним, идущим по жизни, когда снимаем крышку кастрюльки, где момент этой жизни чудесным образом запечатлен.

Хорошо же шагает по жизни юдзу, раз за разом попадая в кастрюльки к пытливым поварам... Что ж, это было прелюбопытное чтение, пусть и совсем не такое, какое я ожидала найти.

Знаете ли Вы, почему ливанский флаг именно бело-зелено-красный?
Рёку Секигути, – японская писательница, живущая во Франции, отправляется в Бейрут по приглашению местного дома писателей, чтобы создать «портрет города сквозь призму кулинарии: движения рук поваров, кулинарные байки, рассказанные местными жителями».
За 1,5 месяца нахождения в стране ей удалось проникнуться кулинарией и культурой города, побывать на местных «фермерских рынках», попробовать разнообразные блюда ливанской кухни, отыскать новые изысканные вкусы и запахи, побеседовать со многими местными жителями, и запечатлеть оправляющийся от войны Бейрут до взрывов и революции, которые прогремели в то время, когда автор заканчивала книгу.
Книга представляет собой сборник коротких заметок, поэтому читается легко, ненавязчиво, сверхпознавательно. Помню, как при прочтении, мне жутко хотелось попробовать описываемые блюда, было реальное ощущение, что это стоит прямо перед моим носом, и я чувствую исходящие ароматы.
Книга не ограничивается однобоким описанием культурных кулинарных особенностей, в ней просматривается сердце самого города и его жителей, пронизанное болью прошедшей войны.
Плоды-хасири, сэндвичи дажаж-мусахаб, рецепт кешека, лепешки манакиш, киббех, фаттех, мигли, табуле, маамуль, хореш-э фесенджан, млухия, миштах-эль-джреш, мансаф, мусахан, биссара, мфатака и многие другие блюда и ингредиенты ливанской кухни прекрасно раскрыты в книге.
Помимо ливанской кухни, Рёко Секигути местами описывает и свою родную японскую кухню. Так что если вы любознательный человек, который интересуется разными кухнями мира и открыт к новым форматам текста, то эта работа автора однозначно не оставит Вас равнодушным.

«Когда говорят о каком-то блюде, непременно описывают его вкус. Если ингредиенты – это слова, то вкус продукта – то же самое, что смысл слова. Но в Бейруте я каждый день пробую не «букет вкусов», а «букет ароматов». Может быть, аромат продукта – то же самое, что звучание слова? Сравнение кажется слишком буквальным, но так же, как звучание выходит на первый план в поэзии, так и в ливанской кухне аромат обретает решающее значение. Можно назвать ее «певучей».

«Японцы часто говорят, что в их кухне «последние приправы у тебя во рту». Человек волен смешивать рис и само кушанье, захватывая их палочками в нужной пропорции и достигая желаемой степени солености. В сущности, каждый из компонентов обладает простым и узнаваемым вкусом, но во рту можно сочетать их по своему усмотрению. В ливанской кухне, напротив, «последний штрих добавляется» в тарелку. Каждый, как и на палитре, может смешивать цвета и вкусы создавая перед собой собственной блюдо»

«Когда начиналась бомбардировка, отец готовил коктейли Маргарита и торжественно сообщал, что настал час аперитива. Мы все спускались в укрытие. Там он угощал Маргаритой соседей, а мы, дети, грызли фисташки и другие закуски. Взрослые пили и пьянели. Конечно, теперь я понимаю: так они защищались от суровой реальности, но, думаю, что поведение моих родителей, которые, не выдавая своей тревоги, стремились привнести в жизнь хоть немного праздника, - здорово помогло мне пережить этот период… Разумеется, для Маргариты необходим лед. Мы запускали генератор, чтобы включить морозилку! Можно подумать, что во время войны тратить электричество, чтобы сделать лед – безумие. Но для отца это было жизненно необходимо, да и для нас тоже, честно говоря»

«Видишь ливанский флаг – он бело-зелено-красный? А знаешь, почему? Это цвета табуле: лук-петрушка-томат!»

Как можно в крохотную книжку уместить столько смыслов, трогательности и поэтической красоты?

Японской поэтессе и эссеистке Рёко Секигути это удалось. В своем коротком эссе она говорит о голосе и его материальности в современном мире. Что остается от голоса, когда человек умирает?

«Голос всегда в настоящем.
Он не ведает смерти.
Пока голос существует.
Частичный, жестокий отзвук
человека, которого нет».

Через свою личную историю потери Рёко Секигути размышляет о смерти, утрате, горе, связях голоса с образами, запахами, всеми чувственными переживаниями. Задается вопросом о следах, оставленных голосами ушедших. Обращается к мыслителям и писателям, иллюстрируя, что голос значит для нас сегодня, когда его можно записать. Подвергает сомнению временность голоса. Записанный голос становится воплощением «настоящего времени» человека и продолжает жить.

Но вся суть этой книги сводится к призыву — записывать голоса тех, кто дорог, чтобы избежать неизбежного уничтожения их физических следов после смерти.

«Грустная ирония в том, что тело - вещество куда более хрупкое, чем записанный на пленку голос».

"Голос всегда в настоящем. Он не ведает смерти"

произведение повествует о важности голоса, о смерти, чувстве потери и памяти об ушедших. Секигути вкладывает в голос что-то сакральное, то, что не поддается времени, оно всегда только здесь - в настоящем.

довольно интересная тема, никогда не думала о голосе человека настолько глубоко, именно в таком ключе - как самая яркая память о человеке. строки эссе действильно тронули меня, но не назвала бы саму книгу чем-то необходимым для чтения.
это именно эссе и автор на самом-то деле после страницы десятой просто повторяет одни и те же мысли, слова повторяются. под конец даже стало немного скучно, но опыт интересный.

"Мысль о человеке – как прибой, она возвращается наплывами. Словно что-то стремится ее удержать. Заставить нас разделить ее и тем самым заставить ее остаться при нас."

еще мне очень понравились рассуждения об "отсутствии" человека в нашей жизни и почему оно тяжелее, чем его "исчезновение".

" Почему отсутствие всегда так болезненно? Почему оно не может даровать никакой радости, как будто эта однозначность вписана в него раз и навсегда, в то  время как другие состояния доставляют нам самые разные чувства?
Но, может быть, противоположность присутствия – не отсутствие, а исчезновение? Ведь присутствие царит, пока длится жизнь, тогда как после чьей-то смерти нами завладевает не отсутствие – нечто статичное, а исчезновение, возобновляющееся вновь и вновь… Не оно ли нас мучит и изводит – не состояние, а без конца повторяющееся действие? Должно быть, отсутствие – тоже отчасти присутствие, одно из его состояний в числе прочих, пусть временное и, конечно, непохожее на остальные."

могу посоветовать вам, если хотите почитать интересную интерпритацию о голосе и его роли в памяти о человеке.

(мой телеграм канал - books from ariel)

Например, если речь о фрукте, то это фрукт на излете своего сезона, переспелый. Он прощается с нами до следующей встречи, которая состоится лишь через год, и мы уже по нему скучаем.

С недавних пор я стала интересоваться японским мировоззрением и культурой, хотя с японскими авторами пока не подружилась. Быть может пока не нашла "Своего" автора. Тем не менее я периодически смотрю что-то или читаю и мне всё ближе откликается то, как японцы видят и чувствуют этот мир.

Всё это так тонко, нежно и с вниманием к деталям. Из привычных вещей они извлекают волшебство, которое является всего лишь реальностью. Важно лишь как мы всё это видим и воспринимаем.

Например, рыба дорада весной называется сакура-даи («дорада в цветах вишни»), а блюдо с тертым редисом зимой называется мидзоре-аэ — «смесь с мокрым снегом», а весной — касуми-аэ, «смесь с туманом».

Я очень хотела прочитать эту книгу надеясь, что найду здесь то самое внимание к деталям японцев, о котором трудно написать, если ты иностранец. Рёко Секигути удалось очень хорошо соединить свои японские корни и французский опыт. Оттого читать становится еще интереснее - она будто-бы выныривает из японского кокона, чтобы посмотреть на него глазами со стороны.

Японское выражение адзи во мукае ни ику буквально означает «искать вкус». Когда происходит истинная встреча двух продуктов, один из них как бы «ищет вкус» другого, стремится открыть в нем лучшее. Если другой отвечает взаимностью, рождается новый вкус, которого просто не было, пока решившие встретиться жили врозь.

Пишет она несомненно очень красиво и филигранно, ты буквально зачитываешься описаниями простых вещей. Еще при чтении мне временами хотелось питаться, как японцы. Чувствовать все так, как они. На самом деле эти мысли со мной уже давно и они как раз пришлись по вкусу при чтении этой книги.

В японской гастрономии встречается довольно радикальный взгляд: «Не нужно, чтобы еда была слишком вкусной».

Разрозненные истории японки о полутора месяцах, проведенных в Ливане.
Надерганные из разных сфер, собранные воедино по праву земли из того, что на ней же и валялось, они не стесняясь занимают все пространство страницы, гордо маршируя четырнадцатым кеглем (иногда ещё и с ошибками).

Казалось бы, в этой книге будет много еды, но куда уж там! Скромные по размерам главы наполнены воспоминаниями об иных городах и странах, чужом опыте и мыслях. Рецепты тоже есть, но будто бы вскользь.
Действительно сочно и вкусно описана еда в начале - и то это цитирование другого автора.

Читается, впрочем, быстро и без особых сожалений. Немного досадно за упущенный потенциал такой благодарной темы, но и так сойдёт.