Пролог

Они пришли с рассветом.

Ещё небо было серым, холодным, словно выкованным из тусклого железа, когда на горизонте показались их корабли. Длинные, узкие, с головами драконов на высоко вздымающихся носах. Они рассекали воду беззвучно, будто тени, и только когда первые лучи солнца упали на их паруса, кто-то на стене крепости вскрикнул:

– Викинги!

Это слово обожгло мне уши, как раскалённый клинок. Отец, верховный правитель нашего королевства, уже стоял на стене, его лицо было каменным, но я видела – в его глазах мелькнул ужас. Он знал, что мы не готовы.

– Заприте ворота! – крикнул он. – Женщин и детей – в подземелья!

Но было уже поздно.

Первые стрелы взвились в воздух, словно стая чёрных птиц, и вонзились в тела стражников. Крики, кровь, топот. Я стояла, как вкопанная, не в силах двинуться. Мне было восемнадцать, и до этого дня я знала только шелковые платья, песни менестрелей и предсказания оракулов, которые сулили мне великое будущее. «Ты будешь королевой», – шептали они. «Ты изменишь этот мир».

Но мир изменился без меня.

Викинги ворвались в город, как буря. Они не просили сдачи, не требовали дани – они убивали всех, кто стоял у них на пути. Их воины, огромные, в шкурах и кольчугах, с топорами, блестящими от крови, казались не людьми, а порождениями хаоса.

Я побежала.

Бежала по дворцу, где ещё вчера звучали смех и музыка. Бежала мимо тел слуг, мимо горящих занавесей, мимо разбитых статуй богов, которые не защитили нас. Где-то позади слышался голос отца – он кричал что-то, звал меня, но я не обернулась.

И наткнулась прямо на него.

Он стоял в дверях, заслоняя собой свет, и я сразу поняла – это их вождь. Высокий, широкоплечий, с лицом, изборождённым шрамами, и глазами холодными, как северное море. Его плащ был скреплён брошью в виде ворона – знак власти.

– Кто ты? – спросил он на ломаном языке нашего народа.

Я не ответила. Вместо этого схватила с пола обломок кинжала – последнее, что осталось от моего отца.

Он рассмеялся.

– Храбро, – сказал он, и одним движением выбил оружие из моих рук. Его пальцы впились в моё запястье, как железные тиски. – Но глупо.

Я плюнула ему в лицо.

Он не разозлился. Только медленно провёл рукой по щеке, стирая плевок, а потом ухмыльнулся.

– Ты будешь моей добычей, – сказал он. – И научишься уважать меня.

За его спиной горел мой дом.

Мой отец был мёртв – я узнала об этом позже, когда один из викингов, смеясь, бросил к моим ногам его голову. Мою мать, королеву, увели в неизвестность. Моих подруг – изнасиловали и убили.

А меня… меня оставили жить.

Потому что смерть была бы милостью.

Меня заковали в цепи, бросили в трюм корабля, где в темноте стонали другие пленники. Я не плакала. Я чувствовала только одно – жгучую, всепоглощающую ненависть.

Они отняли у меня всё.

Но я поклялась: однажды я отниму у них то же самое.

Даже если для этого мне придётся сжечь всю Норвегию.

Глава 1. Чужая земля

Корабль причалил к берегу на рассвете, когда туман еще цеплялся за воду, словно не желая отпускать нас в этот новый, чужой мир. Норвегия. Земля, о которой я знала только из страшных сказок – страна льдов, жестоких воинов и богов, требующих крови.

Меня вытолкнули на берег вместе с другими пленниками. Цепи на моих запястьях были холодными, как сама эта земля. Я споткнулась о мокрый камень, но не упала – не дала себе этой слабости. Впереди, высоко на скале, чернел длинный дом с резными столбами у входа. Дом конунга.

Его дом.

Тот самый, чьи руки запачканы кровью моего отца.

Викинги вели нас по узкой тропе, смеясь и подталкивая тех, кто шел слишком медленно. Я сжимала зубы, чувствуя, как грязь забивается под ногти, как ветер рвет мои спутанные волосы. Но хуже всего были не цепи, не голод, не усталость.

Хуже всего были их взгляды.

Мужчины разглядывали нас, как скот на рынке. Оценивали. Выбирали. Я видела, как одна девушка, не старше меня, вдруг бросилась в сторону – к обрыву. Она предпочла смерть рабству.

Ее не успели поймать.

Я слышала, как ее тело ударилось о камни внизу.

– Глупая, – пробормотал один из викингов, пожимая плечами. – Конунг все равно забрал бы лучших себе.

Я поняла тогда: здесь смерть – не побег. Здесь смерть – это поражение.

А я не собиралась проигрывать.

Конунга звали Эйвинд Кровавый Ворон.

Он стоял на крыльце своего дома, опираясь на огромный топор, и смотрел, как его люди сортируют добычу. Мешки с зерном, бочки вина, оружие – все это складывали в кучу. А потом подвели нас.

– Выбирай, – сказал ему седой воин с лицом, изрезанным шрамами.

Эйвинд медленно прошелся вдоль строя пленников. Его взгляд скользнул по мне – и остановился.

Я не опустила глаз.

Он ухмыльнулся.

– Эту возьму себе.

Из дома вышла женщина. Высокая, статная, с волосами цвета спелой пшеницы, заплетенными в сложную косу. На ее шее блестело золотое ожерелье – знак статуса.

– Опять? – она сказала холодно. – У тебя уже три наложницы, Эйвинд.

– И все глупые, как овцы, Сигрид, – ответил он, не отрывая взгляда от меня. – А эта… эта будет интересной.

Женщина – его жена – смерила меня взглядом. Я увидела в ее глазах ненависть, но не к нему. Ко мне.

– Она слишком худая, – сказала Сигрид. – Не выживет и зимы.

– Поспорим? – Эйвинд шагнул ко мне, взял за подбородок. Его пальцы пахли железом и дымом. – Как тебя зовут?

Я молчала.

Он сжал челюсть сильнее – боль пронзила меня, как нож.

– Здесь ты будешь отвечать, когда конунг спрашивает.

– Мое имя ничего не значит для тебя, – выдохнула я.

Тишина.

Потом он рассмеялся – громко, грубо, будто ломал что-то хрупкое.

– О, Сигрид, ты права. Она не доживет до зимы. – Он отпустил меня. – Но пока – она моя.

Меня бросили в маленькую каморку за кухней. Пол был устлан грязной соломой, но хотя бы не земляной. В углу стояла деревянная миска с какой-то похлебкой – холодной, жирной. Я не притронулась к ней.

Когда дверь открылась снова, я ожидала увидеть его. Но вошла Сигрид.

Она несла ведро воды и тряпку.

– Разденься, – приказала она.

– Зачем?

– Ты воняешь, как дохлая рыба. И если Эйвинд захочет тебя сегодня, я не позволю, чтобы он лег в постель с чем-то грязным.

Я не двигалась.

Сигрид вздохнула, поставила ведро и вдруг – шлепнула меня по лицу.

– Ты не принцесса здесь. Ты даже не рабыня. Ты ничто. И если я приказываю – ты повинуешься.

Кровь наполнила мой рот – я прикусила щеку. Но разделась.

Сигрид заставила меня вымыться, потом бросила грубую рубаху из льна.

– Эйвинд любит строптивых, – сказала она вдруг, глядя, как я натягиваю ткань на еще мокрую кожу. – Но его терпение не бесконечно.

– Мне все равно, что он любит.

– О, – Сигрид улыбнулась. – Ты еще узнаешь, как сильно это может быть важно.

Она ушла, оставив меня одну.

Я села на солому, обхватила колени руками.

За стеной слышался смех, звон кубков. Они праздновали победу. Над моим народом.

Я закрыла глаза.

И в темноте за веками дала себе новую клятву.

Я выживу.

А потом – я уничтожу их всех.

Эйвинд пришел за мной ночью.

Он даже не постучал – просто вошел, захватив с собой запах меда и металла.

– Ты не ела, – сказал он.

Я не ответила.

Он сел на корточки передо мной, так близко, что я чувствовала его дыхание.

– Голодовка – плохой способ убить себя. Слишком долго. Слишком больно.

– Я не пытаюсь умереть.

– Тогда чего ты пытаешься добиться?

Я посмотрела ему прямо в глаза.

– Я хочу запомнить этот голод. Чтобы однажды ты почувствовал то же самое.

Он замер. Потом медленно провел пальцем по моей щеке.

– Хорошо, – прошептал он. – Помни.

А потом схватил меня за волосы и потащил к постели.

Я не кричала.

Но в тот момент я поняла одну важную вещь.

Эйвинд думал, что сломал меня.

Но сломанные – не дерутся.

А я только начала.