Цитаты из книг автора «Ривка Рабинович»

Часть первая «Весь мир насилья мы разрушим до основанья…»[1] Глава 1. Обычная буржуазная семья Наша семья была подобна тысячам еврейских семей в Риге, столице Латвии, в период до второй мировой войны. Мои родители происходили из многодетных и очень бедных семей. У папы было восемь братьев и сестер, у мамы – семь. Один из моих дедов был сапожником, второй – портным. Их дети (мои родители, дяди и тети) вынуждены были вступать в самостоятельную жизнь в юном возрасте, сразу после начальной школы. Часть их эмигрировала – три сестры и два брата мамы в США, два младших брата папы – в Россию, старший брат и одна из сестер – в Южную Африку. Некоторые из них преуспели в бизнесе, несмотря на отсутствие образования и профессии; оба маминых брата в США стали врачами. Один из них умер в молодом возрасте, второй дожил до глубокой старости. 30-е годы были годами экономического расцвета в Латвии. Из тех родных, что остались в Риге, больше всех преуспела семья моих родителей. В их владении был магазин, очень большой в масштабах той поры; была у них также недвижимость в Риге и в Тель-Авиве. В то время в кругах зажиточных еврейских семей в Европе было принято приобретать имущество в Палестине. Возможно, они видели в этом создание убежища для себя на черный день. Курсировали слухи об опасности, угрожающей с запада, со стороны нацистской Германии, и с востока, со стороны Советского Союза. Папа говорил о возможности уехать в Палестину, но мама и слышать об этом не хотела. Когда заработки хороши и жизнь удобна, кому хочется бросать все это из-за призрачной опасности? «Мы не замешаны в политике, мы частные лица, будем сидеть тихо – кто нас тронет?» – такова была позиция мамы. Наша жизнь протекала в спокойствии и благополучии. Большая квартира, еврейские праздники, Бар-Мицва для сына, уроки игры на пианино для дочери – все было так, как принято в респектабельных еврейских домах. Родители проводили большую часть времени в магазине; не было особой близости между ними и детьми. Мы – мой старший брат Иосиф и я – были отданы на попечение гувернантки, 40-летней немки. Мы называли ее «фройлайн» – таково принятое на