© Римид Нигачрок, 2020

ISBN 978-5-4485-7901-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Школа

Семейный обед

 
Отца я помню как в тумане,
Пять-шесть найдется эпизода,
Но память детская обманет,
В те дни, вернувшись через годы.
 
 
Веселый, стройный и подвижен,
А может, строгий, даже злой,
В рассказах мамы его вижу,
Во мне, ребенке, он живой.
 
 
Семейный стол полуовальный,
Отец, я слева, справа брат,
Он усадил нас специально —
Учить приличиям ребят.
 
 
Мне ложку левою рукою
Взять неосознанно хотелось,
Отец мне строго: Что такое? —
Бьет подзатыльник то и дело.
 
 
А брат откусит хлеб и долго
Жует его и не глотает,
Отец встряхнет его за холку, —
Не подавись, запей-ка чаем!
 
 
К его приходу дети в чистом
Должны одеты быть и рядом,
И стол накрыт семейный быстро,
После отца все только сядут.
 
 
Жена должна сидеть напротив,
А рядом с мамой дочь Галина;
Кастрюля с супом, с мясом протень;
Отец вино нальет с графина…
 
 
Сам помню ль это пятилетним,
Иль мама позже рассказала,
Как притихали сразу дети —
Отец входил неспешно в зало.
 
 
И те семейные застолья,
И воспитательные меры,
Не мог придумать я, тем более
С годами в память крепнет вера.
 

С лестницы наземь

 
На место мозги полотенцем
Поставим, – слышу женский голос
Сквозь пелену и мокрый холод, —
Поможет чуточку младенцу.
 
 
Лежу как будто в чистом поле,
Раскинув руки, ноги, навзничь,
С водою рядом желтый тазик,
Меня купать собрались, что ли?
 
 
Лицо склоняется – размыто,
Не мама – тетя в чем-то белом:
Везти в больницу не хотелось,
Ведь тело цело – нос разбитый.
 
 
Смотрите, он шевелится, моргает,
Пришел в себя, очнулся, молодец!
И мамин голос слышу: Сорванец!..
Ирина Львовна, доктор дорогая,
 
 
Скажите правду, он и вправду цел?
Бывает хуже травмы, сотрясенья,
И ничего… прошу у вас прощенье,
Спешить мне надо, много всяких дел…
 
 
Та ночь тянулась бесконечно,
На стену мне зачем-то надо влезть,
Но связан крепко путами я весь,
И ветер бьёт колючий, встречный…
 
 
И вспыхнул свет – глаза открылись,
Я шмыгнул носом, шишка на затылке,
И по вискам покалывает вилкой,
На одеяле руки легкие, как крылья.
 
 
Вчера что было, я едва ли помню,
То плачет мама, то ругнется папа,
Зачем он бросил на пол свою шляпу,
Неужто в доме ночью кто-то помер?
 
 
Штаны на лямках рядом в изголовье,
Рубашка свежая, тогда скорей гулять.
Меня у двери мама ловко ловит:
Куда, паршивец, грохнешься опять!
 

Иду себе без провожатых

 
В детсад меня и брата водит
Сестра Галина перед школой.
Для взрослых путь туда недолог,
Уже длинней для восьмилетних.
Кому всего-то пятый годик,
Пройти путем не может этим.
 
 
Второй этаж, большая группа,
Столов с десяток, по четыре
Мест, не войдет в любой квартире
Детишек столько: здесь не тесно.
Нас кормят кашей вкусной, супом.
Игрушек множество чудесных.
 
 
Но к мамке хочется скорей,
Когда под вечер забирают
Детей, а я, насупясь, не играю,
Всё жду и жду иль у решётки,
А если в группе – у дверей,
Забытый всеми, как сиротка.
 
 
Возьму и сам дойду до дома,
Решил, в заборе дыр полно,
Один я в группе все равно,
И няня с тетей отвернулись…
Где прут в решетке, знаю, сломан,
Шмыг в дырку и – я среди улиц
 
 
Иду себе без провожатых
Вдоль магазина тротуаром,
Сто раз ходил я здесь недаром,
Киоск запомнил, перекресток,
Здесь угощались сладкой ватой.
Зеленый свет дождаться просто
 
 
И на ту сторону – бегом!..
Иду себе такой веселый
И мимо парка, мимо школы,
Всё интересно стало вдруг…
А вот и наш и двор, и дом,
И… мамин возгласа испуг!..
 

Укол

 
Врач педиатр стучится. Входите!..
Руки помыть можно здесь, и раздеться…
Как вижу врача, я нуждаюсь в защите,
В пятках душа и колотится сердце.
 
 
Мама, мне страшно, боюсь я укола!
Пусть тетя уйдет поскорее. Сынок!..
Лежу на коленях я с попою голой,
Ни вопли, ни мама, никто не помог.
 
 
С тех пор я укола боюсь до икоты,
И врач для меня пострашнее цыган,
С недугом в больницу иду с неохотой,
Мне сон и покой для здоровья гарант.
 

Дядя Юзеф

 
Дядя Юзеф утонул,
Немец, пленный с Кенигсберга!
Ты чего кричишь так, Верка?
Успокойся, сядь на стул…
 
 
Ну, рассказывай, родная,
Что случилось, в чем беда?
Ледяная ведь вода…,
Спьяну он полез, не знаю…
 
 
Кто полез? Да дядя Юзеф,
Там на озере в горах,
С камня прямо, божий страх,
Высоко, ползу на пузе
 
 
К краю самому, всплывет,
Нет ли, думаю, гадаю…
Всплыл как будто, выгребает,
Пред собою гонит лёд.
 
 
А потом нырнул и сгинул,
Пять минут, его всё нет,
Для меня померк тут свет,
Я – орать, бегут мужчины.
 
 
Дочка, что, сломала ногу?..
Или в озере русалку
Ты узрела?.. Дядю жалко,
Он нырнул, утоп, ей богу,
 
 
Дядя Юзеф. Эй, ребята,
Там у берега есть плот.
Ну, тогда бежим вперед!
Спорят с кем-то, кроют матом,
 
 
Плот спихнули и шестом
Тычут дно куда попало…
Ну, а я тут побежала
Рассказать скорей о том.
 
 
Вот так да, беда большая,
Дядя Юзеф, смелый хрыч,
Не убит в войну. Не хнычь,
Верка, думать мне мешаешь.
 
 
Надо как-то тетю Нину
Поддержать, помочь, поди,
От него дитя родит,
А тут немец взял и сгинул.
 
 
Мужики идут, смотрите,
Может, все-таки достали?!
Сбегай-ка, узнай-ка, Валя,
Вова, Саша, Вера, Витя
 
 
По домам, а ну – бегом!..
Дядя Юзеф стал покойник.
Влезли мы на подоконник,
Видим крышку под крестом.
 
 
Жутко, страшно, но манит:
Люди, свечи, гроб, венки,
В крест лежащих две руки.
Дядя Юзеф крепко спит…
 

Последний сезон

 
«Королевство кривых зеркал»
В деревенском смотрели клубе,
Без излишеств, обычный зал,
И давно дом, по виду, рублен.
 
 
Мест не более, чем пятьдесят,
Уместился в нем все же лагерь,
В старых креслах ребята сидят,
Увлеченные сказочной магией.
 
 
Дети лета мы, третьей волны,
То есть те, кто по случаю собран,
Главным праздником обделены,
Без торжеств и занятий особых.
 
 
За два сезона обслуга утомлена,
Половина пустых помещений,
На площадках везде тишина,
Скучно детям, страдают от лени.
 
 
Мне же нравится это безлюдье,
Первый раз оказаться вне дома,
Без присмотра рыбешку удить,
Зарываться глубоко в солому.
 
 
По грибы мы ходили отрядом,
И наткнулись на кладбище старое,
Кресты с крышей заросшие рядом.
Староверы здесь жили недаром,
 
 
Сторож дед, говорит, мои предки,
Больше века скрывались в лесах;
В кельях жил, говорит, малолеткой,
Детский дом потом… Ну, чудеса!..
 
 
Ссора-стычка лучилась, бывает,
Слово за слово, стали толкаться,
Мне он рубашки рукав надрывает,
Я подножкой сумел поквитаться.
 
 
Растащили постарше ребята,
Журит нас воспитатель Наташа:
Как не стыдно, ведь вы октябрята!..
Вот узнают родители ваши…
 
 
Визг, шум, свет зажигается разом,
Где девчонки спят – переполох:
Нас измазали пастой, заразы!..
Вот нахал Витька, чтобы ты сдох!..
 
 
Мы шептались потом до рассвета,
Наш «герой» строит новые козни,
Петухи заорали уж где-то…
Мы проспали побудку сегодня…
 
 
 «Взвейтесь кострами» нестройно поём,
И костер не костёр, а костёрчик,
В ночи квакает-крякает нам водоём,
Наши песни он слушать не хочет.
 
 
К молоку подаётся картошка в мундире;
Горкой хлеб, огурцы, помидоры….
Хлынул дождь на рассвете, в четыре,
Разбудив всех, закончился скоро…
 

Наследство

 
Нам от отца осталась мебель:
Комод, диван и этажерки;
Шаблоны профилей и мерки;
Картинка резанная: в небе
Клин журавлей летит над рощей.
Столяр отец мой, скажем проще.
 
 
Фанерный ящик с инструментом:
Рубанки, пилы, сверла, клещи,
Чертилки, циркули, те вещи,
Лишь назовет столяр моментом.
Горбач, зензубель и фуганок —
Перечислять их все не стану.
 
 
Тот ящик мне казался чудом.
Откинешь крышку, пахнет клеем,
Смолой и лаком …, онемеешь,
Я впечатлений не забуду
От вида сказочных причуд.
Коловорот и шлихтик тут,
 
 
И рейсмус, малка и струбцины,
Буравчик, уровень, стамески,
Угольник, гвозди, лента, леска…
Наследство мне досталось, сыну,
От столяра отца, в пять лет…
Нуждалась мать – купил сосед.
 

На сенокосе

 
У Брагиных с полдюжины,
Считай, что, ребятишек,
От сосунков, до школьниц,
С полметра и повыше.
 
 
И я у них вдобавок
Гощу с утра до ночи,
Ведь не чужой ребенок,
Сродный, между прочим.
 
 
В страйке чушек трое,
Теленок и корова,
Там кролики и куры,
Петух, драчун, здоровый.
 
 
Заноз после войнушки
Я нахватал в ладошки.
Мой меч – обычно палка,
Ручка стругана немножко
 
 
Складником небрежно,
Сойдет и так для боя.
Сестрицы: зрители на лавке
Сидят, а бьются двое.
 
 
Кто победил, неважно,
Я, братец мой, Николка…
Ой, больно, тетя Клава!..
Терпи казак – орудует иголкой.
 
 
Прижгла зеленкой ранки:
До свадьбы заживет!..
Идите дети в хату
Пить молоко – зовёт…
 
 
Большие сани трактор
Волочит с ближних гор,
С дом сена наложили,
Коровам вкусный корм.
 
 
Уж за полночь, и звезды
Одни во всей вселенной,
Дремлю под тарахтенье,
Поджав к груди колено…
.
Подъехали, а мамка,
Схватив меня в охапку:
Тебя я потеряла! – кричит…
Мне страшно, или зябко?..
 
 
Предупредила б, Клава,
Я вечер весь на нервах,
Что сын на сенокосе…
Рассвет восходит серый.
 

Добыча

 
От газировки, пива собрал карманы крышек…
Галина отлучилась, а я с вокзала вышел,
Из любопытства, к киоскам вдоль перрона.
Тележку грузчик тянет, на лавке дядя сонный,
Поезд маневровый вагон в тупик толкает…
«Эй, мальчик, отойди-ка, нельзя стоять у края!
Беги-ка к маме лучше, тебя, наверно, ищут, —
Железнодорожник кепку протер платком. – Жарище!»
А я на всякий случай шмыгнул скорей к киоскам,
А там сто тысяч крышек валяются на досках.
Но как не взять с собою блестящие кругляшки,
Фантики, от спичек коробки, красивые бумажки.
С добычей полные карманы иду назад довольный…
«А, вот ты где, пропажа!.. – шлепнула не больно
Галина для острастки, – вот расскажу я маме,
Как ты сбежал без спроса. Что у тебя в кармане?»
Да так …, а что нельзя взять пробки от бутылок?
«Какие пробки? Гадость! Сейчас же, Вова, выкинь!»
Не пробки, а добыча!.. «Эй, дети, что за крики? —
Вышла мать из двери. – Где Юрик, наши вещи? —
Спросила Галю строго, меня взяла за плечи —
С такой добычей, Вова, в вагон нас не запустят»
Я выгребал карманы с обидой горькой, и грустью…
 

Жешарт

 
Печное отопление в пятиэтажных,
в домах кирпичных, и без лифта.
На чердаках веревки бельё сушить
привязаны к стропилам.
«Бомбоубежище» и стрелка-указатель
чернеют крупным шрифтом.
В подвалах тесно: там ящики, клетушки,
Как население углем тогда топилось.
 
 
Раздолье нам, ребятам: подвалы, чердаки
доступны для тусовок в любое время суток.
Там схроны и лежанки, от взрослых тайники.
Там старшие ребята играют в карты будто
по-крупному на деньги, ворованное прячут.