ПРИДЁТ СЕРЕНЬКИЙ ВОЛЧОК

1

На город опустилась жаркая июльская ночь. Однако на территории одной из строек странный подсобный трудяга только лишь сейчас с неохотой принял решение завершить сегодняшнюю работу. Делать-то было уже нечего – все мешки и грузы, которые его просили куда-либо перетащить, он перетащил, весь мусор, который велели и не велели убрать, он убрал. А поделать что-нибудь ещё он не мог, потому что совершенно ничего не знал и не понимал о том, что можно тут ещё делать. Кроме того, всю территорию стройки окутала непроглядная тьма, а фонари, давным-давно уже разбитые местными хулиганами, никто не собирался менять. И потому подсобный трудяга – высокий и сильный, красивый и молодой парень – наконец-то принял решение завершать сегодняшнюю работу. А трудился он допоздна по той причине, что просто-напросто не знал, что ему делать и куда идти. Парень ничего не помнил. Не помнил он ничегошеньки – не своего дома, ни родственников, ни друзей или знакомых, ни себя самого. Он даже не мог сказать, как его зовут. Просто вдруг оказался с утра на этой самой стройке и начал работать, чем и занимался до глубокой ночи. А вот вчерашний день, как и все остальные, как будто бы стёрлись из памяти. Иногда всплывали какие-то смутные воспоминания из детства, но разве могли они чем-то помочь, тем более, что казались они слишком уж смутными.

Парень боялся спрашивать о себе у других рабочих, а когда те разошлись, не решился задать хоть какой-то вопрос толстому и сонному охраннику, то и дело орущему, чтобы наш самоотверженный трудяга наконец-то сваливал прочь отсюда – домой. Но сейчас уже охранник крепко дремал в своей уютной будке, и потому парень решил переночевать прямо здесь – на стройке, благо ночь была тёплая. Душу грела лгунья-надежда, убаюкивающая встревоженное подсознание бедняги мыслями-байками о том, что завтра что-нибудь, да и прояснится.

Территория стройки, кстати, уже обзавелась новыми гостями. На плоскости соседней бетонной плиты какие-то сомнительные личности осторожно шуршали пластмассовыми стаканчиками, заполняя их объёмы мутной жидкостью. Жидкость эта, как правило, одним своим видом расслабляла активность мозговой деятельности в головах у этих мужчин, и потому затормаживала любые опорно-двигательные функции, но зато в несколько раз усиливало эмоциональные отклики собутыльников на всяческие события и впечатления, сопровождавшие их нелёгкую жизнь. Придёт время, жидкость окончательно заблокирует способность к мышлению, но пока оставались только отклики – крайне тяжёлые, и кроме этого, алчные и агрессивные.

Потому и взирали они слепо, в силу помрачневшей видимости, на единственного ночного трудягу взглядами злобными и жадными. Однако взять и подойти к парню, чтобы высказать всё, что они посмели о нём подумать, алкаши пока что не решались – мало, видимо, ещё выпили. Парень, конечно же, выглядел на порядок и здоровее любого из них, и было понятно каждому, что при случае он мог на раз плюнуть раскидать всю эту нескромную компанию по разным углам огороженной высоким забором территории стройки. Хотя, вероятнее всего, он перекинул бы наглецов через забор, снабдив их очень полезными для скорости пинками.

Так что хитрые мужички пока что не лезли на рожон, искоса поглядывая в сторону одинокого здоровяка. Но по мере выпитого, лихая храбрость в их душонках стремительно набирала обороты. Мозг при этом ещё способен был подсказывать какие-нибудь подленькие варианты для осуществления гнусных планов. Например, можно было дождаться, пока здоровяк свалится с ног от усталости, после чего и навалиться на него гурьбой, вооружившись стальными прутами и тяжёлыми камнями. А что будет дальше, алкашей не очень волновало – либо они оглушат парня, либо прибьют – без разницы, лишь бы карманы ощутили тяжесть наживы, а гнилая душонка ликовала, утоляя необъяснимую жажду мести.

2

Парень устал следить за мужичками. Он хотел было начать бояться того, как они, усмехаясь, поглядывали на него, но очень скоро понял, что у него просто-напросто уже не хватает сил для подобных страхов.

«Наверное, эти дяди попьют ещё немного своей водички, – думал парень, – и отправятся по домам. У них есть дом».

– До-о-ом, – прошептал трудяга и широко улыбнулся. Затем он подошёл к одной из бетонных плит, лежащих на земле, и сел на неё.

Тяжкая усталость, бродившая за ним по пятам в течение всего вечера, тут же уловила удобный момент и навалилась на плечи парня с удвоенной силой. Он широко и громко зевнул, после чего, недолго думая, лёг на самом краю плиты и сразу же закрыл глаза.

«Хы-хы-хы», – услышал он хриплый смех из темноты.

«Ха-ха-ха», – вторил хриплому смеху визгливый голосок.

«Хрррр», – раздавалось из будки охранника.

«Уходите домой, – лениво думал парень, понимая, что уже не сможет подняться на ноги вплоть до самого утра, – у Вас есть дом, уходите».

В ответ хрустнули стаканчики, звонко звякнуло стекло бутылки, соприкоснувшись с холодным камнем плиты, а голоса перестали смеяться, а принялись бубнить как-то уж слишком взволнованно и нервно.

Затем один из голосов испуганно охнул, а бутылка спела свою прощальную партию разбитого стекла. Второй голос тут же подхватил оханье первого, а потом сразу целый пьяный хор сиплых голосов запричитал вразнобой:

– Пшёл вон! А! Не надо! Фу! Пшёл отсюда!

Потом голоса принялись орать нечленораздельные звуки, а сами мужички – то ли слишком активно топтаться на месте, то ил носиться кругами.

Очень скоро всё стихло. Вопли трусливых алкашей слышались уже откуда-то очень издалека, а охранник продолжал мирно выводить симфонии храпа.

«Интересно, – подумал парень, ещё крепче зажмуриваясь, – если я увижу то, чего они так испугались, то поведу себя точно так же, как они? Вряд ли, я очень спать хочу».

Но любопытство взяло верх, и он нехотя открыл глаза.

Сон как рукой сняло.

Прямо из темноты на парня уставились две ярко-красные точки. Это мог быть либо какой-нибудь монстр чудовищный, либо зверь – хищный и голодный.