1.

С высоты птичьего полета два всадника на просёлочной дороге казались размером не более букашек. Ухабистая дорога, с темными пятнами оставшихся кое-где луж, поначалу извивалась среди пожухлых сентябрьских полей, а затем выпрямлялась, разрезая село «Большое Лесное» на две части. Миновав неопрятный строй небогатых деревянных домишек, дорога светлой лентой вырывалась на волю, чтобы упереться в пологий спуск холма, на вершине которого раскинулся ансамбль деревянных строений с красивой двухэтажной усадьбой по центру. Парадный вход и окна строения были украшены резными наличниками. Усадьба выглядела ухоженной и недавно окрашенной в белые и голубые тона. Периметр был огорожен простой изгородью, предназначенной скорее для ограничения передвижения скота, чем для чего-либо другого. К усадьбе шла укрепленная деревянными спилами дорожка, которая упиралась в крыльцо с тремя широкими ступенями и резными перилами. Сама же дорога, по которой ехали всадники, резко поворачивала влево, к небольшой деревянной церквушке в виде сруба с крестом, пристроившейся у подножия холма. Рядом с нею вольготно расположилась лесопилка, а далее вдоль дороги шли деревянные дома, выглядевшие более новыми и богатыми по сравнению с селом «Большое Лесное».

– «Малое Лесное», – пояснил уже пожилой полицейский урядник, на, казалось, не менее пожилой гнедой кобыле, устало и неторопливо тащившей грузного полицейского по упомянутой просёлочной дороге.

Ехавший рядом молодой господин с тонкими усиками был одет в цивильное. Его мягкий светло коричневый костюм идеально сидел на подтянутой фигуре, штаны, более темного оттенка, были заправлены в невысокие, начищенные до блеска, сапоги. Белый жеребец под этим господином важно вышагивал и, казалось, совсем не устал, в противоположность кобыле урядника, хотя к седлу жеребца с двух сторон были привязаны чемоданы. Молодой человек посмотрел на группу домов, которые полицейский назвал «Малое Лесное». Они, как и полагалось, шли вдоль дороги, которая затем упиралась в лес, который окружал село плотным кольцом.

– Это тупик? – спросил молодой господин урядника.

– Да, дорога заканчивается, далее только лес, река и снова лес с болотом.

– Не думал, что во Владимирской губернии существует такая глухомань.

– Желаете сразу осмотреть квартиру? – с надеждой спросил полицейский, которого совершенно вымотала дорога.

– Нет, – ответил молодой господин, окинув взором мрачное, покрытое тучами небо, – не ровен час дождь хлынет, да и стемнеет скоро.

Урядник тяжко вздохнул, и всадники двинулись дальше. «Малое Лесное» не производило на Ивана Трегубова, московского судебного следователя, такого гнетущего впечатления, как «Большое Лесное», которое давило темными подгнившими и местами разрушенными избами на сузившуюся дорогу, словно стремясь сомкнуть две половины деревни, как пасть деревянного хищника. В «Малом Лесном» слышались звуки: в каком-то доме на повышенных тонах разговаривали женщины, где-то заплакал ребенок, которому лаем ответила собака. «Большое Лесное», которое ранее проехали путники, словно растворялось в полной тишине. Избы молча и мрачно смотрели на проезжающих всадников. Может виновата была погода, а может нет. Настроения село не поднимало. Они не встретили ни одного человека по пути, хотя изб было значительно больше, чем в «Малом Лесном».

Однако, Иван Трегубов, проезжая «Большое Лесное», чувствовал, что деревня не безлюдна, что за ними наблюдают, не показываясь на глаза. Это чувство снова вернулось, как только они проехали «Малое Лесное» и попали в лес. Кроны деревьев быстро сомкнулись над тропинкой, а вокруг воцарилась тишина. Ни шелеста листьев от ветра, ни щебетания птиц. Слышно было только как глухо опускаются на землю копыта кобылы урядника, которая шла впереди жеребца Трегубова. Внезапно по спине Ивана пробежал холодок. Он резко обернулся, пытаясь понять причину.

– Дальше придется, пешком, – отвлек молодого человека от его мыслей полицейский, – лошади не пройдут.

Следователь повернулся к уряднику и спешился. Тучи над головой окончательно почернели. Полицейский привязал лошадей к поваленному молодому дереву, корни которого, как лапы паука, ещё продолжали цепляться за землю.

– Придётся лезть через бурелом, – урядник Выдрин с сомнением посмотрел на одежду своего спутника.

– Ничего, Всеволод Петрович, ведите.

И вправду ничего страшного с московским следователем не произошло. Если кряхтящий урядник с трудом протискивался сквозь ветви и натужно перелезал через поваленные деревья, то Иван Трегубов очень ловко и непринужденно двигался по лесу.

– Вы, наверное, охотник? – поинтересовался удивленный полицейский.

– Нет, – ответил Иван. – Ещё долго?

– Почти уже на месте.

Бурелом закончился внезапно, и путники оказались на краю небольшой сосновой рощи. Сосны располагались на расстоянии друг от друга. Их высокие кроны не соединялись и давали достаточно света, чтобы рассмотреть усеянную ковром опавшей хвои землю. Сейчас в просветы между ветвями была видна только предгрозовая чернота. Но не сосны привлекли внимание Ивана.

Его взгляд сразу же остановился и застыл в одной точке. Он тоже смотрел, и, казалось, что этот безжизненный, застывший на века, взор холодно и безжалостно рассматривает Ивана, словно пытаясь угадать зачем тот здесь. Удивительно, как древний резчик простыми линиями смог придать этому истукану столь явно выраженный характер. Деревянные глаза строго смотрели на Ивана, прямая линия сжатого рта, обрамленная бородой, жаждала. Истукан жаждал. Жаждал чего? Ответ на этот вопрос Трегубов уже знал. Жертву, вот чего ждал идол.

Иван приблизился и медленно обошёл по мягкой хвое вкопанное в землю бревно. Он сразу обратил внимание, что Выдрин к нему старается не приближаться. «Его вкопали давно, очень давно, – так решил Иван. – Тогда ещё не было этих сосен, они появились потом. Это была поляна, окруженная лесом. Капище. А вот огромный дуб был, он был здесь так же давно, как и деревянный истукан. Может даже раньше. Интересно, кто это? Перун?»

Трегубов подошел вплотную и ещё раз внимательно осмотрел идола. Он, действительно, был древним. С одной стороны, на дерево наполз мох, но в целом оно хорошо сохранилось, хотя кое-где было разъедено жуками, а местами покрыто трещинами, некоторые из которых на бороде идола были чем-то забиты. Иван ковырнул в одном месте ногтем.

– Кровь, – сказал, стоящий сзади, Выдрин.

– Что? – обернулся к нему пораженный Иван.

– Кровь, которую не смыли дожди. Запекалась в трещинках.

– Вы хотите сказать, что ею обмазали рот? – удивленно спросил Трегубов.

– Обмазали?! – изумился урядник. – Вам что не рассказали?

– Что не рассказали? – Иван тревожно оглядел бывшее капище.

– Его облили кровью жертвы, – полицейский кивнул на идола.

– Не понимаю, – сказал Иван, – мне сказали, что жертву зарезали у языческого идола.

– О! Так Вы и вправду ничего не знаете. Было ещё то зрелище! Он висел вон там, – показал Выдрин.

Иван проследил взглядом. Полицейский указывал на толстую ветвь старого дуба, которая спускалась на поляну недалеко от идола.

– Что значит висел?

– То и значит. Его привязали за ноги в чём мать родила и перерезали горло, как какой-то свинье. Затем что-то подставили. Ведро, может. Не знаю. Подождали, пока оно наполнится кровью, и облили его, – Выдрин кивнул на истукана.

Иван представил себе эту жуткую сцену. Несчастная обнаженная жертва сопротивляется, но её привязывают, а затем… Наверное, преступник был не один. Он посмотрел на истукана, представил, как ещё теплая кровь жертвы струится по его бороде, огибая рот.

– Собрали кровь и вылили, – Трегубов завороженно смотрел в мертвые деревянные глаза идола. – Но зачем?!

– Как зачем? – урядник пожал плечами. – В прошлом году была засуха, зимой много людей перемерло. Голод.

– И Вы что же верите, что это помогает? – удивленно спросил полицейского Трегубов.

– Откуда ж мне знать? – ответил Выдрин и посмотрел наверх.

Трегубов поднял глаза вслед за урядником. Тучи набухли водой настолько, что казалось уже не могли удержаться на небе: они висели прямо над головой. Иван перевел взгляд на истукана. Ему показалось, что выражение лица идола немного изменилось, оно теперь выражало торжество. «Нет, этого не может быть, это всего лишь игра теней», – сказал себе Иван. Он подошёл к дубу и осмотрел ветку. На ней до сих пор была верёвка. Трегубов обернулся к Выдрину.

– Веревку срезали, – ответил тот на немой вопрос московского следователя. – Не лезть же на дерево.

– Он был совсем голый? – спросил Иван.

– В чём мать родила, – подтвердил Выдрин.

– На теле были какие-то следы?

– Вы про что?

– Раны? Синяки?

– Не, не припомню, – ответил урядник.

– Хорошо, я посмотрю потом в отчёте, – задумчиво проговорил Иван, осматривая землю под ветвью дуба.

– Ничего нет, – сказал, наблюдавший за его действиями, полицейский, – я уже смотрел – никаких следов. Говорил же, ведро было.

Трегубов ещё немного осмотрелся и, не найдя ничего интересного, подошёл к Выдрину.

– Вы мне говорили уже, что свидетелей нет?

– Нет. Никто ничего не видел.

– И сколько он так провисел?

– Не могу сказать точно, но нашли его на второй день, как пропал. Значит, не больше двух суток. Всей деревней искали.

– А кто нашёл?

– Куракины, братья. Пришлые здесь.

– Почему ж так долго искали, если всей деревней?

– А кому охота в бурелом лезть? – вопросом на вопрос ответил урядник. – Да и кто мог бы подумать, что отец Пётр полезет туда. Думали, может к реке пошёл, там омут нехороший. Это в другой стороне.

– Омут нехороший? – переспросил Иван.

– Ну да, нехороший.

– Чем же это?

– Не моё это дело сказки сказывать, вон у Евдокии Васильевны и спросите.

– Кто такая Евдокия Васильевна?

– Домохозяйка Ваша, у ней жить будете, вдова унтер-офицера, – ответил Выдрин.

– А почему именно у неё лучше спросить? – уточнил Трегубов.

– Ну, это, – замялся урядник, – говорят, ведьма она.

– Верите в ведьм?

– Всяко бывает на свете, – ушёл от ответа полицейский, – так едем или как? Сами говорили: дождь может начаться.

Трегубов быстро осмотрелся – не пропустил ли он что, не упустил ли какую улику.

– Так, это кто?! – воскликнул он.

На противоположном конце сосновой рощи под ветвями деревьев стоял человек и внимательно смотрел на Трегубова. Ивану бросились в глаза бледное лицо и всклокоченная борода. Как только незнакомец понял, что его заметили, он отступил назад и пропал из виду.

– Кто? Где? Никого не вижу, – стал вращать головой Выдрин.

Иван кинулся к тому месту, где заметил незнакомца. Но там уже не было ни человека, ни его следов.

– Померещилось, – уверенно сказал урядник, когда выслушал Трегубова. – В таком месте и не такое может привидеться.

– Хорошо, – вздохнул Иван, – может, и правда померещилось. Едем в деревню.

Евдокия Васильевна Прохорова, та самая вдова унтер-офицера, она же – деревенская ведьма, оказалась крайне подвижной пожилой особой лет шестидесяти. Она была небольшого роста и немого сутулая. На покрытом морщинами лице выделялся большой широкий нос. Однако, взгляд её выцветших глаз не казался старческим. Он был скорее любопытным. Хозяйка внимательно осмотрела постояльца и предложила Выдрину тоже переночевать, но тот отказался, сославшись на дела с утра.

– Ничего не могу поделать, надобно вернуться, служба, – уныло сказал он. – Придётся промокнуть.

– Дождя до ночи не будет, – заявила Евдокия Васильевна.

– Почему Вы так думаете? – спросил Трегубов.

– Я не думаю, а знаю, молодой человек.

– Вот, как! – обрадовался словам Прохоровой полицейский, – тогда прямо сейчас и поеду.

Дом у Евдокии Васильевны был небольшой, но очень уютный. На окнах – занавесочки, на столе – красивая скатерть с цветочными узорами.

– Спать будете в этой комнате на печи, я затоплю на ночь, по ночам уже холодно. Утром не проспите завтрак. Сейчас подготовлю Вам постель. Вы к нам надолго?

– Не знаю, – ответил Трегубов. – Как получится. Как дело пойдёт.

– Ох, бедный отец Петр, не заслужил он такого, – бормотала хозяйка, перекладывая одеяло и подушку на печку. – Это ж надо, что на белом свете творится!

– Такого никто не заслужил, – заметил Трегубов, и вдруг с перекошенной гримасой сильно почесал руку.

– А ну что у Вас там, покажите, – оставив заниматься постелью, приказала Ивану Евдокия Васильевна.

– Чешется сильно. Не пойму никак от чего, – Иван протянул вперёд покрасневшие руки, которые периодически очень сильно чесались.

Прохорова взяла руки Трегубова своими старческими ладонями с проступившими венами, осмотрела их и тщательно ощупала.

– Никогда не было раньше? Может, сглазил кто? Но, ничего страшного, – сказала она. – Идёмте, смажу. Это успокоит, и заварю чай с травами. Завтра пройдёт.

Хозяйка быстро растолкла какие-то листья и смазала руки Трегубова, пока настаивался чай с травами.

– Подержите ещё немного, не смывайте, – приказала она Ивану перед сном.