«Вселенная – это иллюзия.

Тени – ключ к ее пониманию.

Лейры – дверь, которую отпирает этот ключ.

Тени – ключ нашего сердца.

Мы – сердце иллюзии.

Мы – Вселенная!»

Кодекс Адис Лейр

Глава 1
Кто боится Риши Динальта?

«Со своими страхами лучше всего бороться в одиночку».

Тот, кто это сказал, наверное, был безумен.

Я стоял напротив небольшого куска тщательно отполированного металла и разглядывал собственное отражение в надежде распознать первые признаки перемен – рожу покривее, зубы поострее, – в общем, что-нибудь, из-за чего гордая Майра Метара могла превратиться в скулящее и трясущееся от ужаса нечто. Но видел лишь себя прежнего, разве что с ухмылкой чуть пошире. В глазах вроде бы что-то скрывалось, там, на глубине болотной зелени будто промелькнуло нечто дикое и безумно опасное. Промелькнуло и исчезло.

Тень? Быть может.

Живая Тень. Исток.

Так называла меня погибшая Метара, так назвала меня и Тассия Руэ. Но что это значило, я до сих пор не мог уяснить. Для них я был лишь вышедшим из-под контроля экспериментом, ожившим големом, чей потенциал они даже не смели предсказать. А что в итоге? Шаманке достало и ума, и смелости, чтобы признать свои ошибки. Но великая лейра Метара захотела все исправить. И чем за это расплатилась? Собственной жизнью, разумеется.

Кто я?

Убийца, вот кто!

Чудовище. Монстр во плоти. Слабак, позволивший прежде дремавшим инстинктам взять верх. Размазня, который не может справиться с чувством вины и оттого бросается на амбразуру.

Но так ли это?

Я показал зубы отражению. Надеялся, что выйдет улыбка, а получился оскал. Снова. Попробовал прислушаться к внутреннему голосу, чтобы хоть там найти подсказку. Но тот молчал.

Будто нарочно.

И только неугомонный страх продолжал свою скромную деятельность, медленно, но неотвратимо разъедая душу и превращая ее в нечто черное, вязкое и отвратительное как слизь.

Еще раз столкнувшись с не то испуганным, не то озлобленным взглядом, я понял, что вот-вот сорвусь. Проклятый ящик снова ожил, плотно пригнанная, но незапертая крышка задребезжала, тварь внутри захотела прогуляться. Стиснув зубы, я постарался утихомирить буяна. И вроде бы даже получилось. По крайней мере, яростных дребезжаний, переворачивавших все внутри, больше не ощущалось. Но вот надолго ли? Кто знает.

Страх – штука коварная. Заиграешься, и проглотит, даже опомниться, не успеешь. Но как быть, если приходится бояться самого себя? Что, если не знаешь, когда сорвешься в следующий раз, и кто при этом может пострадать? Кто-нибудь мудрый, наверняка, ответил бы на эти вопросы. Но все знакомые мудрецы предпочли либо самоустраниться, либо сделать вид, будто ничего не происходит. Самому же мне разобраться во всем мозгов не хватало. А потому приходилось ждать последствий.

Ждать и разгребать их.

Осточертев самому себе до тошноты, я отвернулся от зеркала и, оглядев свою скромную каютку, малость обалдел. Я и не заметил, что пока любовался своей бледной рожей, ботинки, щетки, книжки, старинные космические компасы и прочая незакрепленная мелочь устроили между собой догонялки. Поднявшись в воздух, они, будто подхваченные невидимым и неосязаемым вихрем, плавно двигались вокруг единого центра тяжести – меня самого.

Что это? Новый способ Тени намекнуть о жажде свободы? Или знак, что все мои попытки совладать с самим собой – глупая и бессмысленная возня?

Тассия Руэ говорила, будто Тень – не что иное, как проекция подсознания на плоскость моего «Я». Что это не какое-то там тайное чудище, посаженное на короткий поводок, а самая настоящая часть моей души, которую нужно просто признать. Признать и принять. И я был бы даже не против этого, вот только не мог смириться с тихим настойчивым голоском, постоянно требовавшим крови.

Сигнал о выходе из гиперпространства разорвал тишину каюты на лоскуты, заставив меня вздрогнуть. Почти сразу же из встроенного в переборку динамика донесся как обычно раздраженный голос старшего брата:

– Мозголом, бегом наверх! Мы на месте.

Отложив успевший стать привычным ритуал самобичевания, я влез в шлепанцы и, цепляясь ногой за ногу, поплелся в рубку. Книги и прочая мелочь, до сих пор парившие в воздухе, посыпались на пол.

Нервно хмыкнув, я исчез в проходе.

– С добрым утром, – саркастически бросил Мекет, едва я выбрался из лифта.

Отвечать желания не было. Молча прошмыгнув к пассажирским сиденьям, я пришвартовался к одному из них.

– Смотрю, ты не особо в настрое. Никак снова в бреду?

– Отстань.

Брат занимал кресло пилота и даже не думал оборачиваться, но по моему голосу мгновенно определил неладное и заметно насторожился:

– Все в порядке?

Я посмотрел на лохматый затылок брата и едва удержался, чтобы не прыснуть. Видел бы он все то, что творилось со мной в логове Желтого Малыша, такие вопросы бы не задавал.

– Как всегда, – сказал я.

Мекета этот ответ устроил, а меня – его реакция. Брат и раньше не особо любил плутать в дебрях моей психики, а после всех пережитых приключений растерял даже малейшую тягу. Недавние события на Дей-Прим служили тому лучшим доказательством. Едва придя в себя после ранения, он даже не потрудился спросить, как умерла Майра Метара. Просто принял событие как данность и к теме не возвращался.

Щелчок.

За лобовым иллюминатором резко сменилась палитра. Сверкающая мрачными красками вуаль спала и на ее месте образовалась черная и всепоглощающая пустота космоса.

Хотя, не совсем черная и не такая уж пустота.

Я потянулся за инфопадом, чтобы свериться с данными. Прямо напротив нас блестела россыпь техносфер, подобно колонии полупрозрачных спор, облюбовавших орбиту вдоль внешнего края астероидного пояса Кодда Секундус. Некогда один из самых процветающих миров Рукава Маса, этот мир не пережил взрыва скопления плазмы под собственной корой. Катаклизм, случившийся из-за чрезмерного стремления местного правительства обогатиться. В итоге все, что осталось от населения – группка выживших, которая теперь ютилась в орбитальном лагере над вывернутым наизнанку планетоидом.

Вызванная на дисплей справка гласила, что около двух десятков лет назад колония еще подпадала под риоммскую программу помощи пережившим катастрофу, но позже проект свернули. В чем причина такого решения Риомма, было неизвестно. Но инфосеть, как обычно, полнилась версиями. Самые правдоподобные утверждали, будто Империя сочла проект слишком дорогостоящим. Единственное, на что хватило сил – это отстроить сеть временных убежищ с более-менее сносными условиями для жизни. Но, как известно, нет ничего более постоянного, чем нечто временное. Так оставшиеся без дома обитатели Кодда Секундус расселились по техносферам, где потихоньку деградировали, превращаясь в полуголодных и жадных до чужого барахла дикарей.

Чудовищное положение внутри колонии никого не волновало. Антисанитария и радиация уносили жизни людей пачками. Жестокие нравы и отсутствия хоть малейшего контроля стали причиной роста преступности. Контрабандисты и пираты облюбовали станцию как место, где без оглядки на безопасников можно творить свои темные делишки. Кое-кто напрямую измывался над бедными поселенцами, но встречались и те, кто изо всех сил старался помочь, снабжая колонию провизией и медикаментами.

И вот одного из этих добродетелей мы и должны были отыскать.

Скомкав изображение, я спрятал инфопад за пазуху и обратился к брату:

– Ты точно уверен, что та штучка действительно у этого Д’юмы?

Негромкое рычание, донесшееся со стороны пилотского кресла, прозвучало красноречивее любых слов.

– Ты меня за кого принимаешь? Думаешь, из любви к трудностям в эту дыру лечу?

Обдумав сказанное, я заметил:

– Если честно, то ты и не такие трюки выкидывал.

Мекет удивился, даже оглянуться изволил:

– Это что, шутка?

– А я разве смеюсь?

Брат, снова отвернувшись, вбил несколько команд и направил «Ртуть» вдоль крайней из сфер, ища свободный для стыковки рукав.

Несмотря на более чем удручающее положение, в котором обитали местные жители, пренебрежительно называемые риоммцами коддас, от звездолетов в причальной зоне было не протолкнуться. И все благодаря антиимперским настроениям, которые в здешнем краю проявлялись особенно остро. Местные непросто не любили Риомм. Они его всей душой ненавидели. Так что с завидным гостеприимством принимали у себя всех, кого нынешний режим не устраивал. Только чудо и крайняя осторожность здешних революционеров уберегали это незначительное скопление от глаз Серой Стражи и судьбы разрушенной планеты под ногами.

Выторговав себе местечко у одного из причалов, Мекет пристыковал к нему «Ртуть» и в своей излюбленной манере начал предварительный инструктаж:

– Я иду первым, ты не отстаешь. По сторонам не смотришь, вопросов не задаешь.

Я не удержался:

– Вопросов? Каких?

– Никаких! – рявкнул он, пока я давил ухмылку. – Будь словно тень. Чем меньше народу там внутри обратят на тебя внимание, тем лучше.

Прикинув что к чему, я задался наиболее логичным на мой взгляд вопросом:

– Может, мне тогда лучше тут посидеть? Поваляюсь, книжку там почитаю…

Но братец, почуяв насмешку, прищурился.

– Нет, ты пойдешь со мной. Одна пара глаза хорошо, а две – лучше. Будешь прикрывать спину, если что.

Это заявление удивило:

– Если что? Я думал, мы не замышляем ничего противозаконного.

– А мы и не замышляем. – Мекет выудил из небольшого отделения сбоку от консоли широкополую шляпу. Нахлобучив ее на голову, взялся проверять боеготовность пары бластеров, притороченных к поясу. Очевидно, в необходимости носить оружие у всех на виду что-то было. – Но быть готовым к неожиданностям не помешает. От этих обожравшихся солей идеалистов ждать можно чего угодно. Каждый спит и видит, как взрывается Риомм, и у каждого за пазухой спрятано не по одному грязному секрету. Эти секреты они готовы защищать так же отчаянно, как мамаша своего ребенка. Так что лишний раз на рожон лучше не лезть. Только Д’юме с ними и удается ладить. Но как именно – загадка даже для меня.

Вопрос о том, кто же этот самый Д’юма такой, на повестке не стоял. И это не значит, будто я не пытался его внести. Просто Мекет всякий раз, стоило мне завести тему об очередном космическом проходимце, водившем тесную дружбу с Желтым Малышом, неизменно уходил от ответа. Как будто боялся сказать лишнего. Или, что еще более вероятно, переживал о том, как бы мое отношение к этому подозрительному дядечке не повредило будущей сделке. А уж сделку-то он тщательно планировал. Хотя, я бы не стал сбрасывать со счетов, что это побег Ди Аргуса превратил брата в параноика. А может…

Я призадумался, искоса глянув на широкую мекетовскую спину. Вспомнилась жуткая до нелепости сцена гибели Метары, отчего едва затихшее внутри меня темное нечто незамедлительно поскребло о крышку ящика. Мекет не видел, как умирала лейра, потому что в тот момент находился в отключке. Стараниями ее наперсника он был тяжело ранен и крайне эффектную сцену пробуждения Тени пропустил. С другой стороны, он был вовсе не дурак, и без особого напряжения мог сообразить, что к чему. Но чувствовал ли он во мне угрозу? И если да, то как далеко готов был зайти, чтобы ее предотвратить?

Пока вопросы терзали разум, я переобулся в ботинки, схватил бластер и, уложив его в кобуру, поспешил за братом. Если уж предстоит разобраться во всем, то делать это лучше по ходу пьесы, в которой у меня роль не то пажа, не то злодея.

– И да, – бросил Мекет, прежде чем скрыться в пуповине стыковочного шлюза. – По ту сторону гравитации нет. Так что будь осторожней.

– Как нет? – замер я на месте с открытым ртом.

– Да запросто. Обиталище считалось временным, так что никто не собирался его облагораживать. Так и получилось. Но ты ведь уже бывал в невесомости, верно?

Сглотнув подступивший к горлу ком, я вяло кивнул:

– Бывал. Только ты все равно мог бы заранее меня предупредить.

– Не бойся. Дельце не займет много времени.

Хотелось бы верить.

Переход через шлюз-ползунок показался прыжком с трамплина в кучу дерьма. Глубокую, черную и отвратительно пахнущую.

– Фу-у-у! Что за вонища?!

– Добро пожаловать в трущобы коддас, – ответил Мекет с усмешкой. – Дом, который построил для беженцев Риомм. За что они ему безмерно благодарны.

Я уставился на него с открытым от изумления ртом. Впрочем, не только поэтому, – иначе дышать здесь было попросту невозможно. О том, что станция совсем не курорт, я знал и раньше, но даже в самых жутких кошмарах не мог вообразить подобного ужаса. То были не просто трущобы, а натуральный гадюшник! Мусорная свалка. Самая, что ни на есть. Только посреди открытого космоса, где чистый кислород по идее должен быть на вес золота, а любые отходы утилизироваться и не пропадать зря.

Братец, кажется, оценил выражение моего лица, потому что заметил:

– Ничего. Скоро привыкнешь.

Кое-как справившись с рвотными позывами, я выдавил:

– Что-то я сомневаюсь. Ты раньше бывал здесь?

– Мельком. И, говоря откровенно, не очень-то ждал возвращения.

– Могу себе представить.

Мекет проплыл через захламленную, точно лавка старьевщика Зулы с Глосса, малую сферу к узкому проходу, занавешенному куском драной ветоши. По моим прикидкам проход должен был вывести к основным помещениям станции.

– Тут что, следить за порядком не принято? – простейший вопрос, который заставлял меня внутренне кипеть от возмущения. Насколько сильно может деградировать разумное существо, чтобы согласиться добровольно прозябать в подобном кошмаре?

Мекет не раздумывал над ответом.

– Никому это не надо. Ныть, жаловаться и требовать помощи от кого бы то ни было намного проще. По крайней мере, так считает большинство коддас, а те, кто ими управляет, не видит серьезных причин что-то менять. К грязи и нищете здесь привыкли. А на залетных парней, вроде нас, смотрят с подозрением.

Это было хорошо заметно по местным обитателям, парящим у гнойниками вздувшихся на стенах палаток и провожавшим нас полувраждебными взглядами. Тощие физиономии горели азартом, и непонятно, то ли ограбить нас хотели, то ли сожрать.

– Рот не разевай, – предупредил Мекет и, перехватив меня за запястье, подтолкнул в нужном направлении. – Ты же не на экскурсии, чтоб пялиться. Да и раздражает это, сам должен понимать.

– Однако им это не мешает пялиться в ответ, – негромко возразил я, как мне казалось, вполне справедливо. Тот, кто не любит, когда суются в его личное пространство, должен с уважением относиться к чужому.

А Мекет и не спорил.

– Да, – сказал он. – Вот только мы с тобой здесь гости. Зато они – нет. В чужой монастырь со своим уставом не ходят.

Я проводил скрывшегося за очередным переходником брата долгим взглядом, слегка поразившись столь откровенной осторожности, прозвучавшей в его словах. Только комментировать никак это не стал. В конце концов, рассуждая о двусмысленности правил приличия, он был по-своему прав. Да и я не стремился к неприятностям. А потому, пожалев о невозможности спрятать лицо под капюшоном, молча проследовал к центральной сфере, где нас и ожидал искомый Д’юма.

Тут следовало бы добавить, что с того момента, как переплыл шлюзовой затвор, я не только сходил с ума от невыносимого смрада, но и чувствовал некое ментальное давление, чье происхождение бралось откуда-то извне. Будто вокруг затевалось нечто зловещее. И это никак не было связано с тем, как встретили нас местные. Словно отдаленное и слабое эхо, которое улавливалось лишь благодаря тому, что я оказался весь из себя такой необычный.

На всякий случай я спросил:

– Ты ничего не замечаешь?

– Например?

Я попробовал описать ощущения, но с удивлением обнаружил, что не могу их сформулировать. Словно весь словарный запас вдруг исчерпался, а на его месте остались только предлоги и междометия.

– Такое чувство, будто у нас под носом что-то творится, и это «что-то» ничего хорошего нам не сулит… – Поежившись, я добавил: – Паршиво как-то.

Оглянувшись на миг, Мекет проговорил:

– Ну да. Разве мы это уже не выяснили?

– Да я не о том!

– А о чем же? – Но едва задав этот вопрос, он сразу осекся, правильно все истолковав. Его лицо вмиг помрачнело на несколько порядков. – Я же сказал: не делать ничего, что привлекло бы к нам лишнее внимание!

– А еще ты сказал, прикрывать твой зад. Чем я и занимаюсь.

Брат, выставив перед собой указательный палец, приблизился ко мне вплотную и прошипел:

– Имелось в виду, что ты будешь вести себя тише воды, ниже травы, а заодно приглядывать за местными. Я хоть и смирился с твоими чудачествами, это не значит, будто их надо использовать направо и налево.

Я отплыл примерно на полметра и, оглянувшись и удостоверившись, что поблизости никого нет, так же тихо осведомился:

– Во-первых, почему нет? А во-вторых, кто сказал, будто я обязан подчиняться твоим приказам? Время, когда ты мог свободно мной помыкать, давно прошло. Кроме того, если до тебя еще не дошло, то я далеко не всегда в ответе за все плохое, что творится вокруг. Некоторые вещи случаются сами по себе и меня об этом никто не спрашивает.

Мы ступили на очень опасную тропу и Мекет это хорошо понимал. Было видно, какие усилия ему приходилось прикладывать, чтобы подавить естественный порыв затеять очередную ссору. Совершив несколько глубоких вдохов, он намного более спокойным тоном проговорил:

– Риши, сейчас не самое подходящее место для подобного разговора. И время, кстати, тоже.

– Чего и я тебе пытаюсь втолковать. Чую, что все здесь будто на взведенном детонаторе. Один малейший толчок – и станция, фигурально выражаясь, запылает ярче, чем планета, вкруг останков которой она дрейфует.

Как бы там ни было, но к этим словам Мекет отнесся серьезно.

– Уверен?

– Еще как! – убежденно кивнул я. – Чего бы тебе ни понадобилось от Д’юмы, скорей забирай это и уходим. И, кстати, что это такое? Ты так и не сказал мне.

– Верно. Не сказал.

Я выдержал паузу, однако ответа не последовало.

– Ну? Так и что же это?

– Как только придет время, узнаешь.

Громко фыркнув и закатив глаза, я постарался отделаться от маленького назойливого пегатта, вдруг приставшего ко мне с просьбой «отсыпать деньжат на опохмел». Пошарив в кармане, я наскреб несколько риммкоинов и высыпал в его мозолистую трехпалую ладошку. Увидев риоммские монетки, пегатт скривился, но принял их.

– Напрасно, – обронил Мекет, когда попрошайка уплыл.

Я закатил глаза.

– Что на сей раз не так?

– Теперь он раззвонит всем, что с тебя можно кое-что стрясти, и местные начнут липнуть стаями.

– Ну а что мне следовало сделать? Прогнать его?

Мекет ответа не дал.

– Просто имей в виду, – проворчал он, – что ни один твой поступок не останется без последствий.

Я фыркнул. Вот уж о чем можно было и не напоминать! После всего, что произошло на Дей-Прим, я только и делал, что ожидал последствий.

Одна грязная сфера сменялась другой. Число попрошаек, цеплявшихся за стены и потолок, росло. Как росло и число тех, кто был не прочь поживиться за счет воровства, из-за чего приходилось вдвое тщательнее присматривать за оружием и кошельком.

Особенно за кошельком.

– Долго нам еще тащиться? – простонал я, не в силах терпеть. – У меня уже голова кружится от вони.

Брат отозвался:

– Недолго. Но как только окажемся на месте, закрываешь варежку и делаешь вид, будто ты часть местного интерьера. Усек?

Я оглядел заляпанные то ли кровью, то ли блевотиной, а кое-где изъеденные плесенью внутренности орбитального притона и с тяжким вздохом произнес:

– Как скажешь. Но мы хоть не заблудились?

Мекет промолчал. Вместо него ответ дал вооруженный человек, неожиданно выпорхнувший из темного угла нам навстречу.

– Уже на месте. – Тыча дулом бластера в лицо моего брата, этот довольно кровожадного вида длинноногий и длиннорукий тип жаждал наживы. – Ну? Чего уставился? Бабки гони!

– Это и есть причина твоих предчувствий? – поинтересовался у меня Мекет, не шибко впечатленный оружием, которое едва не упиралось ему в нос.

Я не ответил.

Все еще оставаясь чуть позади и сбоку, я мог наблюдать за развитием событий, не особенно рискуя попасть под огонь. За собственное оружие я так же хвататься не спешил, решив предоставить Мекету сомнительную честь разобраться с вымогателем самостоятельно.

Брат продолжал смотреть на направленный в его сторону бластер с легкой полуулыбкой, как будто не совсем понимал, что все это означает.