Отзывы на книгу «Три лжедмитрия. Самозванцы на царском троне»

«Того авантюриста, который добился успеха, мы обычно называем выдающимся политиком.» (В.Б. Кобрин)

«Тройная подмена царевича обнаруживает, сколь малую роль играла личность самозванца сама по себе», – пишет Скрынников, но я согласна с профессором лишь отчасти. Оставшийся в русской истории под именем Лжедмитрия I всё-таки был фигурой, а те, кто воспользовался уже этим именем, были мелки и несамостоятельны. Сейчас в Кремле говорят, что неправильно изображать самозванца одной чёрной краской, он не настолько отрицательный персонаж, каким представляется в массовом сознании.
Скрынников показывает Лжедмитрия I жестоким и коварным узурпатором, скрывающимся под личиной «доброго царя», и не умеющим управлять государством. Т.к. он стал царём на волне народного восстания, то был вынужден играть роль милосердного монарха. Личность дворянина Юрия Богдановича Отрепьева действительно мало интересует историка, в отличие от «дубины народной войны.»
Скрынников, увы, не пробует объяснить, с чего всё началось. То Отрепьева, честолюбивого и способного, раздражало вынужденное пострижение, то монашеское мировоззрение не могло подтолкнуть его выдать себя за Дмитрия. Но если за ним стоял старец Варлаам, то почему его ничто не смущало и почему Отрепьев согласился?
Лжедмитрий не пожелал «укладываться» в отрицательные рамки. Сквозь определённое авторское отношение «прорывается» другой Отрепьев. Обаятельный, обладающий властью над толпой, а его законы оказываются «безупречны и хороши»(современный историк В.Н. Козляков отмечает: «Многие отдавали должное государственным талантам царя Дмитрия Ивановича.») В Польше он легко раздавал русские города, но бумаги подписывал как «царевич», который не имел права ничем распоряжаться.
Лжедмитрий стал популярным среди дворян, его любил народ, и народ плакал… После убийства «Дмитрия» пошли за его именем, но пришли к катастрофе. При слабой власти повстанцы (как Скрынников называет толпу) и наёмники превратились в обычных разбойников. В Тушине у вечно пьяного «шкловского бродяги» – табор и бардак, но и в Москве – никакой царь Шуйский: при нём началась гражданская война и интервенция.
Интересно, как к 1613 г. Филарет из «тушинского патриарха» и польского пособника превратился в страдальца за православную веру. А история закольцевалась. Гибель царевича Дмитрия отозвалась казнью «ворёнка».