Предупреждение

Голову на отсечение за полную достоверность описываемых здесь событий я не дам, так как большинство разговоров, при которых я присутствовал, велись в чужой стране и на чужом языке, в котором я ни черта не смыслю. Поэтому, даже при всех моих неоспоримых талантах, я не могу кривить душой и притворяться, будто понимал хоть малую толику из того, что слышал. Тем не менее за то, что все здесь – сущая правда, готов поручиться сам Ниро Вулф, который в свободные от безделья минуты помогал мне переводить эту абракадабру на человеческий язык. В тех случаях, когда разговоры велись без его участия, я постарался описать все так добросовестно, как только мог. Возможно, и не стоило во всем этом признаваться, но в противном случае моя совесть была бы не полностью чиста.

Арчи Гудвин

Глава 1

В тот мартовский четверг Ниро Вулф в первый и последний раз в своей жизни очутился в морге.

Тогда вечером я едва успел подойти к телефону. В кармане у меня лежал билет на баскетбольный матч в «Мэдисон-сквер-гарден», и я обедал на кухне, потому что уходить мне надо было без десяти восемь, а Вулф терпеть не может есть за одним столом с человеком, который куда-то спешит. Поесть раньше я не мог, потому что Фриц готовил к обеду «дикую» индейку и должен был доставить ее в столовую на подносе, чтобы Вулф мог лицезреть птицу в нетронутом виде, прежде чем ее сочную мякоть осквернит чей-то нож. Иногда, собираясь на очередной матч или в театр, я около половины седьмого сам брал что-нибудь из холодильника и тогда успевал вовремя, но в тот раз мне уж очень захотелось отведать индюшатины, не говоря уже о соусе из сельдерея и кукурузных оладьях.

Когда я встал из-за стола и отодвинул стул, то опаздывал уже на шесть минут, а тут еще и телефон зазвонил. Попросив Фрица взять трубку на кухне, я вышел в прихожую, снял с вешалки пальто и уже надевал его, когда меня окликнул Фриц:

– Арчи! С тобой хочет поговорить сержант Стеббинс.

Я пробурчал нечто такое, что не предназначается для ваших ушей, поспешил в кабинет, подлетел к своему столу, схватил трубку и проорал в нее:

– Валяй! У тебя целых восемь секунд.

Однако разговор наш продлился больше чем восемьдесят раз по восемь, и вовсе не потому, что на этом настаивал Пэрли Стеббинс, – я сам не мог оторваться от телефона после первой же его фразы.

Повесив трубку, я постоял немного, тупо уставившись на стол Вулфа. Много раз за эти годы мне приходилось извещать Вулфа о том, что, мягко говоря, не могло его порадовать, но сейчас все обстояло куда хуже. Признаться, я и сам был потрясен. Сначала я даже пожалел, что не ушел из дому на две минуты раньше, но, осознав, что так было бы еще хуже – для Вулфа, по крайней мере, – я пересек прихожую, вошел в столовую и сказал:

– Звонил Пэрли Стеббинс. Полчаса назад один мужчина вышел из своего дома на Восточной Пятьдесят четвертой улице и был убит выстрелом из стоявшей рядом машины. Найденные документы…

Вулф прервал меня:

– Нужно ли напоминать тебе, Арчи, что никакие дела не должны мешать приему пищи?

– Нет. К тому же речь идет не о деле. При убитом найдены документы на имя Марко Вукчича. Пэрли говорит, что никаких сомнений в личности убитого нет, поскольку двое сыщиков знали Марко в лицо, но он хочет, чтобы я приехал для опознания. Если вы не возражаете, то я поеду. Конечно, это зрелище менее приятное, чем баскетбол, но я уверен: Марко на моем месте поступил бы так же… – Я поперхнулся и закашлялся.

Вулф молча положил нож и вилку на тарелку. Его глаза уставились на меня, однако он не хмурился. Уголок его рта дернулся раз, потом другой. Чтобы остановить тик, Вулф стиснул губы.

– Ступай, – кивнул он. – Позвонишь.

– У вас есть какие-то…

– Нет. Позвонишь.

Я повернулся и вышел.

Пройдя квартал вниз по Десятой авеню, я поймал такси на Тридцать четвертой улице. Машина довольно быстро пересекла Манхэттен и доставила меня к зданию городского морга на Восточной Двадцать девятой улице. Поскольку меня там знали и ждали, то пропустили без лишних вопросов.

Я никогда не обращал внимания на стоявший там запах. Один из помощников прозектора по фамилии Фабер пытался меня однажды убедить, что у них пахнет, как в больнице, но я не купился на такую дешевку. Мое чуткое обоняние провести невозможно. Фабер утверждал, что в самом помещении – не в холодильнике – обычно находится от силы пара трупов, но в таком случае там, наверное, нарочно распыляли какую-то дрянь, чтобы воздух насквозь провонял моргом.

С сыщиком из убойного отдела, который вел меня по коридору, я был знаком, хотя и шапочно, а вот прозектора видел впервые. Он возился с чем-то на длинном столе, залитом ярким светом. Рядом хлопотал помощник. Мы с сыщиком остановились и некоторое время наблюдали за ними. Подробное описание этой процедуры пригодится вам только в том случае, если вы, что маловероятно, займетесь поисками пули, угодившей в тело между пятым и шестым ребром, а посему я эту операцию опускаю.

– Ну? – спросил сыщик.

– Да, – кивнул я. – Я подтверждаю, что убитый – Марко Вукчич, владелец ресторана «Рустерман». Если вы хотите, чтобы я подписал протокол, то подготовьте документы, а я пока должен позвонить.

Выйдя из прозекторской, я прошел по коридору к телефонной будке и набрал номер. Обычно Фриц поднимает трубку после второго или третьего гудка, а Вулф – после пятого или шестого, но на этот раз Вулф взял трубку сразу.

– Да.

– Говорит Арчи. Это Марко. У него две пули в груди и еще одна в животе. Думаю, Стеббинс уже на месте происшествия, на Пятьдесят четвертой улице, да и Кремер, наверное, там. Может быть, мне тоже поехать?

– Нет. Оставайся в морге. Я приеду посмотреть на Марко. Где это находится?

Расследуя убийства в Манхэттене вот уже больше двадцати лет, Вулф до сих пор не знает, где находится морг. Я объяснил… Подумав, что при данных обстоятельствах ему не помешала бы некоторая поддержка, и зная, как Вулф ненавидит поездки в машине, я собрался было предложить свои услуги как шофера, но Вулф уже повесил трубку.

Выйдя из будки, я подошел к сидящему за столом сержанту Доновану и сказал, что тело опознал, но Вулф хочет приехать и удостовериться сам. Донован помотал головой:

– Мне выдали разрешение только на тебя.

– Ерунда! При чем тут разрешение? Любой житель Нью-Йорка и честный налогоплательщик имеет право взглянуть на останки своих родственников, друзей или врагов. Мистер Вулф живет в Нью-Йорке и исправно платит налоги. Я сам заполняю его налоговые декларации.

– Надо же, а я думал, что ты частный сыщик.

– Да, я частный сыщик, но твой тон мне не нравится. Я, между прочим, еще и бухгалтер, личный секретарь и – заноза в заднице. Ставлю восемь против пяти, что ты никогда не слышал словосочетания «личный секретарь» и уж тем более не видел занозу в заднице.

Он даже не вышел из себя.

– Ну да, конечно, ты у нас образованный. Мне нужно получить разрешение для Ниро Вулфа. Я ведь знаю его как облупленного. Пусть морочит голову ребятам из уголовной полиции или самому окружному прокурору, но со мной его штучки не пройдут.

Я не нашелся что возразить. Вообще-то, я хорошо себе представлял, с какой публикой Доновану приходится иметь дело. К нему могли заявиться какие-нибудь проходимцы, собирающие сведения для ложного опознания, или истеричная дамочка, которой не терпится знать, не стала ли она вдовой. От таких кто угодно на стенку полезет. Поэтому я просто попытался растолковать ему, что к чему. Немного рассказал про Марко Вукчича. О том, что Марко был одним из десяти людей, к которым Ниро Вулф обращался по имени. Что в течение многих лет он раз в месяц обедал у Вулфа, а мы с Вулфом раз в месяц обедали у него в ресторане. Что они с Вулфом вместе росли в Черногории, которая теперь стала частью Югославии. Донован вроде бы слушал, но особого впечатления мой рассказ на него не произвел. Когда, решив, что изложил ему ситуацию предельно ясно, я остановился, чтобы перевести дух, сержант повернулся к телефону, позвонил в уголовную полицию и, с ходу наябедничав на Вулфа, испросил разрешение на его приезд. Потом повесил трубку и заявил, что ему обещали перезвонить.

Копья ломать из-за такой ерунды, на мой взгляд, не стоило. Тем более что разрешение он получил за целую минуту до того, как приехал Вулф. Я сам открыл входную дверь.

– Сюда, – сказал я и провел его по коридору в прозекторскую.

Врач уже вынул пулю, которая вошла между пятым и шестым ребром, и собирался доставать ту, что застряла глубже. Я увидел это, остановившись шага за три до стола. Вулф же продолжал двигаться, пока самая выдающаяся часть его тела – живот – не уперлась в край стола. Прозектор узнал Вулфа сразу:

– Насколько я понимаю, покойный был вашим другом, мистер Вулф?

– Был, – сказал Вулф немного громче обычного.

Он придвинулся ближе, протянул руку и, взяв Марко за подбородок, попытался закрыть ему рот. Однако, когда он убрал руку, рот снова открылся. Вулф хмуро уставился на прозектора.

– Мы это уладим, – заверил его тот.

Вулф кивнул, сунул руку в карман, порылся там и показал прозектору две маленькие монеты:

– Это старые динары. Я хотел бы выполнить обещание, данное много лет назад.

Врач кивнул и отошел, а Вулф положил монеты на веки своего друга. Голова Марко была чуть наклонена в сторону, и ему пришлось ее поправить, чтобы монеты не свалились.

– Вот и все, – произнес он и отвернулся. – Больше у меня нет перед ним обязательств. Идем, Арчи.

У выхода с сержантом болтал сыщик из убойного отдела, сопровождавший меня на опознание тела. Он сказал, что мне подписывать протокол не нужно, и спросил Вулфа, подтверждает ли тот опознание. Вулф кивнул и поинтересовался:

– Где мистер Кремер?

– Извините, не знаю.

Вулф повернулся ко мне:

– Я попросил водителя подождать. Ты сказал, что Марко жил на Восточной Пятьдесят четвертой улице?

– Да.

– Поехали туда.

Должен заметить, поездка в такси была для Вулфа чем-то из ряда вон выходящим. Недоверие Вулфа к машинам вообще столь велико, что, сидя в любом четырехколесном монстре, он не в состоянии разговаривать, даже если за рулем нахожусь я. Однако на этот раз он преодолел себя. Стал расспрашивать меня о Марко Вукчиче. Я напомнил, что он знал Марко намного дольше и лучше, нежели я, но Вулф ответил, что некоторые темы – например, отношения с женщинами – Марко не обсуждал с ним никогда. Я согласился, но добавил, что, насколько я знаю, Марко вообще не тратил времени на обсуждение своих отношений с женщинами – он только наслаждался ими, – и привел следующий пример. Пару лет назад, когда я однажды привел поужинать в «Рустерман» девушку по имени Сью Дондеро^[1], Марко сразу положил на нее глаз и прислал нам в подарок бутылку одного из своих лучших кларетов. На следующий день он позвонил мне и поинтересовался, не дам ли я ему адрес и телефон Сью. Я удовлетворил его просьбу, а сам тут же постарался выкинуть Сью из головы…

– Почему? – перебил Вулф.

– …чтобы дать ей возможность пораскинуть мозгами. Марко – единственный владелец «Рустермана», богатый вдовец. Сью могла бы подцепить его.

– Но не подцепила.

– Нет. Насколько мне известно, что-то у них не вышло.

– Что за черт! – выругался водитель, резко тормозя.

Не успел он свернуть с Парк-авеню на Пятьдесят четвертую улицу, чтобы пересечь Лексингтон-авеню, как его остановил патрульный. Резкое торможение лишний раз утвердило Вулфа в его нелюбви к машинам. Таксист высунулся из окна и возмущенно проорал:

– Послушайте, моему пассажиру нужен дом в этом квартале!

– Ничем не могу помочь. Улица перекрыта. Поворачивайте.

Водитель резко вырулил и подвез нас к тротуару. Я заплатил, выбрался из машины и придержал дверь, чтобы дать возможность Вулфу извлечь свою тушу наружу. С минуту он постоял, чтобы перевести дыхание, и мы направились в восточную сторону. Шагах в десяти от нас высился другой полицейский, немного дальше – еще один. Центр квартала буквально кишел полицейскими автомобилями, прожекторами, суетящимися людьми и просто уличными зеваками. С нашей стороны часть тротуара была огорожена канатом. Когда мы подошли, полицейский преградил нам путь и рявкнул:

– Переходите на ту сторону и не задерживайтесь!

– Я приехал посмотреть на убитого, – сказал Вулф.

– Знаю. Вы и еще десять тысяч человек. Освободите место.

– Я друг убитого. Меня зовут Ниро Вулф.

– Ага, а меня – генерал Макартур. Отваливайте!

Разговор мог бы получить интересное развитие, если бы вдруг в свете прожектора я не заметил до боли знакомую физиономию.

– Роуклифф! – завопил я.

Лейтенант обернулся, пристально всмотрелся, вышел из освещенного круга, вгляделся еще внимательнее и наконец подошел.

– Ну? – требовательно спросил он.

Из всех сотрудников уголовной полиции Западного Манхэттена, с которыми мы имели дело, от начальников до подчиненных, лейтенант Роуклифф – единственный, от общения с которым я просто сатанею, и, уверен, наши с ним чувства взаимны. Он-то уж точно мечтал бы видеть меня в геенне огненной, где ему как раз самое место. Поэтому, окликнув его, я предоставил право вести переговоры Вулфу.

– Добрый вечер, мистер Роуклифф. Мистер Кремер здесь?

– Нет.

– А мистер Стеббинс?

– Нет.

– Я хотел бы осмотреть то место, где застрелили мистера Вукчича.

– Вы мешаете. Мы работаем.

– Я тоже.

Роуклифф задумался. Он бы с удовольствием приказал парочке помощников отвести нас к реке и утопить, но момент для расправы был явно неудачным. Ведь случилось нечто совершенно неслыханное: Вулф едва ли не впервые в жизни вышел из дому по делу. Роуклифф понимал, что произошло нечто из ряда вон выходящее, и ему было неясно, как прореагирует начальство, если он даст волю своим чувствам. И конечно, он знал, что Вулф и Вукчич были близкими друзьями. Сделав над собой видимое усилие, он все-таки проворчал:

– Идите сюда, – и подвел нас по тротуару к фасаду дома. – Конечно, к окончательному выводу мы еще не пришли, но считаем, что дело обстояло так. Вукчич вышел из дому один. Он прошел между двумя стоявшими автомобилями, чтобы поймать такси, идущее с западной стороны. Машина, припаркованная во втором ряду примерно ярдах в двадцати к западу, – не наемная, черный или темно-синий «форд-седан» – покатила вперед. Когда она поравнялась с Вукчичем, находившийся в ней человек начал стрелять. Пока неясно, стрелял сам водитель или кто-то сидящий рядом. И мы пока не нашли ни одного свидетеля. Он упал вон там, – указал Роуклифф. – Как видите, мы еще не продвинулись ни на шаг. До сих пор нет никаких точных сведений ни о личности убийцы, ни о мотиве. Вукчич жил один на верхнем этаже, и когда уходил, с ним никого не было. Питался он, естественно, у себя в ресторане. Что-нибудь еще?

– Нет, спасибо.

– Только не сходите с тротуара. Мы хотим еще раз осмотреть мостовую при дневном свете. – И он оставил нас.

Вулф постоял с минуту, глядя на мостовую, на то место, где лежал убитый Марко, затем поднял голову и огляделся. Свет от прожектора упал ему на лицо, и он моргнул. Поскольку впервые на моей памяти он начал расследовать убийство, лично выехав на место преступления, если не считать случаев, когда его вынуждали особые обстоятельства, например когда речь шла о спасении моей жизни, мне было любопытно, какие шаги он предпримет. Уж слишком редко мне представлялась такая возможность.

Вулф начал с того, что повернулся ко мне и спросил:

– Как пройти к ресторану?

Я показал на запад:

– Четыре квартала вверх по Лексингтон-авеню, потом свернуть за угол. Мы можем поймать такси.

– Нет, мы пойдем пешком. – И он потопал вперед.

Я последовал за ним, все больше и больше изумляясь. Смерть его старого и самого близкого друга, конечно, потрясла Вулфа, ведь ему предстояло пройти целых пять перекрестков, где чудовища на колесах поджидали его на каждом углу, готовые к прыжку, но он шагал, не глядя по сторонам, словно всю жизнь только так и поступал.