Пролог

По подоконнику нервно постукивали острые коготочки. Вилли то прохаживался от стенки до стенки, то усаживался и подергивал ножкой. Его мохнатая сущность была с утра изрядно растрепана, стоило только уловить мысли Михаила. Шелковые волоски встали дыбом, и он вынудил себя сдержаться, чтобы не огреть этого наглеца… сковородой! Конечно не дело, он ведь хранитель, а не уличный хулиган или ревнивая жена. Той, правда, давно стоило обратить внимание…

Этот довольный паразит завалился в кухню, потирая намечающееся пузо и поправляя брэндовые боксеры ни свет, ни заря, и о чем выдумаете подумал? О том, что ему, поганцу, скучно! Сытый, облизанный в прямом смысле этого слова… и скучно! Добротная щетина, окладистая, темная шла ему, и ведь Ленка ему служила барбером, как проклятая! И кормила этого поганца тоже она! А ему скучно!

Бессовестная рожа потерла эту самую щетину с видом Рокфеллера, разглядывающего свое золотовалютное хранилище. Даже не вспомнил о ней, еще спящей в теплой постельке. Он подумал о той, другой, что тешила его на работе. Завел роман, бесстыжий, и вспоминает о любовнице слишком часто. Ну, Вилли бы понял, что взыграло что-то там мужичье, зачесалось, так сказать, но чтобы вот так, прямо утром, глядя на бережно прикрытый марлечкой противень с пирожками, которые Ленка до ночи готовила!

Блямс! Вильям Превильям Сто семьдесят третий не сдержался и подтолкнул любимую чашку Михаила со столешницы. Вот тебе, недотепа! Жаль, что покупала ее для тебя жена! Законная, между прочим.

– Ну, черт! – хрипло брехнул мужчина, поднимая с пола несколько крупных черепков и задумчиво почесывая затылок.

В его все еще совестливом сознании что-то колыхнулось в отношении своих мыслей. Ему показалось явно неудобным и некрасивым, думать о любовнице, стоя посреди собственной обустроенной и дорогой кухни. Стройные ножки и то влажно-горячее между ними как-то совершенно не вязались с семейным уютом, теплом, пирожками этими чертовыми, что глядели на него сейчас с укором.

– Ты что так рано? – захлопотала Ленка, врываясь в кухню в расстегнутом халатике. Декольте наполовину обнажило упругую сочную грудь, а она кидается к мужчине, хватая за руку. – Ты не порезался? Давай сюда скорее осколки. Тебе ж на работу!

В ее руках мгновенно материализуется тряпка, и она тут же протирает пол под ногами своего бесценного муженька.

– Овсянку я запарила с вечера. Сейчас будет кашка воздушная, как ты любишь! – всплескивает руками. – Какао сварить или кофе?

Чуть привставая на цыпочки, она целует в заросшую щеку свое чудо чудесное и принимается хлопотать у плиты, едва продрав глаза. Убого затянутая гулька из пшенично-золотистых волос и высоченная шея. Ну, загляденье, а не женщина!

Смущенный и растерянный Михаил отмирает, видя, что жена принялась за привычное дело, и медленно убирается прочь… Капитулирует, заспанный и сбитый с толку.

Эх, черт! Тут и сам начнешь к черту взывать! – мысленно ругается домовой. Досадно утирает лапками мохнатую мордочку Вилли, наблюдая картину, одну из многих в этом доме, хранителем которого он назначен уже второе столетие. Еще Ленкина бабка, царство ей Небесное, твердила – вот нет на вас всех управы! То она о Вилли, тогда еще молоденьком домовенке. Теперь уже большой, а все из лапок валится, нет в доме лада, нет покоя. Души обитателей терзаются, не хорошо! Не хорошо!

От Лены исходят флюиды сожаления. Не выспалась, устала, да еще и на работе замучили ее, то цифры не сходятся, то с отчетом не успевает. А что это за светлая полосочка такая? Вилли аж вытянулся с подоконника! Мужичок! Ну, черти дери-то! Мужичонка какой-то худосочный в ее голове! Ети же ешкину мать! До чего докатились! Шастают друг перед другом в неглиже, а сами-то про других думают! И что мне теперь делать? А ну как располовинят они жилье? Где я-то останусь? Возмущение подпирало мохнатую сущность Вилли, вызывая болезненную чесотку. Не люди, а сплошное горе! Хана ауре! Почернеет вся при таких отношениях! Эмоции – сплошная ложь!

Лена быстро заварила мужу кашу, и поставила чашку с кофе. Позволила себе усесться за стол и тоже подержать в руках чашку. Она снисходительно разглядывала мужа, подпирая кулачком подбородок, а сама думала о том, как бы успеть в обед сбегать в торговый центр и прикупить бельишко. От пенящихся кружавчиков в голове Лены Вилли немного подташнивало, но ему ужасно хотелось «дослушать» до конца.

– Меня на выходные мама позвала, – начала она осторожно. – Ты, наверное, занят?

Михаил не нашел ничего лучше, кроме как изображать полный рот… Жевал профессионально, не отвлекаясь на мелочи…

– Тогда сама навещу ее. Не беспокойся, кушать наготовлю! И крылышки потушу, хочешь? Вдруг вы с Женей решите посмотреть футбол? – она подскакивает со стула. – Фильтрованное светлое у тебя есть. – демонстративно распахнув холодильник, она указывает на содержимое дверцы… – А хлеб оставлю свежий, и еще орешки… Только не жареные, Миша, прошу тебя!

– Угу, – отзывается Михаил, переводя дух. Это же означает, что почти решилось?

– Пиццу не заказывайте, у тебя изжога от покупного. Неизвестно на чем ее пожарили. И балкон не открывайте на ночь. Тебе поясницу продует. Ну, я пошла собираться?

Целует его в жующую щечку и гарцует стройными ляжками в ванную. На работу. Ближе к кружевному гарнитурчику!

Тьфу! Совсем расстроившись, Вилли зашагал по подоконнику, пробираясь материальным коридором через стену в соседнюю кухню. Соседи еще дрыхли, за то их котяра… раздувшийся от корма и кастрации шикарный персиковый перс Боня валялся на подоконнике уже проснувшийся.

– И как твое бытиё? Психованный ты сегодня какой-то… – вальяжно раскинув лапы изрекает Боня, потягиваясь и виляя пушистым хвостом. Вчера его до ночи расчесывали…и ночью не успел сваляться, дрых…

– Паразиты!

– И не лень тебе с ними ортачиться? Пусть хоть поубиваются… – лениво перевернулся, подернув жирными плечиками. – Мне лень…

– У тебя от этого жизнь не зависит. Тебя как кормили, так и будут, а на остальное… Ссал ты в лоток на все проблемы! И не важно, где его поставят! – горячо выдает мохнатый, потирая лапой аккуратный кожаный нос.

– Почему это не важно? Важно… У балкона на сквозняке – не потерплю…да и вообще, чего ты так взъелся? Нервы не жалко?

– Жалко дом! Аура темнеет! Они задумали трахаться на стороне! А потом ведь и разводиться надумают!

– А тебе что с того?

– Я домовой, я к дому привязан и семье… Сдохну я, вот и все… Даже лоток не понадобится… – горестно усаживается, разглядывая свои мохнатые пальчики.

– Ну…. Тогда ты можешь их помирить. Предметы двигать умеешь, внушаешь немного, ну, и там подсуетись со своими магическими возможностями. – он устало зевает. – Для дела ведь можно?

– Наверное, можно. Закрепилось бы! – чуть светлеет мордочка Вилли, и в озорных зеленых глазах мелькает затея… Не удержался бы он несколько столетий домовым одной и то же семьи, одного и того же дома, если бы… не умел немного подправлять людские поступки и мысли. – Тады побёг я… Дело ж появилось!

– Беги, родимый…

Вилли подхватил в кулачок горсть корма из хронически полной миски на подоконнике и весело захрустел, шагая материальным коридором обратно, в дом, где он намеревался устроить настоящий порядок.