Только в сознании, – пояснил он. – На самом деле этого не происходило.
– А казалось, что да.
– Да, это представляется вполне реальным, – согласился он.
– И болезненным.
– Даже более, чем изначально, – сказал он, – ибо у тебя не было физического тела, чтобы притупить боль твоей повторно пережитой жизни. Это время, когда мужчины и женщины познают, кто они такие на самом деле. Время очищения.
Пока он говорил, я смотрел в потолок. При последних словах я с удивлением повернул к нему лицо.
– Не это ли католики называют чистилищем?
– По существу, да. – Он кивнул. – Период, в течение которого каждая душа самоочищается, осознавая прошлые дела и признавая ошибки.
– Осознавая, – повторил я. – Так значит, не существует оценок и приговоров извне?
– Разве может быть порицание более суровое, чем самоосуждение, когда притворство более невозможно? – спросил Альберт.
