Трясущимися пальцами Антон по памяти набирает номер. Отмахивается от надоедливой поздней мухи, что залетела в форточку и кружит по комнате, иногда с тупым «бам» врезаясь в окно. Пока идут гудки, он провожает её глазами.

– Ну же, ответь…

Гудок меняет тональность на пару октав, замедляется до низкой частоты, от которой свербит глубоко внутри головы. Словно чёртово насекомое залезло туда и ползёт всё дальше по слуховому каналу, вызывая желание сунуть в ухо что-нибудь острое.

– Давай же!

«Ммммм». Так гудит трансформатор в грозу. Так, должно быть, мычат приговорённые коровы на скотобойне. Он точно не знает.

Щелчок.

– Оля? Оль, это ты?

– …

Гудки сменяются тишиной под высоким давлением, плотной настолько, что она просачивается по проводам, пожирает все звуки вокруг. Тиканье часов прекращается, телевизор соседей хрипит и глохнет, даже сонное жужжание мухи – всё умирает. Если Антон оглянется, увидит остановившийся мир. Он не оглядывается, смотрит на походный рюкзак цвета хаки, стоящий на полу. Раздувшийся от страшного содержимого, беременный катастрофой рюкзак.

– Оль, я иду, слышишь?

Я иду.

Октябрь, год назад

– Антон? Ау-у, Антон, ты идёшь? – девушка с тёмно-каштановым каре потянула его за рукав и, улыбаясь, заглянула в лицо.

– А? Прости, Кать, задумался.

– На дискотеку пойдёшь с нами? Вечером в ДК. Пантыкин играть будет.

– Антоха как обычно, – хохотнул шедший рядом Влад, – на своей волне. Витамины хоть пьёшь, олимпиадник? Скоро диплом защищать, а ты уставший.

Антон мысленно отмотал разговор, который едва ли слушал, и покачал головой. Всю дорогу, выйдя с последней пары, компания одногруппников физмата обсуждала планы на вечер.

– Я пас. Поем, переоденусь и на практику.

Катя демонстративно надулась. Девушка нравилась Антону, даже очень, но странные движения женской души оставались для него загадкой.

Друзья махнули на него рукой и снова о чём-то заговорили: кто с кем замутил на танцах в прошлую пятницу и прочее в таком духе. Антон с благодарностью вернулся к собственным мыслям. Коленом он поддавал на ходу потрёпанный дипломат с тетрадками и парой учебников, перешедший от отца к новоиспечённому студенту сразу после вступительных.

Дипломат честно прослужил новому владельцу ещё пять лет. Теперь, на последнем курсе, разговоры молодых людей крутились вокруг планов на будущее и поисков работы. Или, как сейчас, попыток подкатить к кому-нибудь. Антону были одинаково неинтересны обе темы. Будущее тревожило всех, хотя мало кто признался бы. Страна быстро менялась. Реформы волнами катились по ней из столицы, чуть погодя перехлестнули через Урал и добрались до их родного Екатеринбурга, ещё недавно называвшегося Свердловском. Первые последствия уже наступили: распределения после вуза не будет, а значит, каждому из них предстояло самому искать дорогу в жизни.

Многие из знакомых Антона планировали податься в бизнес, продажи или вписаться в какой-нибудь кооператив. Почти каждый размышлял о том, как бы «подняться», оседлать эту волну перемен. На взгляд Антона, то были сплошь мутные блудняки. Сам он, как и прежде, собирался заниматься наукой, и на практику в НИИ пошёл исключительно по этой причине. Ну, почти исключительно.

Добрались до остановки. Большая часть компании жила в общаге, потому ребята помахали руками и гурьбой загрузились в трамвай. Дальше шли втроём: Катя, Антон и Игнат, сумрачный и серьёзный парень из группы, ещё более немногословный, чем сам Антон. Все трое жили с родителями недалеко друг от друга. Катька ещё по инерции щебетала, но никто её не поддержал, так что скоро разговор увял сам собой.

Молча миновали закрывшийся универмаг с пыльными витринами, возле которого сидели бабульки, торгуя кульками жареных семечек. Рядом умывался взъерошенный грязный котёнок. Вошли в арку двора, исписанную граффити. Слева показалась вечная стройка за жестяным забором (можно было гарантировать, что ни один новый кирпич не встал на положенное место за всё время их обучения), дальше потянулись панельные пятиэтажки, одинаковые, как из-под ксерокса. Все, кроме одной, третьей по счёту. Антон уставился на неё.

Дом номер восемнадцать отличался от остальных. Он ещё напоминал исходную пятиэтажку, были видны квадраты бывших окон, швы между плит, двери подъездов и даже те места, где проходили газовые трубы. Но камень стен спёкся в сплошную стеклянистую массу, кое-где треснув, как от огромного жара. Дом оплыл с одного края, превратился в угольно-чёрную, наглухо запаянную скорлупу. Словно вылепленный в натуральную величину из гудрона, он гнилым зубом торчал из городской застройки. Антон не отводил от него глаз.

Компания миновала оплавленный монолит, одногруппники обратили на него не больше внимания, чем на заброшенную трансформаторную будку по соседству с размашистой надписью «РЭП КАЛ» на кирпичах.

– Суки, – прошептал Антон одними губами.

– А? – Катя обернулась. – Что-то говоришь, Тох?

– Нет, ничего. А вы слыхали, что эти дома до сих пор подключены к городским коммуникациям?

– М-хм, – без интереса отозвался Игнат.

– Серьёзно, у отца знакомые в теплоцентрали. Иногда слесаря лезут в подвалы. За отдельную плату, конечно, для регулярного обслуживания и всего такого. Говорят, дома уходят на километры вглубь земли. Но воды и электричества потребляют совсем мало, как одна квартира.

– Опять он за своё, – буркнул Игнат, ни к кому не обращаясь, и отвернулся.

Было ясно, что одногруппнику хотелось ускорить шаг: Антон порядком достал всех знакомых разговорами о Соседях. Катя промолчала, только бросила на Антона жалостливый взгляд. Тот понял намёк и заткнулся. Но думать не прекратил.

***

Соседями их назвали с лёгкой руки безымянного провинциального журналиста. Надо ведь было как-то назвать. Один написал, другие подхватили, в итоге имя прижилось.

Никто не знал, как выглядят новые соседи человечества или чего хотят, да и хотят ли вообще. Просто в одну из осенних ночей двадцать с лишним лет назад другие поселились в некоторых из наших домов. Первоначальные их жильцы спокойно, без спешки собрали вещи, разбудили детей, взяли в охапку питомцев и вышли во дворы, причём впоследствии никто из них так и не смог объяснить, зачем.

Известно, что Соседи не агрессивны и не стремятся контактировать с людьми. Не покидают занятые ими панельки (иногда это отдельно стоящие дома, реже – целые микрорайоны), вообще никак себя не проявляют. Первая паника среди населения постепенно сменилась острым интересом, а затем, когда ничего так и не произошло, равнодушием и скукой. Люди, как водится, привыкли.

В спешке организованный НИИ Контакта сам собою пришёл в упадок и лишился финансирования за отсутствием, собственно, контакта. Теперь в учреждении работали на полставки последние энтузиасты от науки да студенты, проходившие практику ради зачёта. Такие, как Антон.

С годами соседские дома стали привычным элементом пейзажа. Люди сомневались подчас, что внутри вообще кто-то есть. Сперва обнесённые заборами и кордонами, тщательно охраняемые и без толку изучаемые, постепенно дома были предоставлены сами себе. Лишь болтались на ветру обрывки предупреждающих лент, да компании детей пинали иногда мячик меж чёрными домами, куда им запрещали ходить родители. Запрещали, кстати, тоже не из опасений, а просто… Ну, зачем же беспокоить Соседей? Это как-то невежливо.

Антон с особенной злостью пнул свой дипломат и смущённо улыбнулся в ответ на вопросительный взгляд Игната.

Изредка Соседи занимали не дом, а, скажем, какой-нибудь завод, тогда он продолжал работать. Временами из его ворот выходили странные составы с неведомой продукцией и останавливались на ближайшей станции для разгрузки. Правительство сразу наложило на такие заводы лапу, ввело режим секретности, и неизвестно даже, что там за продукцией делятся с нами Соседи. Наверное, очень ценной, раз всех всё устраивает. А в кинотеатре «Октябрь» вроде как до сих пор крутят по ночам какие-то фильмы. Жаль, внутрь не заглянуть. Да никто всерьёз и не пытался.

Антона же до чёртиков достала неизвестность, вся эта вымученная загадка, а в особенности то, что люди с ней столь охотно смирились. Задерживаясь на практике допоздна, когда гулкие коридоры полузаброшенного НИИ окончательно пустели, он стал тайком залезать в архивы, расположенные в дальнем крыле. Да их никто и не охранял, ключ нашёлся прямо на соседнем подоконнике под цветочным горшком. Однако внутри царил такой бардак, а каталожная система была настолько мудрёной, что найти в том океане макулатуры что-то поистине интересное удавалось нечасто.

Антон сам этого не понимал, но ему было одиноко. Парень чувствовал себя едва ли не единственным в городе (да во всей стремительно разваливавшейся стране, а может, и во всём чёртовом мире), кто не доверял Соседям, кто вообще беспокоился на их счёт, что считалось теперь чуть ли не дурным тоном. Но чувств своих изменить не мог и отступать не собирался. У него была для этого причина. Причину звали Оля.

Происходящее (а вернее, не происходящее), всеобщие эти апатия и близорукость откровенно бесили его. Казалось, только он всерьёз и подозревает, что Большой Переезд был на деле никаким не переездом. Чем же тогда? На враждебное вторжение, как ни крути, было не похоже. Вот погань, да если б знать.

***

Распрощавшись с друзьями (Катя быстро обняла его напоследок, и парень покраснел, словно школьник), Антон свернул за угол и направился домой мимо погнутых турников и врытых в землю шин детской площадки. На самодельном столике под ветвями драной акации шла оживлённая игра в домино. Один из дядек, лысеющий знакомый отца в несвежей алкоголичке, отсалютовал студенту бутылкой пива, тот вяло махнул в ответ. Отсюда уже был виден его подъезд и пучок разномастных антенн, торчавших из окна девятого этажа, где жил дядя Костя, местный радиолюбитель.

От него Антон знал, что у радио-энтузиастов и владельцев пиратских станций появился новый спорт: слушать соседские дома. Якобы что-то они там передают на ультракоротких, да только не разобрать. Дядя Костя записал для Антона несколько часов эфира, но что делать с кассетой и как её расшифровать, студент пока не придумал. Обратиться к научному руководителю тоже не мог: грифы секретности со всего, касающегося переселенцев, официально никто не снимал.

Антон взбежал на свой этаж. По пути поздоровался с Тамарой Родионовной, приветливой старушкой из семнадцатой квартиры, отобрал у неё помойное ведро и сбегал до баков в углу двора. Потом быстро распрощался и вошёл в квартиру. Мама была дома, готовила что-то на кухне. На маленьком телевизоре неразборчиво шла программа «Смак», звенела посуда, лилась из крана вода.

Прошмыгнув в свою комнату, Антон достал из тайника под шкафом тетрадь для заметок, сел за стол и сверился с планом на сегодня. Предстояло прошерстить восемнадцатый стеллаж архива, полки с К по М. Антон всё ещё надеялся обнаружить какой-нибудь полезный протокол полевого эксперимента в грудах авансовых отчётов и счёт-фактур. Тональность бубнежа телевизора за стенкой изменилась, передавали экстренное заседание правительства.

Вернув тетрадку под шкаф, Антон упал спиной на софу и открыл «Квантовую механику, нерелятивистскую теорию» Ландау и Лифшица, заложенную карандашом. Однако сосредоточиться не получалось: глаза перескочили со строчек текста на цветочный узор обоев, словно пытались прочесть и его.

Правительство… Оно хранило молчание по поводу Соседей, лишь изредка отпуская многозначительные намёки. В результате все сошлись во мнении, что власть так же бессильна и несведуща, как остальные. Просто привычно пускает пыль в глаза. Ну а в последние годы чиновникам стало и вовсе не до того.

Гипотезы о природе и причинах появления переселенцев выдвигались, конечно, самые разные. Популярной оказалась та, согласно которой Соседям пришлось покинуть свой дом, когда там случился некий непостижимый катаклизм. Якобы они искали, где можно будет поселиться, навсегда или на время, и наткнулись на нас. А мы, что ли, гнать их будем? Нехай живут. И то сказать, прогонишь их, пожалуй. Некоторые ещё ругались: припёрлись, так и растак, цыгане космические, а ну как та беда, что из своего дома их выгнала, за нами придёт? Что делать будем, к кому переезжать? На паникёров цыкали досадливо: не кипеши, мол, не нагнетай. Других проблем, что ли, нет? Другие проблемы, конечно же, были.

Вот так самое невероятное событие в истории Земли, настоящее посещение, о котором мечтали фантасты, закончилось пшиком. Человечество растерянно почесало в затылке и вернулось к своим, гораздо более насущным занятиям. В учебники истории и обществознания включили по соответствующей главе, на этом и делу конец. Есть Соседи и есть, на жизнь, в общем, не влияют. Хотя кое-кто утверждал: так случилось именно потому, что Соседи не любят внимания к себе.

– Антон! – крикнула с кухни мать. – Сынок, ты дома? Иди поешь! Я борща наварила.

***

Антон столкнулся с мамой на пороге кухни. Женщина пробежала мимо с озабоченным лицом, на ходу потрепав сына за вихры, открыла шкаф и стала куда-то собираться. Она выглядела немного грустной. Впрочем, мамины улыбки вообще стали редкими с прошлого октября, когда Олька пропала без вести. Антон понимал мать: Оля была для него самым родным человеком в семье, значила больше, чем просто младшая сестра. Ушла к Соседям – так иногда говорили про бесследно и беспричинно исчезавших людей в «городах контакта». Про Ольку тоже.

Понаблюдав, как мама красит губы напротив трюмо, Антон вошёл в кухню. На столе, покрытом клеёнкой, пух в банке чайный гриб и дымилась тарелка борща, лежали нарезанные куски хлеба, нож, пластиковая воронка, пара отварных яиц. По телевизору под тревожную музыкальную заставку шли «Вести»: ничего хорошего или нового дикторша не сообщала. Антон сел, быстро влил суп в живот, почти не ощутив вкуса. Набрал под краном воды и в три глотка осушил любимый Олькин стакан-непроливайку, разглядывая висевшую над раковиной кривую разделочную доску, которую сам же сделал для мамы на уроке труда в шестом классе. Мыслями он всё ещё был далеко.

Иногда он заходил в бывшую Олину комнату, которую отец уже начал понемногу превращать в кабинет. Перебирал школьные тетрадки с пятёрками (почерк у сестры всегда был образцовый), мягкие игрушки, альбомы с акварелью. Один рисунок даже забрал и повесил у себя над кроватью: дом, их счастливая семья из человечков-палочек, в небе – белые облака, похожие на барашков, и ярко-жёлтая окружность солнца.

Рисунок успокаивал его, когда становилось тоскливо. В самые печальные ночи, когда не мог уснуть, Антон лез тайком на крышу дома, выходил под чёрное небо, усеянное скучными точками света, садился на брошенный кем-то ящик из-под апельсинов и долго смотрел на город. Вспоминал обрывки разговоров, первое время раздававшиеся тут и там.

«Почему ж сразу ушла? Времена нынче вон какие, девчонка была красивая, мало ли психов вокруг… Кто, Вяткиных дочь, что ли? Она. Не-е, эта точно ушла. Почём знаешь? Да вечно возле домов крутилась, вот и допрыгалась. Поди, позвали её. Думаешь? Ну, может, и так…»

Никто из трепавших языками, разумеется, ничего не знал. Однако никто за три года не нашёл и тела Оли. Времена действительно были непростые, случалось всякое. Не было свидетельств тому, что к Соседям кто-то вообще уходил, однако легенды и слухи не утихали. Одной такой легендой Оля поделилась с Антоном за несколько недель до того, как ушла на урок сольфеджио в музыкалку, чтобы не вернуться. Забежала в комнату, залезла с ногами на софу и спросила: «а ты знал, что Соседям можно позвонить?»

***

– А ты знал, что Соседям можно позвонить?

– Что ещё за глупости, – Антон оторвался от книги, которую читал.

– И вовсе не глупости, а чистая правда, мне Борька из бэ-класса сказал.

Антон улыбнулся и совсем отложил третий том приключений капитана Блада. Всё равно знал его наизусть.

– Тот самый Борька, что пиццу в столовой тебе купил? И что же он рассказал?

– Что жил у бабушки прошлым летом, пока родители на море отдыхали, а его не взяли, и очень ругался, что это несправедливо, а у бабушки в квартире скучно, плохо пахнет и нечего делать, и телевизор только чёрно-белый, почти каналов не ловит, и…

– Тпр-ру, не части́ так. Борьку, допустим, жалко, но при чём тут Соседи?

– Так он справочники нашёл! На антресолях. Скучно ему было, ну.

– Какие ещё справочники?

– Да телефонные же, старые, пыльные все. В них номера и адреса, и есть телефоны квартир, в которых теперь Соседи живут, вот.

– Так, – сам Антон не подумал о таком, хотя идея лежала на поверхности. – И что? Он позвонил?

– Да, на один номер, – Оля растопырила пальцы на ногах, начала сосредоточенно ковырять заусенец и крайне этим делом увлеклась.

– Да не томи ты. Что там было, короткие гудки?

– Нет, длинные. Ему ответили.

– …